***
— Всякие странные животные — это пока что лучшее, что есть в этих фильмах, — Дазай выглядит нарочито серьёзным и скрывает улыбку в стакане с колой. — Хотя то, как Гермиона ударила Малфоя в лицо, стоит всей серии этих отстойных фильмов. Чуя не сдерживает возмущённого стона и совсем слабо бьёт раскрытой ладонью по плечу незаметно смеющегося Дазая. Вечер обещает быть весёлым. — Чем тебе не нравится «Гарри Поттер»? — спрашивает Чуя с чётким недовольством в голосе. — Весь мир вырос на этих фильмах. — Я вырос немного на другом, маленькая язва, — говорит Осаму и прыскает от смеха из-за выражения лица Чуи. — Не делай такое лицо, я имею в виду, что мне всегда нравились комиксы. — Я заметил, — Накахара закатывает глаза и цокает языком. — Но кроме комиксов же что-то ещё было? Магия? Фэнтези? Нет? Дазай, играя, прижимает пальцы к подбородку, изображая задумчивость. — «Матрица», может? — говорит он неуверенно. Чуя скептически смотрит на Дазая, а тот игриво дёргает бровями. — Когда смотрел её, всегда хотел попасть на «Навуходоносор». — Это же имя вавилонского царя, разве нет? — уточняет Чуя, хмуря брови в непонятках. Дазай громко и искренне смеётся и хлопает Чую по острой коленке. — Ну ты и экспонат! — он улыбается во все тридцать два, его кольца в губах светят голубыми бликами в свете телевизора. Чую бросает в жар, и он нервно мнёт собственные пальцы. — Ты правда не смотрел «Матрицу»? А как же Морфеус? Красные и синие таблетки? Чуя кривится и качает головой. — Я не смотрю странные фильмы, тем более про какие-то таблетки, — бормочет Чуя и обхватывает небольшую подушку, обнимая её, и переводит взгляд на экран. — Ох, Чуя, ты такой... — Дазай хочет что-то сказать, но недоговаривает, только мученически стонет. — Как с тобой непросто! Такой серьёзный. Знаешь, я это так не оставлю. Дазай ставит пустой стакан на столик, встаёт с дивана и подходит к полке с дисками. — Что не оставишь? — хмуро спрашивает Накахара. — Тебя, ни разу не смотревшего «Матрицу», — говорит Дазай с улыбкой в звенящем голосе, копаясь в дисках. — Отложим Гарри Поттера с его вечными проблемами и Волан-де-Мортом и поставим «Матрицу», и... И слова Осаму настойчиво прерывает звук звонка Скайпа. Дазай подходит к ноутбуку и едва слышно ругается сквозь зубы. — Блин, Чуя, посидишь пока без меня, ладно? Я отвечу. — Но ты же собирался показать мне свою «Матрицу», — нервно говорит Чуя с обидой, но тут же замолкает и утыкается взглядом в свои колени. Чуя слышит, как Осаму тяжело вздыхает, а потом чувствует руку на своей макушке и крупно вздрагивает всем телом. — Прости, Чуя, но мне нужно решить кое-что, — Осаму мягко треплет кончиками пальцев его волосы и убирает ладонь с макушки. — Я скоро вернусь, и мы посмотрим, хорошо? — Чуя упрямо молчит, сложив руки на груди. — Скажешь мне, что я пропустил, ладно? И снова молчание. Накахара не маленький, он всё понимает, но контролировать свои эмоции всё ещё не умеет. Осаму тихо вздыхает и уходит в другую комнату вместе с ноутбуком, оставляя Чую задыхаться в одиночестве.;;;
Фильм кончается и проигрывают долгие титры. Чуя, подложив под голову подушку, засыпает под ругань из-за стены. Крики леденят кровь, заставляют вздрагивать. Чуя ранимый, а тонкий бетон не удерживает громких звуков. Чуя ранимый, и это ещё мать при жизни говорила, что у него слишком мягкое сердце. — Я полагаю, ты понимаешь, что это будет логическое завершение наших отношений, — Дазай пытается быть спокойным, но девушка на экране лэптопа кажется такой чужой. Её голос хриплый и механический из-за динамиков, и Осаму уже не помнит, как звучит этот голос в реальности. — Значит, всё? — фыркает девушка. Она старается сдержать рвущийся наружу крик — это видно по её напряжённому лицу. — Я всё понимаю, но разве ты вот так просто сдашься? Я уехала, и всё — ты сразу начал думать, что любовь долго не живёт? Дазай устало трёт виски. Любовь. Дазай не отрицает того, что Сасаки очень понравилась ему когда-то, но теперь Дазай сомневается в том, была ли это вообще любовь. Зато были хорошо видимые проблемы. Во-первых, отношения после отъезда Сасаки были похожи на интерпретированные слова Ньютона о тяготении: «Чем дальше тела друг от друга, тем меньше сила их взаимодействия». Во-вторых, исходя из первой проблемы, Дазай не видит в их отношениях дальнейшего развития событий. Сасаки — хорошая