Не оставляй меня в одиночестве / Don_t Let Me Be Lonely

Почти всю неделю Сэм спит. Просыпается он минут на пять, этого достаточно, чтобы впихнуть в него немного еды и воды, и чтобы Рик и прочие не впали в панику по поводу возможной комы; но это не так долго, чтобы можно было с ним как-то пообщаться. Персонал обеспокоен, они хотят, чтобы Сэма перевели в больницу, но Дин не позволяет, даже понимая, как плохо это выглядит. Сэму не нужна больница – ему нужно выспаться. Раз за разом, просыпаясь, его сознание становится чуть более ясным, и Дину удаётся рассказать ему основное: что он больше года был без души, что он пострадал на охоте, что теперь его тело не функционирует так, как надо – но не волнуйся. Сэм бодрствует не настолько долго, чтобы успеть как следует отреагировать на то, что рассказывает Дин; и Дин со страхом ожидает того момента, когда Сэм проснётся полностью – а он проснётся – и начнёт выспрашивать детально: что он делал, когда был без души? что тогда делал Дин? они были вместе тогда? а если нет, то где был Дин? и почему Дин бросил его? Дин почти рад, что у него есть отсрочка от необходимости разъяснять эти подробности. Он снял номер, комнату с двумя кроватями, в расположенном рядом мотеле, который выглядит грязноватым снаружи, но внутри - довольно миленько. Одеяла из настоящей шерсти, а не привычная дерьмовая синтетика, от которой всё чешется; обои неяркого спокойного синего тона. Ванная комната очень большая и полностью приспособлена – вдоль всех стен идут поручни. Недалеко расположен минимаркет с большим выбором замороженных пицц и гигантским холодильником, наполненным пивом. Дин этот холодильник навещал каждый вечер, возвращаясь из Дома Моны. Он думал, что теперь, когда Сэм вернулся, ему легко удастся сократить выпивку, но он всё ещё пьёт по упаковке в день, не меньше. Он попытался было возобновить свои учётные записи потребления спиртного, но быстро прекратил, поскольку – если честно – легче об этом не думать совсем. Ему и без того есть чем заняться. Большую часть времени, проводимого не с Сэмом, он сидит за ноутом и на телефоне, пытаясь подготовиться ко времени, когда Сэма выпишут. Им нужно постоянное место для жилья, совершенно ясно. И Дину надо найти работу, на которой он мог бы зарабатывать достаточно, и работу легальную. Он долго обсуждает это с Бобби. У него есть несколько идей, в разной степени ужасных, и он не может от них отвязаться. Чем больше он обдумывает это, тем больше укрепляется в своих намерениях. – Тебе жить, – говорит Бобби наконец, понимая, что отговорить Дина не в его силах. – Делай, как решил. Полагаю, если это не сработает, можно будет и переехать. И вот, после восьмидневного ожидания, придя в Дом Моны, Дин видит, что Сэм сидит прямо, глаза у него ясные, и он впервые полностью пришёл в себя. – Я делал кое-что, – без преамбул говорит Сэм, когда Дин садится на своё обычное место у его кровати. – Я вспомнил. Когда я не был я. – Кое-что? – осторожно повторяет Дин. – Кое-что плохое, – говорит Сэм, и смотрит на свои руки. – Случилось много ужасного. – Да, – говорит Дин. – Мне жаль, Сэм. – Сколько я здесь уже? Дин неловко шевелится. – Около трёх месяцев. – Ненавижу это. Хочу домой. – Насчёт этого, – говорит Дин. – Нам надо поговорить об этом. Сэм поднимает правую руку и пытается дотронуться до своего носа, его пальцы судорожно дергаются вокруг, затем утыкаются в лоб. – Видишь, – говорит он. – Я не могу. Дин переглатывает. Тяжело слушать, как Сэм говорит, он звучит так непохоже на себя, на любого себя, любое своё воплощение в недлинной его жизни – ни на угрюмого подростка, которого Дин так хорошо помнит, ни на упрямого юнца, ни на полного ярости и мести мужчину. – Ты вспомнил, да? – спрашивает он. – Вспомнил, что случилось? – Мой мозг трахнуло, – говорит Сэм. – Вроде как, – соглашается