Reptile

Я ввалился в квартиру, громко хлопнул дверью и оперся спиной о деревянную поверхность. Выдохнул с гулким шумом и медленно, обессилено скатился на пол, подкосив ногу под себя. Руки задрожали в сотый раз за вечер, ударил кулаком по полке с громким рыком, провопил:
 — Успокойся, успокойся! — потер лицо ладонями, встал и судорожно прошелся по коридору — к гостиной, даже не снимая кроссовок. Подлетел к дивану, злобно рассматривая потрепанную мебель, — сосредоточься, сосредоточься… — схватился за виски, прокрутился на месте, — сосредоточься! — топнул ногой, яростно хмуря брови. Вспышка. Я пошатнулся назад, сильнее мрачнея и стискивая губы. Вспышка. Что-то мелькнуло в подсознании. Я прикрыл веки, воровато оглядываясь по сторонам. Черно-белым силуэтом в комнату заплыл субтильный образ Артема, я автоматически отступил, пропуская галлюцинацию вовнутрь. Принюхался, мог отчетливо различить аромат парфюма Шатохина. Он обрамлял тусклый образ, воровато шарящий по пустующей комнате. Вспышка. Все исчезло. Я чертыхнулся, прорычал что-то неконтролируемое и нечленораздельное, надавливая ладонями на впалые щеки. Натянутой струной болела каждая клеточка тела. Я старался отгонять агонию, встряхивая головой, пока не заслышал отдаленное: — Уже уходишь? — обернулся, примечая в дверном проходе свою фигуру. Очередной спазм разразил мою черепушку, что-то жидкое стало накапливаться посреди глотки. Я закашлялся, стараясь не отводить взгляда с обрывков галлюцинаций. Они растерянно глядели друг на друга. Я чувствовал запах своего шампуня со стороны входа. Все рецепторы мгновенно обострились, разжигая носовую пазуху. — Егор… — я согнулся пополам, заслышав робкий голос Тёмы; из-под губ заструилось что-то неприятное, переполняя внутренности. Я сплюнул, на светлом линолеуме образовалось темное пятно. — Егор! — прокричал Шатохин, я вторил ему, всеми силами цепляясь за остатки отрывков мутных воспоминаний. До ушей доносился крик. Я заткнул их, поднял глаза к дивану, примечая на нем свое изуродованное тело. — Не может быть… — прохрипел я вслух, дрожа всем телом, обнимая себя за плечи, выкашливая густые ошметки вонючей жижи. Кажется, из глаз заструилось тоже что-то темно-синее, заслоняя взор мутной и терпкой пеленой. Вспышка. Я с гулом грохнулся на пол, кое-как оперся руками, поддерживая ослабшее тело. Тщетно старался сложить все галлюцинации в единую картину. Не выходило. Было больно. Я задыхался, взволнованно и с трепетом растирая субстанцию по жемчужной коже. Она темным кобальтом оставалась на пальцах. Наслаивалась на зубах. Вспышка. Я обессилено лег, растянулся звездочкой, тяжело дыша и, то и дело, борясь со сбившимся дыханием. Любая безнадежная махинация, направленная на то, чтобы вспомнить, понять и объяснить, приносила дотошные муки. Следственно, вскоре я отбросил попытки. Робко положил ладони на грудную клетку, чувствуя неестественно торчащее содержимое. Сердце билось с передышками, голова кружилась. — Успокойся, — в очередной раз указал себе полушепотом, — успокойся… — отрешенно взглянул в окно, где виднелось ночное, но пасмурное небо. «Что бы ни случилось тогда, ничего хорошего не было. И не будет…» — робко подумал про себя. Снова сморщился от тупой, словно источившей все свои силы, боли. Пусто уставился в потолок, погружаясь в томный, сладострастный и долгожданный полудрем. И только шум ночного сквозняка иссушал мокрое пятно на подушках несчастного дивана, скрывавших от памяти владельца квартиры что-то, оставившее отвратительный, неведомый осадок.