девушка, со своими достоинствами, со своими недостатками. «Если ты любишь человека, значит тебе нравится в нём всё, даже его недостатки» — лживое дерьмо, от которого Дазая выворачивает наизнанку. Для него даже все достоинства Нобуко превратились в сплошное раздражение. Он боялся уйти от Сасаки, потому что привык к ней, и это было страшнее всего. Привычка. Любовь по инерции. «Ты меня любишь? Скажи», — Сасаки вынуждала и выпрашивала, и Дазай подтверждал это, боясь обидеть, боясь разрушить утопию, а в голове крутилось лишь одно: «заткнись, заткнись, когда ты уже заткнёшься». — Сасаки, давай больше без скандалов? Не хочу с тобой ссориться. — Хотя, знаешь, ты прав, — после недолгой паузы выдаёт девушка, и её голос подрагивает от злости. — Какой смысл в наших отношениях, если ты даже толком разговаривать со мной не хочешь. Ты ведь настолько занят. — Я помогаю человеку с учёбой, Сасаки, так что да, я занят, — едва ли не сквозь зубы выговаривает Дазай и еле сдерживается от того, чтобы не психануть и не перечеркнуть хорошие отношения, сложившиеся за долгие четыре года. — А ещё я тоже учусь. И скоро я сам буду учить других студентов, и свободного времени у меня будет ещё меньше. — Опять твоя учёба. А как же я? «А что ты?» — хочется заорать Дазаю в экран лэптопа, потакая раздражению. Он и так привязал её к себе и даже не нитями — канатами. Она заменила ему социум четыре года назад, и это стало его самой большой проблемой во взаимоотношениях с другими: друзья растворились во времени, а учёба отошла на второй план. Сасаки — правда хорошая девушка, но иногда в ней слишком много эгоизма. Она всегда просит для себя всё, хочет невозможного. Ей никогда не нравились его футболки со странными принтами, вроде «теоретической физики». Ей никогда не нравилось то, что он засиживается допоздна у Тачихары, играя с ним в приставку. Ей никогда не нравилось то, как Дазай шутит, она всегда обижалась на шутливые прозвища, и она ненавидела, когда Дазай вёл себя громко и несерьёзно. Она не понимала, как можно быть таким ребёнком в двадцать два года. Она никогда не принимала то, что любит Дазай, и его тягу к наукам называла «бесполезной». «Дазай, в науке нет никакого смысла, не стоит тратить на неё всю свою жизнь», — говорила она, а Дазай молчал. Так что да, сейчас для Дазая любопытный Чуя, просящий рассказать истории о космосе, и вечер за серией фильмов о «Гарри Поттере» намного важнее, чем Сасаки, раздражающая всю его нервную систему одним своим механическим голосом. Он до последнего старался верить в то, что ещё не всё потеряно, но с каждым днём звонки Сасаки становились чаще и настойчивее, даже если он писал ей короткое «я занят», а её ревность — сильнее и отвратительнее. Дазай всё это время мог только поднимать белый флаг опущенными руками и изо всех сил стараться не вступать в скандал, но его терпение не бесконечное, и сегодня оно лопнуло. Сейчас ему откровенно говоря всё равно, на-пле-вать. Сегодня он будет синонимом слова «равнодушие», но только в личном словаре Сасаки. — Ладно, тогда всё? Логическое завершение, да? Конечно, я не перестану думать о том, что я сделала не так, и, возможно, несмотря на твой холод, мы когда-нибудь начнём всё сначала, — всего лишь розовые очки, и Дазай кривится: розовый остался в прошлом. — Тогда пока, Осаму. Удачи тебе, — говорит девушка, а Дазай чувствует внеземное облегчение. Дазай равнодушный, и ему плевать. Он захлопывает крышку лэптопа и свободно вздыхает полной грудью. Сасаки, возможно, будет думать о нём, а он сможет думать только о том, что у Чуи семидесятипроцентная C по контрольному тесту, и что он, наконец, счастлив. Время лечит, — сказал однажды кто-то шибко умный. Время — лучшее лекарство, время способно всё исцелить. Чушь собачья. Время относительно. Единственное существо, которого заботит это дерьмо, — это человек. Но Дазай не станет со всем этим соглашаться, потому что время не лечит, оно рушит всё: нежность к дорогому человеку, симпатию, дружбу и многолетнее терпение, оно рушит даже старинные бетонные сооружения, что тут говорить о человеческих чувствах? Если бы Осаму позволили применить теорию о путешествиях во времени на практике и перенестись в прошлое, в тот момент, когда у него был выбор встречаться с Сасаки или продолжать просто дружить, он бы без сомнений выбрал дружбу, потому что эти четыре