Четырнадцать с половиной лет назад.
Она лежала в деревянном ящике, такая красивая, как настоящая невеста. Её любимое синее платье, туфли на каблуках, волосы аккуратно лежали, даже кожа казалась бархатной. Вот только она была неживая. Лежала в гробу, как кукла Барби в коробке перед дарением какой-нибудь маленькой девочке. Арсений знал, там, за прикрытыми веками, были живые карие глаза. Но почему они больше на него не смотрели с нежностью и любовью? Брюнет был в хорошем чёрном костюме, который ещё купила ему сестрёнка, правда, для выпускного, а не для её похорон. Он крутил в руке алую розочку, облизывая солёные губы. Попов знал, что это он был виноват в случившемся. Знал и ничего уже с этим поделать не мог. Смириться тоже не мог с тем, что потерял единственного близкого человека. Оставалось только хлюпать носом, смотреть на её родное лицо и гладить пальцами нежные лепестки. Кто-то похлопал его по плечу, и Арсений понял. Пора. На трясущихся ногах подошёл ближе. Всего пару шагов, но дались они ему тяжело. Насколько можно аккуратно брюнет вложил между музыкальными пальцами её любимый цветок. Еле касаясь холодного лба губами, Попов попрощался с ней навсегда… А потом её погребли.***
Наши дни
Серёжа плавно вышел из самого знаменитого фастфуда на Земле, держа в руках два стаканчика с кофе на специальной подставке и бумажный пакетик с логотипом этого самого бренда. Он быстро преодолел расстояние от здания к машине, что была припаркована рядом. Стас изнутри открыл ему дверь на место пассажира рядом с водителем, ведь у старшего лейтенанта руки были заняты. Матвиенко сел рядом с ним и уже сам закрыл дверцу, ведь в машине работал на всю кондиционер, так как на улице не спадала адская жара, хоть и обещали грозы. – Я купил тебе гамбургер и пирожок с вишней к кофе, – говорил Сережа, когда тот забирал один стаканчик из его рук. – Так я не просил же, – проговорил Шеминов после того, как отпил горячий напиток, поэтому чуть сморщился. – А когда ты последний раз ел? – спросил Матвиенко, высыпая сахар из пакетика в свой капучино. – Вчера утром, – ответил майор, смотря в его карие глаза, – Яичницу у тебя дома. – Нужно хоть иногда есть, – решил Серёжа, доставая себе и ему по гамбургеру, – Держи, – протянул ещё тёплый бутерброд. Стас молча поставил свой кофе в подстаканник и взял не совсем полезную пищу. Он развернул фирменную упаковку, сразу откусывая большой кусок. – Дерьмо, – проговорил Шеминов, кисло жуя и смотря на сам гамбургер, – Мог бы взять и чикенбургер, – старший лейтенант закатил глаза, и продолжил есть, ничего ему не говоря. Стас во второй раз не укусил, а бросил недоеденный бутерброд прямо на панель, – Надо ехать в прокуратуру, работы хуй знает сколько, – он медленно тронулся и плавно выехал с парковки, – Сейчас же ещё Паша будет мозги выносить. – Почему? – спросил Серёжа, доедая свой гамбургер. – Серёж, ты тупой или прикидываешься? – раздражённо рыкнул Стас, не отвлекаясь от дороги, – Мы едем с нового трупа нашего маньяка, что за две недели успел убить и изнасиловать пять парней. Пять, Серёж, а у нас ни зацепок, ни версий. – Но мы же занимались огнестрелом, – проговорил Матвиенко, отпивая уже подостывший кофе, – И успешно взяли стрелка вчера. – И при этом пустили всё на самотёк по этому делу, – кивнул Шеминов, останавливая транспорт на светофоре.***
