Дионисус

Тэхен зависает возле одной из полок в строительном отделе. Он наклоняет свою «мятную» головушку то влево, то вправо, внимательно рассматривая полку и ее содержимое. Можно было бы подумать, что Тэхен разбирается в ремонте и прямо сейчас он просто с осторожностью выбирает нужный ему инструмент, но… — Чего завис? — Чонгук шлепает парня по заднице и широко улыбается кроличьей улыбкой. Тэхен лишь поворачивает молча голову с абсолютно нечитаемым взглядом. — Эм, Тэ? Чонгук пару раз щелкает перед лицом Тэхена и, поправив связку плинтусов на плече, чуть пригнулся, как бы заглядывая в лицо Кима снизу. — Алло-алло? Земля вызывает. Тэхен резко выпрямляет руку и тычет пальчиком в сторону стеллажа. Чон провожает взглядом жест и приподнимает бровь. — Ты хочешь сесть на крюк? — Тэхен сначала не слышит, а потом, словно очнувшись, мотает головой. — Чего, блять? Какой крюк? — Ну ты тычешь на гарпун какой-то, я откуда знаю, что у тебя в голове? — Чонгук хихикает и трепет Тэхена по голове. Ким лишь исподлобья смотрит на это, терпит, выдыхает через нос. — Так! — он выворачивается от руки Чонгука и выпрямляется. — Гарпуны, крюки и прочая непонятная морская херня меня не интересует. — А что же тебя интересует? — спокойно спрашивает Чонгук. — Веревка! Чонгук быстро моргает, приоткрывает рот и склоняет голову чуть на бок. — В… Веревка? — на всякий случай переспрашивает младший. — Да! — Тэхен чуть подается вперед и виснет на согнутом локте Чонгука, что как бы ни разу не романтично, потому что плинтусы тоже весят немало. Чон морщит нос, но сильнее напрягает мышцу, удерживая возбужденного Тэ. — Просто представь: эта красная веревка может очень красиво смотреться на мне! Ким аж светится весь, сияет. Его прям трясет от переполняющих эмоций. А вот Чонгуку как-то не весело. Веревка? Правда? У художников не такое уж редкое явление — суицид, но чтоб, предвкушая его, вот так вот возбуждались… Это просто за гранью. Чонгуку еще не приходилось сталкиваться с людьми, склонными к таким вещам, он никогда не оказывал первую помощь и уж тем более из него максимально хуевый психолог. Но то, что он знает точно, так это то, что Тэхена срочно нужно уводить из этого отдела. И вот с тех пор для Чонгука начинается сложная пора. Тэхен периодически скидывает ему картинки с веревками, узлами, статьи о том, из чего веревки делают. Пупсик: Ты посмотри только! Какое красивое плетение у этой веревки! Пупсик: *изображение* Чонгук опускает телефон и потирает переносицу. — Чего не весел, нос повесил? — кладет руку на плечо Хосок. — Я переживаю за Тэхена, — грустно отвечает Чонгук. Хосок вскидывает брови и чуть отстраняется от друга, всматриваясь встревоженным взглядом в лицо Чона. — Что стряслось? — Кажется, у Тэхена проблемы… мм… с головушкой, — Чонгук нервно жует губу. — Он думает о самоубийстве. Глаза старшего превращаются в блюдца. Он хватает друга за руку и отводит в сторонку. — Ты уже позвонил в службу поддержки? — шепчет он. — Да, — так же шепотом отвечает Чонгук. — Я позвонил в службу поддержки, рассказал им о случившемся. Они порекомендовали прийти с ним к ним на консультацию. Хосок задумчиво потирает подбородок. — А как вообще это выражается? Он замкнулся в себе? Говорит с тобой вообще об этом? — Еще как! — восклицает Чонгук. — Он постоянно скидывает мне веревки, все об узлах. Говорит, что хочет, чтобы я помог ему с этим, когда придет время… что? Чонгук хмурится, когда смотрит на друга. Хосок прячет лицо