350 лет спустя

Находка старого семейного портрета в Отеле Веселой Науки стала настоящим событием, не только для близких Жоффрея и Анжелики, но и для всего художественного сообщества в целом. Чтобы оценить степень повреждения полотна, а также установить его подлинность, Жоффрей пригласил из парижской академии художеств реставратора и искусствоведа. После первого осмотра специалисты подтвердили, что картина действительно написана, как и значилось в правом нижнем углу, в 1683 - 1684 годах самим, не много ни мало, Пьером Миньяром, известнейшим мастером эпохи Людовика XIV. В последствии это доказал и рентген полотна, и его физико-химический анализ. Новость о неизвестном творении именитого художника моментально облетела все СМИ, а сверхъестественное сходство между графом и графиней де Пейрак, бывшими и нынешними, придало событию мистический окрас. Пресса, как обычно, тут же разразилась потоком сплетен. Чтобы пресечь любые домыслы, Жоффрей решил устроить официальную презентацию картины. В Тулузу пригласили журналистов из передовых изданий, друзей и знакомых из высшего общества. Приехала и семья Анжелики: отец, Ортанс с мужем и Мари-Аньес. Все они гостили в Отеле Веселой Науки впервые, о чем тут же не преминула напомнить Ортанс. Она сообщила об этом в своей типичной язвительной манере, явно упрекая Анжелику. — Я тоже рада тебя видеть, сестрица! — парировала Анжелика. — Прямо сейчас ты ярко продемонстрировала причину, по которой я не горю желанием звать тебя в гости! В ответ Ортанс закатила глаза, но промолчала, видимо, из-за присутствия Жоффрея. В другое время она совершенно точно выдала бы одну из своих ядовитых реплик о том, какими бестолковыми сестрами ее одарила судьба. Анжелика была благодарна ей даже за эту малость. Ей совсем не хотелось посвящать Жоффрея в их семейные дрязги. Однако он, похоже, воспринял все с юмором. Когда Альфонсо провел гостей в дом, Пейрак задержал Анжелику. — Об этой мегере ты говорила, что она больше подходит на роль графини? — с иронией спросил он. — Да, — ответила Анжелика. — В таком случае, должен сообщить, что ты ошиблась! Мне досталась лучшая из сестер! С этими словами он приобнял девушку за талию и, взяв ее руку, с заговорщической улыбкой поцеловал пальцы. Анжелика смущенно улыбнулась в ответ. Она уже привыкла к тому, что Жоффрей обнимал ее под прицелами камер, целовал руку или склонялся к уху, шепча какие-то милые глупости в попытке развеселить. Он делал это настолько мастерски, что у нее никогда не возникало чувства отторжения. Она вела себя с ним естественно, и потом на снимках, которые публиковали в прессе после очередного раута, они оба выглядели идеальной влюбленной парой. Порой Анжелика даже задавалась вопросом, действительно ли она такая прекрасная актриса, или же на ее лице отражались истинные чувства. Но с недавних пор Жоффрей начал поступать так и когда они оставались вдвоем. И если в обществе она воспринимала его знаки внимания, как должное, то наедине они обескураживали ее и приводили в замешательство. Она не знала, как трактовать его поведение. Была ли это обычная любезность? Или сказывалась сила привычки, когда актеры настолько сильно вживаются в роль, что уже не могут отделить выдуманный образ от своей личности? Однако по-настоящему ее пугало совсем иное. Она начала замечать, что ей приятно такое обращение, и она с нетерпением ждет их встреч. Ее охватывал радостный трепет от комплиментов, которые он говорил, от того, как смотрел на нее, когда она спускалась в вечернем или коктейльном платье по лестнице, готовая к новому выходу в свет, с какой неподдельной гордостью представлял друзьям и знакомым. Незаметно для себя она стала все чаще отказываться от привычных бесформенных свитеров и джинсов в пользу более элегантной и женственной одежды, и экспериментировать с прическами и макияжем, что приводило в восторг довольного Бине. Все это весьма напоминало начало медленного и плавного погружения в пучину отчаяния. Более красивые и более опытные женщины не смогли надолго удержать внимание этого ветреного сердцееда, куда уж с ними тягаться Анжелике. Но она ничего не могла с собой поделать. Ей искренне хотелось нравиться Жоффрею. И ее сердце замирало, когда он замечал плоды ее стараний. *** Перед обедом Анжелика повела отца и сестер посмотреть на портрет. Им так не терпелось воочию увидеть картину, что они готовы были даже остаться голодными. Для презентации полотна Жоффрей выделил весь первый этаж правого крыла в Отеле Веселой Науки. Предполагалось, что после пресс-конференции с журналистами, Отель еще несколько недель будет открывать свои двери на пару часов в день, чтобы все желающие могли полюбоваться творением великого мастера. Сами супруги де Пейрак на это время переберутся в загородный дом. Кроме картины в крыле также были выставлены некоторые бумаги, найденные в том же тайнике. В частности, письма, которые писали друг другу граф и графиня в семнадцатом веке. Их обнаружили спустя несколько дней, когда полностью разобрали все вещи. Они лежали, любовно перевязанные тонкой лентой на дне сундука с женской одеждой, которая скорее всего принадлежала самой графине. Жоффрей принес их Анжелике