Дин. Сэм глубоко вздыхает. И говорит очень чётко: – У меня проблема с формулированием предложений. – Проблема? Тебе не кажется..? – Погоди, – Сэм говорит, кидая на Дина такой знакомый ему хмурый свой взгляд. – Дай я попробую. – Ладно, – говорит Дин и обнаруживает, что чуть улыбается. – Прости, приятель, больше не перебью. – Я думаю, это не в мозге, – говорит Сэм, – То есть... я думаю, это просто... – он запинается. – Непривычно. – Ты говорил нормально до того, – предлагает Дин. – То есть, ты, который без души. И врачи говорили, что у тебя не будет больших проблем с речью. – Да, – говорит Сэм и кивает медленно. – Здорово. Так что, мне просто надо... тренироваться. Но я хочу, чтобы было не так громко. – О чём ты – громко? – спрашивает Дин, но Сэм не успевает ничего сказать – в дверь стучат потихоньку, и Рик заглядывает в проём. – Ещё не спишь, вижу, – говорит он. – Ещё не сплю, – соглашается Сэм, и у него на мгновение проступают ямочки. У Дина от этого голова идёт кругом. – Как себя чувствуешь? – Лучше, – говорит Сэм. – Спасибо. – Мы хотели бы забрать тебя, чтобы провести несколько тестов, – говорит Рик. – Как думаешь, ты готов к этому? – Думаю, что готов к этому, – отвечает Сэм, и Рик входит. Дин нервно задумывается, все ли те "большие успехи" бездушного Сэма, которых он, очевидно, добился, останутся у Сэма настоящего. Но, к счастью, похоже на то – Сэм смог выпрямиться и спустить ноги с края кровати без чьей-либо помощи. Он одет в спортивные штаны и старую футболку Дина, которая раньше была ему тесна в плечах, а сейчас сидит как влитая. Дин рад, что на нём не больничная рубашка и не зелёный костюм, подобный тому, какой носит Рик. Он больше похож на самого себя в этом. Дин отодвигает свой стул, чтобы Рик мог подойти и помочь Сэму закрепить его запястья в паре серебристых костылей – они удерживаются синими ремешками, фиксируемыми липучкой. На самом деле, помощь Рика не так уж и нужна. Сэм, к большому облегчению Дина, хоть и не очень уверенно, но почти всё делает сам. Странно видеть это – он больше всего похож на пьяненького, руки двигаются неуклюже, ноги шатаются, когда он встаёт. На миг Дин пугается – Сэм такой длинный, если он упадёт, споткнувшись, это будет падение с приличной высоты. Но Сэм, некоторое время покачавшись, осторожно делает шаг вперед, и, похоже, довольно уверенно стоит на ногах. – Хочешь, чтобы брат пошёл с тобой? – спрашивает Рик, и Сэм взглядывает на Дина. – Я пойду с ним, – говорит Дин. – Да, пожалуйста, – говорит Сэм и осторожно делает шаг к двери, пока Дин поднимается со стула. Все трое медленно двигаются по коридору, Рик и Дин держатся прямо за спиной Сэма, пока он неустойчиво идёт вперёд. Как Дин понимает, костыли практически не поддерживают Сэма, они просто помогают ему сохранять равновесие. Он немного распрямляется, продвигаясь вперед; выглядит уже не столько шатким, сколько всего лишь осторожно идущим. Ещё несколько человек бредут по ярко освещенному коридору, некоторые здороваются с Сэмом и Риком – старик с ходунками, большегрудая медсестра и мальчик лет шестнадцати в инвалидной коляске, с лицом, одна сторона которого неподвижна и безразлична, а другая – улыбается. Непонятные Дину, в большинстве своём, тесты занимают у них около двух часов. К их завершению Сэм просто вымотан, его руки трясутся, глаза смотрят расфокусированно. Они с Дином сидят рядом на диване жёлтой искусственной кожи, и Сэм кладёт свою голову Дину на плечо, будто огромный ребёнок. Дин секунду колеблется, потом сдаётся и, протянув руку за спиной брата, слегка касается его волос. Они короче, чем когда-либо Дин видел у него, а сзади на черепе небольшая гладко-выбритая лысинка. Это всё немного пугает – остриженные волосы Сэма, его рассогласованность, его неуклюжие движения; но боже, это всё гораздо, гораздо лучше, чем