Добровольский встречал их двоих в пустом общем кабинете, сложив руки на груди. Серёжа кинул недоеденный фастфуд себе на стол и побежал опускать коричневые жалюзи, чтобы яркое солнце не испепелило всё вокруг. Стас же поздоровался с недовольным начальством за руку. – Паш, даже не начинай, – проговорил Шеминов, смотря на серьёзное лицо подполковника, – Мы всё знаем. – Где Сабуров? – тихо спросил Павел. – Так на больничном же, – ответил Матвиенко, упираясь пятой точкой о свой стол, – У него дочка заболела. – Точно, – кивнул Добровольский, – Одним словом, пиздец, парни, – он повернулся спиной к ним и посмотрел на белую доску с фотографиями и вырезками из разных дел, но зацепился за фото жертв, – Из-за этого маньяка-гея мне ебут мозги, а я не могу даже прикрыться хотя бы одной версией. – Мы же были заняты другими делами, – оправдался Сережа, тут же ловя взгляд начальства. – Поэтому с сегодняшнего дня вы занимаетесь только этим делом, – стальным голосом произнёс Паша, поворачиваясь обратно к ним лицом, – Через пять часов жду от вас версии, потому что, если мы с вами до конца недели его не поймаем, то с нас всех погоны снимут. После хлопка двери, когда вышел Павел, в кабинете наступила тишина. Они переглядывались друг с другом и понимали всё без единого слова. Серёжа начал убирать с доски ненужные им фрагменты и фотографии, что были по другому делу, оставляя только разные фото четырех жертв, пятой же судмедэксперт ещё не принес. Шеминов же начал разбирать завал из дел и документов на собственным столе, чтобы ничего не мешало думать. Старший лейтенант вывесил в центр портреты жертв их маньяка. – У него точно бзик на внешность, – предположил Матвиенко, не переставая смотреть на лица с фотографий, – Они все высокие, худые, шатены со светлыми глазами. – И не только на внешность, – кивнул Стас, – Ещё на алую розу и позу, в которую он их укладывает. Нужно понять зачем и почему. – Может быть, он влюбился в высокого, худого шатена, а тот не ответил взаимностью, – предположил Серёжа, смотря на сгорбившую спину майора, – Вот теперь и мстит всем высоким, худым шатенам. – Хорошая версия, – повернулся к нему Шеминов, – Но как её проверить, – он сложил аккуратно папки с делами в серый железный сейф, закрыл его, прокручивая ручку вправо. – Всем привет! – крикнул Нурлан, что неожиданно ввалился в кабинет, – Сразу же отвечаю на логичный вопрос: приехала тёща, она сидит с дочкой. Мне позвонил Паша и сказал, что нужна моя помощь, – проговорив это, он уселся одной ногой на свой стол и уставился на удивлённых коллег. – Ладно, – кивнул слегка головой Стас, – Давайте работать тогда, – он сел на свой стул и облокотился о стенку, – Пойдем классической схемой: что мы знаем? – Две недели – пять жертв, – ответил Матвиенко, тоже устраиваясь на своём месте, – Причём между первой и второй прошло всего два дня, а потом разница была где-то в пять или два. – Потому что срывалась жертва, – ответил Сабуров, – Он же не следил за ними, а находил прямо в клубе в этот же день. Вот и получается, что два раза рыбка срывалась, что-то шло не так. – Каждые два дня вечером, – тихо проговорил майор, будто для себя, – Должно быть семь жертв за две недели, а у нас пять, всё правильно. – Значит, в следующий раз он выйдет на охоту, – размышлял старший лейтенант, щёлкая ручкой в правой руке, – Послезавтра, ведь пятая жертва была вчера, – Стас закивал в ответ. – Я пока был дома, – начал Нурлан, смотря на коллег по очереди, – Почитал в интернете про серийных маньяков. Там сказано, что всё начинается с детской психологической травмы, – майор, слушая его, опять закивал, мол, правду говорит, – И самая первая жертва обычно связана с убийцей, несёт личностный характер. Понимаете о чём я? – Да, я тоже думаю о том, что Морозов - не первая его жертва, – подтвердил Шеминов, начиная раскачиваться на офисном стуле назад и вперёд, – Что-то мы упускаем, будто не видим всей картины. – Хотите сказать, что есть ещё жертвы? – спросил Серёжа, на что получил два уверенных кивка головы от коллег, – Но я проверял, нет открытых глухарей с похожими убийствами. – Вот именно, – показал указательным пальцем на него Нурлан, – Ты проверял открытые дела, а нужно ещё и закрытые, возможно, он уже понёс наказание. – Рецидив, – догадался Стас, резко поднимаясь, – Как мы сразу не доперли, это же элементарно!***