в руке и чуть подрагивает. Сначала у него трясутся только плечи, а затем он начинает ржать во весь голос. — Ты че ржешь?! Это серьезно! — Это у тебя проблемы с головушкой, — сквозь смех отвечает Хосок. — В смысле? — теряется Чонгук. — В коромысле! — Хосок отмахивается от друга и возвращается на место. И вот почему-то теперь действительно становится не по себе: парень хочет убить себя при помощи него — Чонгука, а друг совсем кукухой поехал. Чон еле высиживает пары и сломя голову несется в корпус пиздушно-воздушных созданий (художников). Хосок машет ему воображаемым платочком и им же вытирает несуществующие слезы. — А его нет, — тупо улыбается какая-то девчонка. — Отошёл? — пытается выяснить Чонгук, но с этой вот мадам говорить очень сложно. Сложно не только ему, но и однокурснице Тэхена — Соен. Она с ним не то что говорить не может, дышать-то трудно! Весь взмыленный, черные волосы вьются от влаги, а челка непослушно спускается на глаза. Ниже подбородка вообще смотреть страшно! Ведь там белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, рукава закатанные до локтей и мышцы, перекатывающиеся туда-сюда, когда Чонгук руки то расслабляет, то снова на грудки собирает. Соен облизывается, так как ниточка слюны, свисающая с уголка рта, выдавала в ней заинтересованность. — Его весь день… не… было, — Соен скользит взглядом от косой линии ключиц ниже. — Спроси у его друга Юнги. Чонгук мысленно дал себе подзатыльник за собственную недогадливость и побежал к аудитории параллельной группы. — А… — девушка залипает на Чонгуке, собирающего волосы со лба на затылок. — Его нет сегодня. Не приходил на пары. «И вот что это может значить?», — Чонгук набирает номер Тэхена и слушает нудные длинные гудки. «И почему ты не берешь трубку?!» — сам на себя уже отчего-то злится Чонгук. — Хен! — истерично кричит в трубку Чон, дозвонившись до старшего. — Тэхен не берет трубку. — Убивает себя, наверное, — смеется Хосок. А вот младшему не до смеха; он в прямом смысле рычит на хена. — Это не смешно, Хосок! — забыв про вежливость, произносит Чонгук, запрыгивая в автобус. — Я еду к нему. — О… — внезапно произносит Чон-старший и бросает трубку. Чонгук пару раз хлопает глазами и смотрит безмолвно на экран телефона. Автобус следует, как и положено, со всеми остановками. Если бы Чонгук мог, он бы всенепременно бежал впереди него, но, бегая по корпусу, и без того заебался. Хотелось пить, хотелось в душ, хотелось поближе к своему любимому Тэхену. Хотелось скорее разобраться во всем. На нужный этаж Чонгук влетает кометой, а заметив приоткрытую дверь и услышав громкий звук, врывается без стука. — Тэхен! — кричит Чонгук, забегая в комнату хена. — Пожалуйста, не делай… этого… блять. Глаза Чонгука всегда были большими — уродился вот такой красивый, но сейчас… От удивления он открыл рот, прислонился плечом к дверному косяку и положил руку на лицо. Теперь понятно, отчего так ржал Хосок. — Гукки-я, — плачет Тэхен, — помог-ги… И вот Чонгуку радоваться нужно, что любимый его не повесился, но почему-то помогать ему совершенно не хочется: Тэхен стоял на коленях склонив голову; его руки были заведены за спину, стянутые толстенными, с большой палец примерно, веревками, туго привязанные к бедрам. Младший медленно обошел парня и громко сглотнул: на спине шла череда из искусных узлов, которые лежали ровно на ребрах, словно копировали строение хрупкого тела. Ступни, сведенные вместе, так же были связаны веревкой. От узла