альтернатива. Гораздо блядь лучше. Он стискивает плечо Сэма и притягивает его поближе, удобнее устраивая его у себя прямо под боком. – Так что же, – спрашивает Дин. – Когда я могу забрать его отсюда? – Ну, – говорит Рик. – Завтра? – Мило, – говорит Сэм. *** Возвратиться в мотель вместе с Сэмом оказывается странно, даже нереально. Так много времени прошло с тех пор, когда Дин разделял своё пространство с кем-то, почти год уже. Потому что, даже когда они с Сэмом-без-души были рядом, это всё равно было – не вместе. Дин глядит на то, как медленно Сэм обходит комнату, сжав костыли до побелевших костяшек пальцев, а глаза его пробегают по каждой из деталей обстановки, как будто пытаясь всё зафиксировать в памяти. – Приятно? – спрашивает Сэм, смотря на Дина. – Э-э... – говорит Дин, не слишком понимая, чего Сэм от него ждёт. – Довольно приятно, – уточняет Сэм. – Не так плохо. Сравнивая, с другими комнатами. Верно? – О. – говорит Дин. – Да, конечно. Для своей цены весьма прилично. Сэм подходит к своей пока не расправленной кровати и осторожно опускается на неё. Некоторое время он воюет с липучками, расстёгивая их на руках, но управляется без помощи Дина, и аккуратно прислоняет костыли к матрасу, рядом с собой. Он откидывается на спинку кровати, поднимает к себе руки, правая слегка медленнее, чем левая. И медленно, очень задумчиво, проводит ими по лицу вниз. – Эй, – говорит Дин. – Как ты? Устал? – Устал, – говорит Сэм. – Может, вздремнёшь? Шторы можно закрыть, чтобы солнце тебе не мешало. – Нет, – слегка улыбнувшись, говорит Сэм. – Не нравится спать. Надоело. – Понятно, – говорит Дин. – Я как тот парень. Дин идёт через комнату к своей кровати, и садится напротив брата. – Какой парень? – Парень в рассказе. С... в горах. С грандиозно длинной бородой. Грандиозно длинной. Дин усмехается. Это довольно забавно – какие формулировки складываются в голове у Сэма. – Рип Ван Винкль? – Это он, – Сэм поднимает дрожащий палец к Дину. – Он спал. Как я. – Он спал сто лет, – вспоминает Дин. – Ты всего неделю проспал. Сэм качает головой: – Дольше. Дину хочется спросить, но он не решается – не знает, как. На тумбочке стоит бутылка виски, он машинально берёт её в руки, и неуверенно смотрит на Сэма. – Выпьешь? – спрашивает он. – Вероятно нет, – говорит Сэм. А потом: – Я могу? Дин немного смеется: – Не знаю, Сэмми. – Это нормально моему мозгу? – Наверное, не повредит, если чуть-чуть. – Ладно. На раковине умывальника стоят два стакана, Дин берет их и аккуратно наполняет, всего на пару пальцев. – Ты удержишь это? – спрашивает он. – Да, – Сэм берет стакан левой рукой и осторожно опускает на колено, а Дин усаживается обратно на кровать и ставит бутылку рядом, у ног. Прекрасно. Спиртное это прекрасно. Это облегчит кое-что для них обоих. – Что ты имел в виду, когда сказал, что спал больше, чем неделю? – спрашивает Дин. – Что я имел в виду? – Сэм как попугай. Он постоянно повторяет последнее из того, что ему говорят. Дин не уверен, для чего он это делает – чтобы лучше понять сказанное, или просто для тренировки. – Ну... – Дину становится жарко, он быстро отпивает из своего стакана приличный глоток. Никогда он не был мастером в задушевных разговорах. – Ты сказал, что помнишь весь прошлый год, да? Проведённый без души? Сэм закусывает губу и проводит неуклюжей правой рукой по мягкой шерсти одеяла. – Я помню. Но – я не был здесь. Не я. – Ты помнишь – где ты был ещё? – Дыра, – немедленно отвечает Сэм. – Клетка. Дин чуть вздрагивает, но Сэм не выглядит особо расстроенным. Он продолжает гладить одеяло, это бесцельное механическое движение нервирует Дина. – Правда, это было не как у тебя, – говорит Сэм, и прямо взглядывает на Дина, его взгляд внезапно странный, обвиняющее-острый. – Твой ад был другой. – Э-э, правда? – вот уж о чём Дин не желал думать, так