Дионисус

Юнги топает к закрытой университетской студии, крепко прижимая свою достаточно увесистую сумку. Он не то чтобы в плохом настроении, он в максимально уебанском настроении. Нет, Хосок согласился ему позировать. Но на своих условиях. Мин не из тех, кто любит идти на поводу у кого бы ни было, но Хосок этот ваш злоебучий… ух, ради него можно и придушить свою гордость ненадолго. О встрече в одной из университетских студий они договорились еще неделю назад. После этого, словно по мановению волшебной палочки, Хосок начал мельтешить перед глазами Юнги: то в их корпусе за каким-то хером покажется, то в столовой глазки строит, улыбаясь своей ослепительной улыбкой, то в коридоре прижмет со словами: — Ой, извини пожалуйста. А у Юнги сердце куда-то в пятки уползает, стоит этому рослому ублюдку коснуться открытых участков кожи. Потому что руки у него мягкие, нежные и ухоженные, не то что у Юнги — потрескавшиеся и чуть сухие из-за постоянной обработки кистей, возни с мелками и карандашами. И вот прямо сейчас Мин семенит к безлюдному корпусу, чуть пригибаясь, словно опасаясь встретить кого-то из знакомых. Чуйка у кошек, как говорят, развита неплохо, и в этот раз Юнги она тоже не подвела. — Хей, — хищно улыбается высокий парень, подходя почти вплотную к Юнги. — Куда так спешишь? — Отъебись, Чимин, — почти шипит Юнги. Пак Чимин — это просто один из жизненных этапов, который Мин будет вспоминать с болью в пояснице, потому что именно этот смазливый первокур научил своего хена такому понятию как «любишь кататься, люби и попку подставлять». Именно он стал первым, кто лишил юнгиеву гейскую жопу девственности. И старший, в принципе, не жалуется, потому что… А зачем? Тебя всячески ублажают, иногда даже минет делают, дрочат, в то время, как и сзади тоже приятно — одни лишь плюсы. Вроде бы. Но нет. Есть у всего этого один огромный минус — Юнги после всего этого еще пару дней нормально сидеть не мог обычно. А после первого раза так вообще с температурой свалился. Поэтому сейчас он предпочитает быть сверху, что бы там по поводу размеров его члена ни говорил Тэхен. — Чего так грубо? — Пак прислоняется плечом к стене тем самым преграждая дорогу старшему. — Ты со мной че, заигрываешь что ли? — щурится Юнги, сильнее прижимая к себе сумку. И дело не в ней сейчас, а в том, что он терпеть не может вот такие вот сопливые заигрывания, словно он девчонка какая-то там, к которой нужно с кабэ-доном подходить, чтоб растаяла. — А если и да? — облизывается Чимин, откидывая театрально челку с глаз. Юнги смотрит исподлобья хищно, разве что не шипит как настоящий кот, скалясь и показывая клыки. — Че тебе надо, Пак? — Юнги собирается с силами и, скрестив руки на груди, впивается взглядом в младшего. — Я спешу на занятие и вот этими всеми твоими штуками заниматься мне некогда. Есть дело — говори, заебал. Чимин чуть склоняет голову, приближаясь своим лицом к Юнги категорически близко, но старший и бровью не ведет, лишь переводит глаза, а затем возводит очи горе с тяжелым выдохом. — Ты там дорам вчера пересмотрел? — сбивает весь игривый настрой Юнги и Чимин моментально выпрямляется. — Вот почему ты такой, хен? — куксится Пак, все же цепляя кончиком пальца лацкан на цветастом пиджаке Юнги. — Какой? Умеющий тебя на хуй послать? Ну, извини… Юнги не успевает договорить, так как сначала затихает, увидев широко раскрытые глаза Чимина, смотрящие куда-то за спину Юнги, а потом и вовсе не смог, потому что… Потому что кто-то его наглым образом засосал. Почему «кто-то»? Потому что ему, подойдя со спины, накрыли глаза рукой и притянули к себе, не оставляя и шанса. Длинный горячий язык нахально проник в небольшой ротик Юнги и начал там по-хозяйски орудовать, создавая самые что нинаесть развратные звуки. Мин не часто вот так позволяет себя засасывать, но запах кажется ему уж очень знакомым. — Прости, котенок, — шепчет Хосок, прижимаясь щекой к покрасневшей от