Сборник разнофандомных однострочников

Фенрис пришел в Висельник с четким намерением напиться и забыть обо всем. Или забрать бутылки в поместье и напиться там. Мало ли что он может сболтнуть на пьяную голову. И если подробности его жизни в рабстве у тевинтерского магистра уже никого не интересуют, то рассказывать всему кабаку, что он сбежал от единственной женщины которая была ему небезразлична, совершенно не хотелось. Как и о том, что эта женщина вскоре нашла утешение в объятиях другого. Фенрис положил монеты на стойку, стараясь не касаться отродясь не мытой липкой деревянной поверхности и сделал знак Корфу, Бармен понимающе кивнул и скрылся в подсобке. Эльф тем временем огляделся. Изабеллы не было и это хорошо, зато на лестницу на второй этаж падал отблеск света из камина в ближайшем номере, а это значило, что Варрик дома. Это уже лучше. Перед тем как возвращаться в поместье, Фенрис не отказался бы сыграть партию-другую в алмазный ромб, просто чтобы отвлечься. Посмотрев на бутылки красного антиванского, выставленные перед ним Корфом, Фенрис довольно кивнул, собирая их со стойки и складывая в сумку. Вино было дорого, но к местному пойлу, гордо именовавшемуся "пивом" эльф испытывал почти непреодолимое отвращение. Нектар же вроде Агреджио был ему не по карману, да и зачастую, не по настроению, После бутылки, распитой на годовщину его побега вместе с Хоук, вкус этого вина напоминал ему о ней. И о его собственной глупости. Он пересек зал, лавируя между столами и пьяницами, многие из которых уже на ногах-то не держались и неспешно поднялся по скрипучим ступеням на второй этаж. Варрик часто говорил, что прибрав, наконец, Висельник к рукам, он все тут отремонтирует и почистит, но время шло, а Висельник не менялся. Видимо, гному до сих пор не хватало влияния в определенных кругах, чтобы сделать кабак своей единоличной собственностью. Возможно, это даже было как-то связано с нежеланием Варрика вести дела с Торговой Гильдией. Занятый собственными мыслями, эльф подошел ко входу в люкс Варрика, как вдруг услышал голос человека, с которым хотел бы сейчас встречаться меньше всего. Или встретиться для того, чтобы вырвать одержимому сердце. — Это конец, — говорил Андерс. И в голосе его было нечто такое, что заставило эльфа примерзнуть к щелястому полу и прислушаться. — О чем ты, Блонди? — мягко спросил Варрик, судя по звукам, расхаживая по номеру, раздался стук, а потом тихое журчание, — Выпей и рассказывай. Еще вчера ты говорил, что все прекрасно, просто светился от счастья. — Я такой дурак, Варрик, — глухо проговорил маг. — Было бы лучше, если бы я ей не признался, было бы лучше, если бы я ее не целовал, не входил в ее дом... Фенрис напрягся, слушать о том, что одержимый вытворял с Хоук было невыносимо. От того, чтобы уйти удерживал только странный тон Андерса, отчаяние в его голосе. — Блонди, ты же знаешь, я не самый лучший советчик в любовных делах, — кресло скрипнуло под тяжестью садящегося в него гнома. — Но если тебе будет легче, расскажи мне что стряслось. Клянусь, в мои завтрашние истории это не войдет. Фенрис слышал, как Андерс тяжело вздохнул: — Я пришел к ней домой. Я думал... Я надеялся... Мне показалось, что она сама этого хотела. Мне кажется, что даже все бы получилось, если бы я не задал один вопрос. — Какой? — Варрик был абсолютно спокоен, но при этом серьезен, не допуская своих обычных шуточек. — Я спросил, точно ли я ей нужен, или она делает это только назло Фенрису. Сказал что-то нелестное в его адрес, — маг невесело усмехнулся, а Фенрис возле двери весь превратился в слух. — Я даже не знаю, почему не догадался раньше. С моей стороны было слишком самоуверенным надеяться на положительный ответ. — Андерс помолчал, а потом как бы через силу, продолжил: — Мне показалось, она меня на месте испепелит. Кажется, как маг она гораздо сильнее меня. Такое, чтобы гнев