это о своём Аде. – Как это? Клоунов побольше? Спохватившись, он понимает, что, наверное, ещё рановато шутить по такому поводу, но Сэм вознаграждает его слабой улыбкой. – Нет, – говорит Сэм. – Не было ничего. В смысле, это было как ничего. Дин ободряюще кивает, а Сэм дёргает плечом. – Всё было было темно, – говорит он. – Михаил меня убрал, чтобы меня спасти, и это было как никогда не просыпаться. Я даже не думал, Дин. Я не думал, не было мыслей. А когда я вернулся – я понял, что я вернулся – и у меня опять были мысли – и я вспомнил, как будто я думал. Ага? Это было самое длинное из того, что Сэм говорил со времени своего пробуждения, и Дин отчаянно хотел разобраться. – Ты имеешь в виду, что ничего не было – что тебе вообще не причиняли боль? – Боль, – говорит Сэм пренебрежительно. – Это не было боль или не боль. Это не было что-нибудь. Я только теперь понимаю в моём мозге. Хотя мой мозг трахнуло. – Вовсе не трахнуло, – горячо говорит Дин. – Просто немного ушибло. Сэм улыбается с внезапной ласковостью: – Ладно. Немного ушибло. Дин допивает свой виски. Хочется ещё. – Не могу сказать, что я всё понял, – говорит он, – не сто процентов, точно. Но, кажется, понимаю, что ты имел в виду. Ты говоришь, что помнишь клетку и одновременно помнишь то, что было наверху – но только, если вспоминать? А на самом деле, когда это происходило, ты об этом не знал? – В основном, – говорит Сэм. – По существу. По существу. Классический Словарь Сэма. Дин перекладывает свой стакан из руки в руку. – Полагаю, это хорошо. – Наверное. Они немного сидят молча, потом Сэм говорит: – У меня болит голова. – Дать тебе Адвил? – Угу. Дин достаёт таблетки, наливает стакан воды и несёт всё это Сэму, а тот поднимает свой нетронутый виски и говорит: – Это пахнет не хорошо. – Давай поменяемся, – говорит Дин, отдавая Сэму воду и забирая виски, потом тормозит, вдруг поняв, что Сэм не удержит таблетки своей ненадёжной правой рукой. – И как нам это сделать? Сэм отпивает глоток воды и отдаёт стакан Дину, тот ставит его на тумбочку, а таблетки кладёт Сэму в подставленную ладонь. Движения рук Сэма всё ещё неточные, даже левой, и он заталкивает таблетки в наполненный водой рот неловко, основанием ладони, потом глотает. Дин выпивает виски, от которого отказался Сэм, и поднимается, чтобы вернуться на свою кровать, но Сэм приподнимает правую руку и немного стукает Дине по его руке. – Погоди, – говорит он. – А? – Сядь здесь, – говорит Сэм. – Минуту. Дин покорно садится, и Сэм опускает руку. Его мизинец чуть касается джинсов Дина, а тело немного наклонено в его сторону, сознательно, или неосознанно, не понять. Как будто ему нужно соприкосновение. Дин, кашлянув, придвигается поближе, и Сэм впутывает свои непослушные пальцы в подол фланелевой рубашки Дина, не в силах ухватить его. – Что будет дальше? – спрашивает он. – Где мы? – Западный Колорадо, – говорит Дин, хотя знает, что Сэм не это имел в виду, и естественно, Сэм закатывает глаза. – Да ладно, старина, – говорит он, и это звучит так восхитительно по-Сэмовски. – То есть, нам надо идти быстро? Мы... убегаем? – Насколько я знаю, никто за нами не гонится, – говорит Дин. – И ты сейчас не в той форме, чтобы охотиться, так что... – Моё тело, – говорит Сэм, и внезапно вид у него такой, словно он не может смотреть на Дина. – Так всегда будет? – Примерно так, – говорит Дин. – Насколько я понял. – Он тяжело сглатывает. – Прости, Сэм. Мне действительно так чертовски жаль. – Было и хуже, – твёрдо говорит Сэм. – Да, – говорит Дин, стараясь быть пободрее. – Да, ты со многим уже справился. И Рик говорил, что тебе не всегда будут нужны костыли, потом будет достаточно трости или чего-то вроде того, чтобы поддерживать равновесие. – Я маленький чайничек, – бормочет Сэм, и Дин коротко удивлённо смеётся. Сэм уныло усмехается, потом