Белая мыльная пена поднималась и становилась всё больше из-за горячей воды, что быстро наполняла ванну. Из-за пара, что поднимался над водой и заполнял всю маленькую комнату, запотело любимое графом зеркало. Когда вода почти поднялась до бортика белой ванны, Антон потянулся к крану и выключил поток воды. Арсений ладонями водил по левой стопе, убирая пену, целовал выпирающую косточку, не отрывая взгляда от его глаз. Вдвоём в обычной ванной, конечно, было тесновато, но им очень даже удобно. Сидели они лицом к друг другу, валетом. Колени Попова упирались в ребра шатену, а сам он правую ногу положил на бортик, а вот левую всё никак не отпускал брюнет. Он ласкал широкими ладонями щиколотку, после провёл пальцами под коленкой, из-за чего Шастун задёргался. Ведь он боялся щекотки, и Арсений это прекрасно знал, поэтому растянулся в улыбке до ушей, перемещая одну руку на внутреннюю сторону бедра. Антон откинул голову назад, прикрывая глаза. Ему сейчас было безгранично хорошо. Лежать вот так вот в середине дня в горячей воде с самым дорогим человеком. Наконец-то наступили эти тёплые и милые моменты в его жизни, создавая вокруг них, как тёплый шарф, счастье. Слишком долго он шёл к этому хэппи-энду, заплатив за него сполна. Не осталось у шатена ни родственников, ни друзей, никого, кроме человека напротив. Наверное, это и есть любовь, когда не сдаёшься, веришь и ждёшь. Когда плачешь тихо, глуша всхлипы двумя ладонями, лишь бы никто не услышал. Когда тебе говорят "забудь и не вспоминай его, ведь он псих", кричать в ответ на них, срывая голос. Когда приезжаешь за тридевять земель и на коленях стоишь, чтобы пустили к нему. Когда ждёшь годами, зачёркивая дни на календаре красным маркером. Наверное, это и есть любовь. – Антош, – прошептал рядом Арсений, и он поднял свои веки, – Я люблю тебя. – Ты говоришь это каждый день по нескольку раз, – улыбнулся ему Шастун. – Я люблю тебя, – повторил брюнет, – Очень сильно люблю. – И я тебя, – ответил шатен. Не любил он громких признаний. Арсений сел прямо и наклонился к нему, Антон же потянулся к нему на встречу, и его лицо попало в плен широких ладоней. – Люблю, никому не отдам, люблю, – шептал Попов между мелкими поцелуями по всему лицу шатена, – Люблю… прости меня… очень люблю… люблю…***
Звук печати из принтера раздавался на весь кабинет. Причём эти адские звуки, по мнению Нурлана, раздавались уже пятнадцать минут. А всё потому, что там печаталась фотография. Когда печать закончилась, Серёжа взял кучу распечатанных документов, вытащил оттуда фото и прикрепил в самый цент белой доски, между фотографий жертв. – Кто это? – спросил Нурлан, хмуро смотря на брюнета, что был на фотографии. – Попов Арсений Сергеевич, – сказал Матвиенко, вернувшись к своему столу, – Скорее всего это и есть наш маньяк-гей. – Ты что-то нарыл, – начал Стас, откладывая все отчёты о вскрытиях Позова, которые он перечитывал, – И молчал, ждал, пока напечатается фотка? – показал прямой рукой на принтер в углу, – Чтобы было по-эпичней, как в кино? – старший лейтенант посмотрел на него, как на дурочка, а потом, взяв одну из бумаг, стал читать в слух. – Тридцать один год, родился в городе Омске, – двое коллег, слушая его, направили свой взгляд на портрет, – Восемь с половиной лет назад убил четырёх парней, задушив шнурком, перед этим их изнасиловав. Вот фотки жертв, – Нурлан тут же встал из-за стола и, подойдя к нему, стал смотреть на них. – Один в один, – проговорил Сабуров, поворачиваясь к Стасу, – Глянь. – Только тут между преступлениями срок две недели, – говорил Серёжа, пока Шеминов преодолевал расстояние между его столом и местом нахождения коллег. – Первая жертва выпадает по внешности, – заметил майор, рассматривая рыжего парня на фото, – А дальше уже пошли высокие шатены, – он задумался, а Матвиенко полез в дело, чтобы изучить информацию про первую