ощущался почти физически, я раньше видел только у Стража-Командора, но тогда все было по другому... Она сказала: — Не смей так говорить о Фенрисе! И ее лицо... Святая Андрасте, она все еще любит этого дикого пса! Я такой дурак, Варрик, — маг подавленно замолчал. А Фенрис привалился к стене, уже не слушая что Варрик говорит Андерсу, а только чувствуя, как ком подкатывает к его собственному горлу. На неверных ногах спустился вниз и вывалился из Висельника прямо под проливной дождь. Прошел недалеко, и сел на ступеньку крыльца какого-то дома, не обращая внимания на потоки воды и хлюпающую грязь под ногами. Он обхватил руками свою беловолосую голову, в которой стучалось: "Она меня любит..." Хотелось немедленно бежать к ней, требовать подтверждения слов Андерса, подтверждения того, что она принадлежит ему самому. Но тут он вспомнил, почему оставил ее и застонал. — Что с тобой, дитя? — смутно знакомый голос ворвался в его смятенное сознание. Фенрис поднял голову. Перед ним под дождем стояла преподобная мать Эльтина. Почему-то без эскорта и не в паланкине, промокшие седые волосы липли к щекам. В руке ее была корзина, похоже, она ходила в детский приют, расположенный неподалеку. Фенрис поднялся в растерянности. Он не был глубоко верующим и не знал, о чем говорить с ней. Прозрачные серые глаза изучили его, отмечая все подробности. Потом в их глубине что-то изменилось, как меняется кристалл горного хрусталя, когда в нем преломляется свет, и она протянула ему свою корзину: — Помогите мне донести это, юноша. Фенрис покорно встал, принимая корзину и ничего не говоря, пошел за ней. В принципе, ему было все равно куда идти и что делать, лишь бы не терзаться необходимостью выбора, лишь бы не видеть улыбающегося лица Хоук перед собой и не желать его так страстно, как ребенок желает луну с неба, и не выть как волк на ту такую близкую и такую недосягаемую луну. Эльтина, ни слова не говоря, привела его в Церковь. Фенрис остановился у дверей, протягивая ей корзину и желая скорее распрощаться. Правда он еще не знал, куда пойдет. Дождь до сих пор не кончился и он уже вымок насквозь, но возвращаться в имение не хотелось. — Твое сердце ищет покоя, дитя, — обратилась к нему Эльтина, не торопясь забирать свою корзину из его рук, — Ищет и не может обрести. Войди в Церковь, возможно, ты сможешь найти его здесь. Фенрис недоверчиво посмотрел на нее, но тем не менее, последовал за преподобной матерью. В Церкви пели. После вечерней службы церковный хор еще продолжал петь некоторое время, звуча уже не так торжественно, а скорее умиротворяюще. Фенрис хмыкнул, заметив среди поющих Себастьяна. У него действительно неплохо получалось. — Я не думаю, что тебе нужна проповедь, — сказала Эльтина, улыбаясь ему, — Но атмосфера здесь очень способствует обретению душевного покоя. Мир тебе, дитя. Надеюсь, ты не будешь против, чтобы я оставила тебя. В моем возрасте мокрые одеяния не сказываются благотворно на здоровье. — Она коснулась его плеча, и пошла по проходу между скамьями. Фенрис проводил ее взглядом, а потом огляделся. Насчет душевного покоя он не был уверен, но это место было возможно, лучшим, чем бесцельно бродить под дождем. Он сел на ближайшую лавку и задумался. — Фенрис? — удивился Себастьян, спускавшийся с хоров и увидевший знакомую белую шевелюру в задних рядах скамей для прихожан. Он хотел было подойти к эльфу и поприветствовать его. Но когда шагнул в ту сторону, его поймали за рукав. — Оставь его, — сказала преподобная мать Эльтина, тоже глядя на эльфа, — Я еще поговорю с ним, если он не найдет ответа на свои вопросы. Но не сегодня. Себастьян неуверенно посмотрел на свою духовную наставницу и отступил. А Фенрис долго сидел на скамье, погруженный в свои мысли и переживания. Потом поднялся и медленно побрел к выходу. — Не сегодня, — задумчиво повторила Эльтина и покачала головой, провожая его глазами.