встряхивается. – Ну так что, – говорит он. – Это здесь мы живём? – В этой комнате? Конечно нет, приятель, – он вздыхает поглубже, внезапно занервничав в ожидании того, как Сэм отзовётся о его плане. – Я, э-э... я вообще-то нашёл нам место. И нашел себе работу. Ну, то есть снова нашел. Я там раньше работал, и они сказали, что я могу вернуться в любой момент, так что, да, работа есть. Как считаешь, нам стоит попробовать? – Где? – закономерно интересуется Сэм осторожным тоном. – Э-э... – говорит Дин, чувствуя, как краснеет лицо. – В Индиане? Сэму потребовалась секунда, чтобы сложить два и два – он явно помнит достаточно – и его брови поднимаются. – Ух ты, – говорит он. – Я хочу сказать, это логично, – говорит Дин. – У меня там законное трудоустройство, документы, хорошая работа в строительстве; и люди меня уже знают, поэтому нам не придётся скрываться там, или ещё чего; правда, было дерьмо там, насколько хороших людей убиты из-за меня, но ведь такого больше не будет, поверь мне; и там есть хорошие врачи, а дом небольшой – немного побитый, правда, но починить его – нефиг делать; и в нём всего один этаж, так что... – Дин умолкает, с ужасом понимая, что его совсем понесло куда-то, но Сэм лишь тихо улыбается. – Лиза, – говорит Сэм. Ну, в общем, зашибись. Да уж. Прямо в глаз. – Лиза, – соглашается Дин, и очень продуманно слегка пожимает плечами. – На чудо я не рассчитываю. Но. В смысле, что будет – то будет. – Что будет – то будет, – повторяет Сэм. – Не важно. Услышь мой зов. – Мудак ты, – говорит ему Дин. – Мудак? – невинно спрашивает Сэм. – Прости, мой мозг ушибло. – Я тебе покажу – ушибло. *** Поездка из Колорадо в Огайо, чтобы забрать Импалу, вышла сложнее, чем предполагал Дин – первые несколько дней после того, как Сэм уехал из Дома Моны, были такими спокойными и простыми, что они оба поддались ложному ощущению безопасности. Но оказалось, что бродить по мотельному номеру, заново учась свободно владеть речью – это чертовски более простое занятие, чем выйти в свободное плавание в огромный, холодный и суетливый внешний мир. В тот день, когда они уезжают, на улице морозно, хоть и не слишком, но облака, того же цвета старого никеля, что и заснеженная земля, придают всему вид тусклый вид. Сэм всё утро молчит, наблюдая со своей кровати, как Дин укладывает вещи, таская их в арендованную Джетту. И, когда они выезжают к шоссе, он тоже ничего не говорит. Но потом, когда они останавливаются на заправке, и Дин спрашивает: – Не хочешь зайти, взять немного перекусить? – Сэм начинает плакать. Обоих это просто изумляет, и Сэм конфузливо мигает сквозь слёзы. – Ой, – говорит он. – Я просто расстроился. Я не хотел так делать. Дин усаживается вновь в водительское кресло, озабоченный и растерянный. Он тянет руку к Сэму, и тот позволяет ему осторожно взять себя за плечо. – Что случилось? – спрашивает Дин. – Ты... у тебя что-то болит? – Нет, – говорит Сэм и пытается утереть глаза правой рукой, но промахивается на пару дюймов, и лицо его кривится ещё больше. – Мать вашу, блин. – Сэм, эй, – теперь Дин говорит совсем встревоженно. – Что за черт? Давай поговорим, ну что ты? – Я ненавижу таким быть, – говорит Сэм, и голос у него обычный, как при нормальном разговоре, словно слёзы и не льются по его лицу. И это ужасно. – Я хочу перекусить немного. – Ладно, – говорит Дин. – Тогда давай... – Ты не понимаешь, – говорит Сэм и, повернувшись, глядит сердито. – Мне это трудно. Я устал. – Всё в порядке, – пытается утешить его Дин, – Это понятно. У нас были трудные несколько дней, и ты только начал выходить... – Пожалуйста, – говорит Сэм и отстраняется от руки Дина. – Пожалуйста. Не надо... я не... я не ребенок. – Ты прав, – с мгновенным раскаянием говорит Дин, – конечно, ты прав. Я не хотел... просто ты сейчас звучал как малыш, и я... нет, блин, прости, я