жертву, – Почему его так переклинило? – Он не насиловал первого, – проговорил старший лейтенант, – Но так же положил на землю, розу тоже вложил в руки, а следующий эпизод только через месяц, и уже изнасилование плюс убийство высокого шатена, – всё это Сережа прочитал, а после поднял голову, чтобы посмотреть на коллег, – Версия про влюблённость сюда подходит. – Да, – кивнул Стас, – Влюбился, стал насиловать поэтому, только потом убивать, но почему этого рыжего убил? – он повернул голову в сторону доски, – Что его подвигло на первое убийство? – Всё это было в Москве, – говорил Нурлан, что тоже стал изучать документы, – Арсений тогда учился в институте, а когда выяснилось, что он - серийный маньяк, его отправили в психушку. Там у Попова диагностировали маниакально-депрессивный психоз и расстройство личности, вызванное подростковой травмой. – А какой не сказано? – тут же спросил Шеминов, резко повернувшись. – Неа, – помахал головой Сабуров, – У него в тринадцать лет умерли родители, может, это? – Он был в детском доме? – спросил Стас, тоже смотря в документы, пытаясь найти взглядом, где они там читали. – В интернате, – поправил Нурлан и показал ему указательным пальцем, куда нужно смотреть, – Но был там всего один год, до совершеннолетия, больше информации о детстве нет. – Хреново, – выдохнул Шеминов, выпрямился и отошёл к белой доске, начал смотреть на жертв по очереди, – Зачем же ты, Арсений, это делаешь? Почему? – себе под нос задавал вопросы он, – А позвоните-ка в психбольницу и узнайте, сбежал ли наш клиент или его выписали, – проговорил майор куда громче, но не повернулся. Звонить по номеру, что был указан в деле, стал Матвиенко, пока капитан читал все документы подряд, пытаясь найти ещё хоть какую-нибудь зацепку. Стас же играл в гляделки с фотографией Попова, и портрет, разумеется, выигрывал, потому что не моргал. Серёжа разговаривал недолго, сам мало говорил, потому что на той стороне старый врач говорил куда больше него. Когда удалось попрощаться с ним, старший лейтенант отбросил свой телефон на деревянный стол поверх бумаг и громко выдохнул. – Его выписали почти пять месяцев назад, так как была годовая ремиссия, – ответил Матвиенко на немой вопрос коллег, – Это по-любому он, преступления идентичны как две капли воды. – Рецидив, – кивнул Нурлан, – Как медицинский, так и в уголовном праве. – Арсения при выписке забрал молодой человек, – продолжил рассказывать Серёжа, – По имени Антон Шастун, – прочитал с бумажки, что сам же и написал, когда разговаривал с врачом, – Тут и адрес есть, но самое интересное, что этот Шастун является высоким, худым шатеном. – Я уже ничего не понимаю, – выдохнул Сабуров, опуская руки с документами, что читал. – Да и не надо ничего понимать, – решил Матвиенко, вставая со стула, – Его нужно брать, пока он ещё кого-нибудь не изнасиловал и убил. Стас, вызываю наряд? – Нет, – ответил Шеминов, повернувшись к нему лицом, – Ещё есть время. Я хочу разобраться в этом деле до конца, я хочу понять.., – он замялся и опять посмотрел на фото Арсения, – Понять его.***
– Стас, ты где вообще? – спросил Серёжа, держа трубку плечом, потому что руками он заваривал себе кофе. Как всегда, не успел позавтракать. – Никогда не поверишь, – засмеялся Шеминов, на задним фоне стали слышны странные звуки, будто он был в аэропорту, – Я в Омске. – Где?! – закричал Матвиенко. Он так сильно удивился, что даже обжёгся горячим напитком, что перелился из кружки. – В Омске, – ещё раз повторил Стас, выходя на улицу. – И что ты там забыл? – спросил Серёжа, держа телефон уже правой рукой. – Ты не поймешь, – выдохнул мужчина на том конце. – Да куда уж мне, – заворчал младший по званию, усевшись за свой стол. – Только не обижайся, маленький, ладно? – быстро проговорил Шеминов, – Я думал о нашем маньяке всю ночь, так и не сомкнул глаз. Просто мы