смущения юнгиевой. — Думал, что ты будешь меня ждать у корпуса. Чимин все так же стоит с широко раскрытыми глазами и открытым ртом, того и гляди задохнется, потому что, кажется, забыл как это — дышать. А Юнги все сильнее алеет, смущенно свои узенькие глазки прячет. — Добрый день, — совсем не ласково говорит Хосок и протягивает руку Чимину. — Я Хосок, приятно познакомиться. Пак тупо берется за тонкую, но в то же время, такую крепкую руку и пожимает в ответ. — Чимин. Приятно познакомиться, — глухо отзывается парень и тут же начинает потеряно смотреть по сторонам. — Ну… Я пойду, пожалуй. Пак звучит очень неубедительно и даже смешно, поэтому Юнги чуть хмыкает и поправляет сползшую лямку сумки на плече. — И что это было? — выгнув бровь, интересуется Юнги, следуя за парнем. — Что? — Хосок оборачивается на голос и задорно улыбается. — Мне показалось, что тебе нужна помощь. Ну вот я и протянул руку. — Язык, — ухмыляется младший, придерживая дверь в здание. Свободная студия — это своего рода небольшая аудитория, как та, в которой они писали с натуры Чонгука итоговую работу, но поменьше. Сюда разрешено ходить студентам художественных факультетов по предварительной записи. Юнги уже не первый раз пользуется услугами университета, так как заниматься дома почти не предоставляется возможным. — Располагайся, — по-хозяйски деловито командует Юнги, сбрасывая сумку с листами в одну сторону, а другую прижимая к себе сильнее. Чон следит глазами за торбой и ухмыляется. А Юнги видит и рычит про себя, но на вид остается все таким же добродушным котеночком. — Мне раздеваться? — как-то излишне эротично спрашивает Хосок, а Юнги напрягается с еле слышным «блять». — Да, можешь раздеваться. Чтобы не замерзнуть накинь пледик какой-нибудь. — Какой? «Да блять любой, только перестань таким голосом отвечать», — борется с собой Юнги. — Вон лежит на подиуме. Можешь прикрыться… им… Хосок зря времени не теряет: скидывает одним движением плеч с себя кожанку, открывая вид острые плечи. Он с виду худоват, но если присмотреться, что и делает Юнги, прищурившись, то можно заметить тонкие ленточки мышц на спине. Они тянутся от линии плеч, огибая лопатки. А руки… Ах, Юнги просто ахуел с их архитектурности. — Что? — придерживая в руках куртку, оборачивается Хосок и игриво посматривает на парня. Юнги скрывается в соседней подсобке, где спрятаны краски и прочая утварь. Нет, инструменты, как у любого хорошего художника, у него свои. Но вот выполнять условия Хосока прям вот так сразу он не может. Пока Мина нет в комнате, Хосок мелко хихикая снимает с себя остатки одежды. Разумеется, Чон очень сообразительный мальчик: он знает зачем его привел сюда Юнги, чего он от него хочет и то, что просто так старший в эти цепкие кошачьи лапки не дастся. Он закрывает дверь в аудиторию на замок и на всякий случай подпирает дверь стулом. Ну его на хуй, вдруг кто потревожит? А Хосок не любит, чтобы его тревожили: во-первых, у него секса не было с месяца два-три, так как в универе гея днем с огнем не сыщешь, во-вторых, нужно переплюнуть Чонгука, потому что он уже, а Хосок еще не. Так дело не пойдет, тут уже чисто спортивный интерес. Ну, и в-третьих, самое важное, Юнги реально хочется. Он весь такой неприступный, гордый и даже дерзкий по универу ходит, выебывается. Такой весь из себя гордый, что хочется взять и вытрахать всю эту надменную дурь. Возможно, это и не надменность вовсе, а он просто говнистый из себя, но это Хосоку предстоит узнать, если все пойдет хорошо. Чон складывает аккуратно свои пожитки на деревянный стул и занимает место на подиуме. «Тут, блять, что, все стулья со времен дедушки Ленина?!» — ворчит про себя Хосок, вскакивая с деревянной поверхности, чувствуя как в жопу входит заноза. Стул тут же идет на хуй, и Хосок просто присаживается на подиум, сложив локти на коленях и сложив руки в замок. Чуть поворачивает голову в сторону, где стоит зеркало, смотрит и