не то... ты в порядке, Сэмми, ты совсем не ребенок, ты в норме, просто говоришь, как... – Я знаю, как говорю, – отвечает Сэм, но уже не сердито, может даже немного с улыбкой. – Успокойся. Я не злюсь. Я просто... недовольный. Он делает паузу, потом говорит: – Мне трудно ходить. Мне трудно вылезать из машины. Так что – я хочу перекусить. Но я не хочу, чтобы это было трудно. Да? – он смотрит на Дина серьёзно, с желанием, чтобы тот понял. И Дин понимает. – Да, – тяжело говорит он. Больше ничего сказать он не может. – Всё понял, приятель. – Клёво, – говорит Сэм и осторожно подносит к лицу свой левый рукав, чтобы утереть слёзы. – Доритос? – Всё, что хочешь, – говорит Дин и подходит к двери со стороны пассажирского сиденья, чтобы отдать Сэму его костыли. Он хочет помочь ему с липучками, но Сэм чуть отталкивает его. – Если мне будет нужно помочь, – говорит Сэм, – я тебе скажу. – Точно? Обещаешь? – Я – не ты, Дин, – говорит Сэм. И Дин никогда бы не подумал, что будет так чертовски счастлив услышать, как Сэм сучится на него. Они вместе идут к маленькой заправке, Сэм движется медленно, но плавно, делая небольшие, чуть неустойчивые шаги; они, похоже, требуют от него большой сосредоточенности. В магазине они попадают под несколько любопытствующих взглядов – такой необычайно долговязый парень на костылях и с заметно выстриженными сзади волосами – но Дин вызывающе глядит в любые глаза, направленные на них, и всем сразу становится неинтересно. И дальше в пути всё у них нормально. А потом они приезжают в аэропорт. Сначала у них спор на тему – нужно ли Сэму инвалидное кресло в аэропорту. Дин в споре побеждает, но не рад этому, глядя, каким несчастным выглядит Сэм, когда подчиняется и сидит, позволяя катить себя по ровной плитке пола. Но это большой аэропорт, куча народу, а им надо вовремя попасть на самолёт, и трудно отрицать, что Сэм чертовски медлителен. Тем более, когда он так ошеломлен и устал. – Ненавижу это, ненавижу это, – бубнит себе под нос Сэм, когда они пробираются сквозь толпу, но это повторение словно бы даже успокаивает его, потому Дин не говорит ничего, а просто сосредотачивается на том, как лучше докатить кресло к их гейту. Их пропускают на посадку одними из первых, со стариками и маленькими детьми; и как только они устраиваются на своих местах, уложив костыли Сэма на верхнюю багажную полку, Дин позволяет себе чуть расслабиться – даже когда Сэм слишком резко отталкивает его локтем при попытке помочь с ремнём безопасности. – А ты бы хотел, чтобы я лез к твоим причиндалам на публике? – шипит Сэм, и Дин пытается притвориться, что он недоволен тем, как Сэм вдруг бегло обзывает его "причиндалы". Надо же, первое, с чем он хорошо справился – это сленг. Обхохочешься. – Может, и хотел, – говорит Дин, подмигивая, и Сэм строит протокольную физиономию, что означает – он пытается не рассмеяться. Но когда самолёт взлетает, он начинает плакать. Он укрывает своё лицо на плече у Дина, и фланель почти сразу промокает, а люди пялятся на них, когда Дин гладит Сэму спину и бурчит нелепые "чшшш... чшшш...", пытаясь его успокоить. Стюардесса с фальшиво-сочувствующим выражением лица подходит спросить, всё ли у них в порядке, что в действительности означает: "Простите, господа, но вы беспокоите весь салон", и в финале Дин выбрасывает тридцать долларов на виски, а Сэм, наплакавшись, засыпает. А потом, чертовой вишенкой на этом дерьмовом торте – Сэм просыпается с воплем на весь самолёт: "МУДАКИ! МУДАКИ!", и опрокидывает последний, незаменимый Динов виски ему же на колени. Вот это реально не клёво. – Мудаки? – спрашивает Дин, толкая кресло вниз по трапу, когда они выходят. – У тебя вдруг Туретт по возвращении, или что? – Приснилось, – мрачно говорит Сэм. – Приснились мудаки? Сэм поправляет на коленях сумки. – Ты напился. – Хотел бы