возле пяток шел канат, переходящий в тугой узел из веревок, идущих от кистей рук. Сверху шло другое плетение, которое сковывало движение плеч: паутина из веревок плотно лежала на предплечье и уходило к лопаткам, опрокинутая через подмышки и проброшенная через шею. Если Тэхен сделает хотя бы одно движение ногами, то тут же начнет себя душить; одно движение шеей — он тут же завалится на пол, так как пальцы ног оторвутся от пола. Чонгук, словно ворон, обходил старшего по кругу. Молча, пристально рассматривая узелки. Тэхен же просто бессильно хныкал и что-то твердил про: «Юнги, сука-падла, убью». Чонгук присел на корточки перед Тэхеном и осторожно приподнял его лицо за подбородок. Старший был красный как рак. Не то это от приливающей крови, не то от сдавливающих ощущений, не то от стыда. Но Чон не считал, что ЭТОГО нужно стыдиться. Вопросы, конечно, у него имелись, но разберется с ними потом. Нити, что сплетались на бедрах, были осторожно вплетены в ряд узлов вокруг области паха. Член, что стоял колом, был в центре какой-то пентаграммы, судя по всему, специально сплетенной из другого типа нитей — более тонких. — Гукки, — скулил Тэхен, — помоги… Чон ухмыльнулся и коснулся кончиком пальца розовой головки; член тут же заинтересованно дернулся, а Ким шумно выдохнул. Тогда Чонгук повторил это движение еще несколько раз. — Блять, — ругнулся Тэхен, — подрочи ты мне уже! Сил нет! Просьба эта прозвучала скорее как угроза, нежели нетерпеливый скулеж, который обычно описывают в романах. Тэхен поднял голову и прищурился. — А не то, я попрошу это сделать того, кто меня связал, — и облизнулся. По-блядски так, зазывно. Чонгука аж предернуло от такого взгляда. Чонгук положил разгоряченную ладонь на влажный стояк и медленно провел вниз. Тэ протяжно застонал и откинул голову на спину. Веревка угрожающе натянулась на шее, вдавливаясь в медовую кожу. Тогда Чонгук повторил, снова и снова, ускоряя темп. У самого младшего стоит сейчас так, хоть лес руби, но пока — главное перед ним. В каплях пота, с прилипшими голубыми прядями на лбу, с затянутыми в веревку руками и ногами. Тэхен стонет так, словно вот-вот разорвется на мелкие кусочки. Кончает Ким быстро; он обессиленно опускает голову и, ожидаемо, заваливается вперед. Чон тут же хватает его за плечи. — У тебя руки посинели, — хрипит Чонгук, посматривая на красные следы от веревки на кистях рук. Тэхен мелко подрагивает и посмеивается. — Ну так ты бы еще дольше шел, я б вообще весь посинел, — он шумно выдыхает в плечо парню. — Почему ты прямо не сказал, что хочешь попробовать шибари? — Чонгук осторожно дергает за главный узел, ослабляя напряжение веревок. — А я разве не говорил? — удивленно вскидывает бровь Тэхен, будучи поставленным обратно на колени. — Нет… — Чонгук ослабляет следующий узел, высвобождая правую руку. — Но я же говорил про веревки и узлы тебе кидал, — вторая рука на свободе, и Тэхен яростно растирает натертую кожу. — Я думал… Думал, что ты…

***

— Хочет покончить с собой, — ржет, словно лошадь, Хосок, обнимая за талию Юнги. Младший блокирует телефон и прячет обратно в карман. — А откуда ты вообще знаешь, как правильно связывать людей? Чон тыкает пальцем в ребро Юнги и заставляет того чуть выгнуться. — Айщ… — дергается младший, — да так, был опыт. — Опыт? — выпрямляется Хосок и заглядывает в глаза Юнги. Младший лишь выгибает бровь и хитро улыбается. — И какой же еще у тебя был опыт? — Кто знает… — Юнги облизывается. — Кто знает…