уголком рта ухмыляется. «Пиздатый, че уж тут», — он проводит рукой по густым волосам, пропуская темные пряди сквозь пальцы. Отвлекается через секунду, заслышав неловкое шуршание в стороне мольберта. — Гото… в? — последнюю букву Хосок проглатывает, потому что Юнги — это пиздец. Чон, конечно, представлял, что котенок этот может быть сексуальным в такой вот ситуации, но чтобы настолько… Юнги дует губки, скалится, а не улыбается, юбку посильнее тянет вниз, но кружевные подолы не дают прикрыться настолько, чтобы вставший член не было видно. Да, Мин должен признать, что наряд кошечки-горничной заводит настолько, что тушите свет, у парня развивается какой-то фетиш. Черный хвостик с белой кисточкой на конце аккуратно пришит к подолу юбки, поэтому забавно дергается, когда Юнги силится прикрыть свое вот-это-вот-стоячее. Дерг. Дзын. Отзываются колокольчики на самом кончике. Хосок довольно тянет улыбку и сильнее сжимает пальцы, почти до бела, потому что сейчас очень хочется сорваться и нагнуть этого котика. — Нет, ты, конечно, пиздец тот еще извращенец, — сетует покрасневший Юнги. — Ну, а тебе, как я посмотрю, очень даже нравится, — бровь старшего похотливо изгибается, и Юнги отводит взгляд, потому что, ну да. Ему нравится то, как его сейчас глазами своими этими глубокими и блестящими поедает Хосок, как он натужно дышит и губы пересохшие облизывает. И да, Юнги победно скалится, бросая взгляд на пах молодого человека. Стоит там колом. И глаза его горят еще ярче, когда видят насколько большой этот самый кол. — Кхм, — прочищает горло Юнги, беря себя в руки и вышагивая до мольберта. Раз уж такая пьянка, то он тот, кто в выгодном положении и можно даже немного повыебываться. Собственно, ничего нового. Мин чуть склоняет голову набок, выглядывая из-за мольберта, из-за чего по аудитории доносится новый звон колокольчиков с его шеи. Да, к этому всему безобразию еще и чокер прилагался. — Будь добр, заведи руки за спину и обопрись на них, — командует Юнги, покручивая в пальцах карандаш. — Так? — Хосок медленно откидывается и опирается на руки, расставленные не так широко. Его острые ключицы тут же засверкали, а живот напрягся, удерживая своего великолепного владельца в таком положении. Он поглядывает из-под темной челки на Юнги и улыбается одними лишь губами; глаза поблескивают от жадности и похоти. Мин прямо каждой клеточкой тела чувствует эту животную страсть, что источает Хосок. Да и видит, собственно, тоже. Юнги наносит грубые штрихи, создавая силуэт утонченной фигуры. И вот так не хочется делать эти неаккуратные штрихи, хочется сразу сделать красиво, плавно, нежно. Чтобы плотная бумага впитала в себя образ человека, запомнила навсегда. Спустя минут тридцать Чон встает и проходит к своим брюкам. Юнги лишь возмущенно на него смотрит, но не успевает и слова сказать, как Хосок поднимает примирительно руки, показывая портмоне и телефон. — Вспомнил, что позвонить нужно, извини, — как-то излишне спокойно произносит Хосок. Все эти добрые тридцать минут Хосок был похож на животное, даже не улыбнулся ни разу. А тут — светится весь, как лампочка новогодняя. «Ну, хуй его поймешь», — думает Юнги и, поправляя уже вполне себе ставшую удобной юбку, проходит к тумбочке с палитрой. Собрав все необходимое в охапку, Юнги поворачивается обратно к мольберту, а потом… «Сука!» — Мин складывается в три погибели, а затем зло бросает взгляд в сторону Хосока. — Ты, блять, нереальный извращенец! — выпаливает Юнги, собирая с пола упавшие кисти и палитру. — Поговори мне еще тут, — почти басит Хосок и демонстративно, повернув экран к Юнги, повышает обороты. Мин знает зачем они тут, он знает, зачем ему выдали пробку вместе с костюмом, которую он сегодня утром себе и вставил. Но он, сука, и подумать не мог, что этот прибор Дьявола на беспроводном управлении еще ко всему же. — Рисовать будем? — скалится и облизывает нижнюю губу Хосок, пряча за спину смартфон.