я. – Машина, – говорит Сэм, с болезненной очевидностью пытаясь сменить тему. – Да, чувак. Рад её увидеть, а? – Нет, – говорит Сэм, а потом, когда Дин дёргает от возмущения его кресло, добавляет. – То есть, да. Но – ты выпил. И мы едем на машине. – И что? – спрашивает Дин, продвигаясь дальше. – Разве так – хорошо? – Ерунда, – говорит Дин. – Практически ни в одном глазу. Не бери в голову, не о чем беспокоиться. Сэм тянет шею, чтобы обернуться на Дина. – Я беспокоюсь, – говорит он. – Да ладно, – говорит Дин. – Оставь беспокойства мне. Получается более вызывающе, чем он хотел, и Сэм замолкает. Он молчит, когда они подъезжают на коляске до места, и молча выбирается из неё, вставая на ноги. Он тяжело опирается на Дина, пока тот подставляет ему костыли под руки; и несколько раз спотыкается, пока они идут в холодный, волглый аэропортовский гараж. Дин оставлял большую часть своего барахла в Импале, поэтому багажа у них не так уж и много, всего пара сумок и рюкзак, но и этого достаточно, чтобы нагрузить Дина так, что он не может помогать Сэму настолько, насколько бы хотел. К тому времени, когда они добираются до машины, Сэм выглядит так, словно вот-вот опять заплачет. – Привет, детка, – ласково мурлычет Дин, открывая багажник и кидая сумки внутрь. – Соскучилась? – Сколько времени мы едем? – спрашивает Сэм. – Часа три, плюс-минус, – говорит Дин. Он шагает к Сэмовым костылям, и Сэм не останавливает его, а машинально подставляет свои руки, позволяя Дину отцепить крепления. Усевшись не переднее сиденье, он сразу зажмуривается, а Дин осторожно тянет руку над его коленями к бардачку, проверяя, всё ли на месте. Удостоверения, парочка кредиток и серебряная фляга, всё ещё наполовину полная старым виски. Пальцы Дина невольно сжимаются, когда он видит её. – Не хочу спать, – бормочет Сэм с закрытыми глазами, и Дин захлопывает крышку бардачка. Он включает зажигание, Импала заводится, удоволенно взрёвывая. – Если устал, не надо сопротивляться, – говорит Дин, сдавая назад и глядя в зеркало заднего вида. – Ты не голоден? Голова не болит? – Не хочу спать, – повторяет Сэм. Его правая рука дёргается, поднимаясь с коленей, где она лежала, потом падает обратно. – Почему? – спрашивает Дин. – Ты боишься чего-то, Сэмми? – Боюсь, – говорит Сэм. Тут разговор прерывается, потому что Дину надо заплатить (ужасающую) стоимость двухнедельного хранения машины в гараже, а сволочной аппаратик отказывается принимать их кредитки, так что в один жуткий момент Дин уже решает, что придётся платить наличкой, но тут всё же карточка Элиоса Спетакиса проскакивает с весёлым "звяк". – Ну слава богу, – говорит Дин и поворачивается к Сэму, готовясь возобновить разговор. А Сэм уже спит. Расслабленный подбородок, лицо разгладилось, спит, как сурок. Как много-много раз когда-то. Это вдруг ударяет Дина прямо в сердце, так, что он чуть не съезжает на обочину. Сэм вернулся. Сэм вернулся, и они переезжают в Индиану, и бросили охоту навсегда, и на заднем сиденье лежат костыли, а у Дина работа на стройке начинается через неделю, и он не позвонил Лизе, и у них еще даже мебели нет, а к тому времени, когда они доберутся до Индианы, винные магазины уже закроются, и ему надо найти домовладельца и позаботиться о доме, и понять, как ему оставлять Сэма на восемь своих рабочих часов в день одного, а уже должна наступить весна, но пока всё ещё холодно, и кругом снег, и мрачно, и серое всё, и Сэм – вернулся. Шоссе, идущее по Огайо, ровное и скучное, но сейчас, в это мгновение – Дин не знает ничего прекраснее. Темнеющие, кристально-чистые небеса Среднего Запада низко нависают над заснеженными полями, смутно обнадёживающие подобием второго шанса. Дин уже давным-давно не читает молитв, но сейчас он посылает небесам одну. Одну простую. – Спасибо, Кастиэль, – говорит он. – Ты охуенно крут. Аминь.