не видим всей картины, что-то ещё было. Я уверен: этот рыжий - не его первая жертва. Возможно, тогда не смогли доказать, или она была давно и в другом городе, но что-то точно было, поэтому я и сорвался в пять утра в Домодедово. А не позвонил, потому что было рано, – на той стороне висело молчание, поэтому он добавил, – Ещё мы не знаем, где был Арсений с тринадцати до семнадцати лет, что с ним было. – Но зачем, Стас? – тихо спросил Серёжа после длинной речи больше чем коллеги, – Мы же знаем, что это он маньяк и его нужно брать. – Говорил же, не поймешь, – выдохнул майор, – Назовём это следовательским интересом. Я хочу докопаться до истины, хочу узнать всё до конца. Ты не переживай, я вечером уже буду в Москве. Возьмём его, никуда он не денется. – Хорошо, – проговорил Матвиенко, – Тогда я тебя встречу.***
День был хорошим. Не так жарко, как пару дней назад, но очень тепло. На работе у Антона было всё хорошо, поэтому домой он пришёл, как обычно, в пять сорок. Где его, как всегда, встретил Арсений. Готовили ужин в виде пасты карбонара они вместе. Брюнет выполнял все поручения от Шастуна, чётко и быстро работая ножом по доске, нарезая то овощи, то ветчину. Ужинали, как всегда, за небольшим кухонным столиком, переговариваясь ни о чём. Посуду мыл сегодня шатен, а Попов обнимал его сзади за талию, потираясь об его костлявое плечо, как настоящий кот. А потом кто-то позвонил в дверь. Арсений вздрогнул от неожиданности, а потом будто окаменел. Антон быстро выключил воду, вырвался из кольца его крепких рук и, прихватив кухонное полотенце, пошёл открывать дверь. За порогом их милого гнёздышка стояли трое мужчин, что быстрым движением руки показали свои красные корочки, а за ними была, видимо, группа быстрого реагирования. – Антон Шастун? – спросил один из них, что был самым высоким. Все остальные уставились за его плечо, поэтому шатен невольно обернулся. В двух метрах от него стоял Арсений, что смотрел из-под ресниц на нежданных гостей. – Это я, – ответил Антон, повернувшись к ним лицом. – Арсений Попов здесь проживает? – опять прозвучал вопрос от того же сотрудника. – Да, – ответил Шастун, – А в чём дело? – У нас постановление на его арест в подозрении на убийство пятерых человек, – ответил другой сотрудник, достав из папки постановление, – А также на обыск квартиры. Сердце остановилось на месте. Перед глазами всё как-то потемнело. Антон посмотрел на всех по очереди, мельком пробегая взглядом по лицам. После, сжав полотенце в руках, он повернулся к брюнету за его спиной. Арсений, кажется, не дышал вовсе, смотрел куда-то вдаль, будто был где-то далеко. – Скажи мне, что это неправда, – тихо проговорил Шастун, – Пожалуйста, скажи, что… – он не мог подобрать слов, начал злится на себя, на него, – Этого не может повториться опять. Только не сейчас, – голос сорвался, а Попов всё молчал, только теперь голову опустил, поэтому Антон закипел, – Скажи хоть что-нибудь! Скажи! – он кинул в него полотенце, что после упало на пол, – Посмотри на меня сейчас же! Арсений! Брюнет зажмурился, накрыл своими ладонями уши, лишь бы не слышать, как тот кричал. У Шастуна сдали нервы окончательно, поэтому слёзы стали медленно скатываться по его щекам. Он смахнул их рукой и больше не сказал ни слова. Молчал, когда врачи Арсению вкалывали лекарство и смиренного уводили. Молчал, когда обыскивали квартиру. Молчал, когда подписывал что-то. А потом, когда его квартира снова опустела, когда он снова остался один, ревел навзрыд, пинал предметы, что попадались под руку. А потом просто плакал. Не пил ничего алкогольного. Сидел в бардаке, что устроил сам, и тихо плакал, не стремясь убрать солёные слёзы с лица. Только сейчас он понял, что счастье – это обманка, жизнь своё обязательно покажет. Хэппи-энд бывает только в женских романах, а в жизни - нет. Никогда ничего не будет хорошо.