года отношений — явно не то, что он хотел. Не отношения — четыре года взаимного выедания мозга. Они могли идти дальше и не тянуть за собой массивный груз «отношения по привычке» и «отношения на расстоянии», но оба с этим проебались. Нужно было всё прекращать ещё тогда, когда Нобуко уезжала, потому что в тот момент Осаму понял окончательно: им не построить любовь, которой никогда не было. За эти четыре года они только испортили многолетнюю дружбу и впечатление друг о друге. Теперь Дазаю всё равно, он равнодушный. Он не хотел портить отношения с Сасаки, не хотел, чтобы у них обоих было клеймо «бывший-который-испортил-мне-жизнь», поэтому наконец решился. Потому что он устал и ему нужно во многом разобраться: в первую очередь ему необходимо понять самого себя и то, что он хочет и во что он верит. Отношений по инерции он точно больше не хочет. И ошибаться, и путать дружбу с любовью он не хочет тоже. Только не снова. Только не сейчас. Чуя так давно волнует Дазая, но столько всего обрушилось на него за последнее время, и поэтому он блуждает в лабиринте собственных мыслей и страхов и не хочет больше ошибаться. Ему нужно всего лишь время. Дазай прячет уставшие от голубоватого света экрана глаза в ладонях, и его черепную коробку медленно выедает боль своими острыми зубами. Дайте ему, блять, пожалуйста, немного времени.***
Чуя входит в общую комнату, когда Дазай с Тачихарой, развалившись на старом диване, играют в «Mortal Combat». Скорее всего, он не знал, что у них с Тачихарой гость, потому как, заметив постороннего, он недоверчиво делает тихий отступ назад и, видимо, уже готовится бежать обратно в свою комнату, словно запуганный маленький зверёк, почувствовавший опасность, но Тачихара отвлекается от игры, заметив его, и громко подзывает. — Чуя, иди сюда, посиди с нами, — говорит он весело и машет рукой, подзывая подойти. Чуя неуверенно садится рядом с парнями на диван. — Бери чипсы, — говорит Тачихара, но Чуя морщится. Мальчик садится с ногами на диван, косясь в сторону Дазая, и, открыв свой учебник по физике, утыкается в него тяжёлым взглядом, сильно ссутулившись. «Mortal Combat» перестаёт быть таким интересным. Дазай всю игру, пока Тачихара громко и радостно восклицает от своих удач, поглядывает в сторону Чуи. А когда игра заканчивается вместе с чипсами и Тачихара идёт на кухню за другими закусками, он подсаживается ближе к Чуе, полностью проигнорировав его хорошо заметную дрожь, и заглядывает в его тетрадь. — У тебя ошибка в формуле Гука, поэтому не получается, — говорит Дазай и отворачивается обратно к экрану телевизора. Дазай краем глаза замечает, как тот, покопавшись в телефоне, начинает что-то перечёркивать, переписывать, а потом переворачивает страницу в задачнике по физике. Дазай снова смотрит в тетрадь Чуи и удовлетворённо хмыкает. — Молодец. Он прячет улыбку, заметив, как Чуя, покраснев, кивает и опускает голову в тетрадь ещё ниже. — Он мой друг и одногруппник, — невнятно говорит Тачихара, когда они остаются одни, с полным ртом пиццы или ещё какой-то дряни, и Дазай укоризненно смотрит на него. Тачихара прожёвывает, а потом говорит уже чётче. — Чуя его зовут. Накахара Чуя. — Вы одногодки? — Ага, — Мичизу кивает и, вытерев руки об спортивные штаны, берёт в руки джойстик, и издаёт смешок. — Я знаю, что он выглядит мелким, только ему об этом не говори — обидится ещё. Дазай подхватывает с подлокотника дивана свой геймпад и задумчиво крутит его в ладони. — Почему он такой... худой? — неуверенно говорит он. — Я бы даже сказал, болезненно худой. Дазай поворачивает голову в сторону Тачихары и внимательно следит за его выражением лица, но тот, только немного помявшись, говорит: — Да нормально всё с ним, он всегда был таким. Дазай хмыкает и замолкает, понимая, что Тачихара не хочет ничего рассказывать, но в голове теперь нет ничего, кроме этого странного пацана. Накахара Чуя. Первое впечатление: такое себе. Болезненно худой мальчишка, который одного возраста с Тачихарой, но выглядит значительно младше. Закутанный в не по размеру большую, наверняка не свою толстовку, с учебником и тетрадкой в руках, неловкий, ссутулившийся и глядящий на всё и всех вокруг исподлобья, недоверчиво. Неуверенный, запуганный, немного озлобленный и очень наивный. Полный ноль в математических науках, задумчивый и тихий. В нём определённо что-то есть.