и некоторые зачитал вслух. — Только послушай! «Моя дорогая зеленоглазая фея», — писал граф. «Вы еще не скоро сможете прочесть это письмо, а, быть может, случится так, что мы встретимся раньше, чем оно дойдет, но все равно я не могу не писать вам. Когда я пишу эти строки, мне кажется, что расстояние, разделяющее нас, уменьшается, и разлука становится не такой невыносимой. Я непрестанно думаю о вас, любовь моя. Вспоминаю вашу прекрасную улыбку, золото ваших волос. Мне непременно хочется знать, как проходят ваши дни, чем вы заняты, о чем думаете. За годы, что я не был в Париже, он весьма переменился. Однако же мне он кажется серым и унылым. Не знаю, то ли это от того, что он такой и есть, то ли от того, что рядом со мной нет вас. Буквально сегодня я случайно наткнулся недалеко от Нового Моста на одного торговца из Индии. Он продавал изумруды редчайшей красоты, и, едва я их увидел, передо мной тотчас возник образ ваших глаз. Я не торгуясь купил все камни. Теперь они лежат передо мной и, любуясь ими, я не отказываю себе в удовольствии представлять, как они будут смотреться на вас, моя несравненная. И поверьте, мои мысли совсем далеки от целомудренных!» В следующем письме он писал: «Сегодня я обошел всех ювелиров в Париже, и ни один не смог убедить меня в том, что сможет создать для вас, моя дорогая, уникальное украшение. Ведь никто из них никогда не видел вашей удивительной красоты и не знает досконально, каким должно быть ожерелье, чтобы стать для вас идеальным. Поэтому я решил сделать его лично. Прямо сейчас, пока я пишу вам письмо и думаю о вас, я делаю зарисовки будущего колье. К слову, камней оказалось достаточно, чтобы еще получились серьги и даже, возможно, браслет. Берегите себя! Берегите себя, любовь моя! Это единственное, о чем я вас прошу!» В третьем письме значилось: «Мой милый эльф! Кажется, необходимость писать вам письма, вошла у меня в привычку. Со стороны это, должно быть, выглядит глупо и сентиментально, ведь, написав письмо, я не могу отправить его вам. Я складываю его в ящик бюро и вынужден ждать, когда весной откроется морское сообщение. Но пока это для меня единственный способ выразить вам свою любовь и ощутить вашу сопричастность к моей жизни. Сегодня я полностью завершил для вас изумрудный гарнитур. И, признаюсь честно, все то время, пока я возился с ним, вы словно незримо присутствовали рядом. Будто Муза, вы стояли за моим плечом и вдохновляли меня. Ваш голос шептал мне нужные решения и руководил моими действиями. Как я и предполагал, камней хватило на колье, пару серег и браслет. Мне кажется, гарнитур получился идеальным. Он похож на вас. При внешней изящности и кажущейся хрупкости, в его камнях скрывается присущие и вам, моя амазонка, стойкость и внутренняя сила. Ведь только такая отважная женщина, как вы, оказалась способной разделить со мной все те тяготы и испытания, что нам пришлось пройти и которые и сейчас, возможно, окружают вас, но теперь уже без меня. Я не перестаю вами восхищаться! И не перестаю беспокоиться за вас! Но вы сильны, любовь моя! Вы — услада для взоров и отрада для всех сердец, что вас окружают. С собой вы несете радость жизни и одним своим видом пробуждаете в людях желание любить, смеяться и созидать. Вы — яркий огонь, который поддерживает мою жизнь и ничто не в силах погасить это пламя! И только это имеет значение! Вы — мое сокровище, моя вселенная! Моя жизнь! Я сожалею лишь об одном — что я всего лишь простой человек и мне не подвластно сдвинуть горы и обратить время вспять. Я обожаю вас, моя красавица. Мое возлюбленное дитя!» — Я бы никогда не смог так поэтично говорить о любви, — признался Жоффрей, когда закончил читать. Анжелика взяла в руки письмо и осторожно коснулась пальцами строк. — «Моя зеленоглазая фея!» — прошептала она. — Как же красиво! Неужели такая любовь действительно может существовать?! — Не знаю, — тихо сказал Жоффрей. *** Эскизы колье и серёг, о которых упоминал в письме граф, также нашлись среди бумаг. И они стали неопровержимым доказательством того, когда именно и при каких обстоятельствах появилась главная семейная реликвия семьи де Пейрак. Воссоединенный изумрудный гарнитур тоже планировали выставить для презентации журналистам. Но пока драгоценности находились в сейфе под надежным замком. *** Показав родственникам картину и вдоволь насладившись их ошеломленными лицами, — наверное, точно такой же вид был и у нее самой, когда она увидела ее впервые, — Анжелика пригласила всех к столу. За обедом разговоры велись только вокруг полотна, а также о новых подробностях, которые стали известны о предках Жоффрея де Пейрака. И это вполне устроило Анжелику. Она опасалась, что отец или Ортанс начнут интересоваться их личной жизнью, как это зачастую происходит на семейных обедах, но, к счастью, этого не произошло. Даже Мари-Аньес была целиком увлечена размышлениями о мистических совпадениях и не болтала без умолку, проявляя неуместное любопытство. *** Презентация картины состоялась следующим утром. На нее собралось так много журналистов, что части из них пришлось толпиться на улице и наблюдать за пресс-конференцией через окна. А некоторым и вовсе оставалось довольствоваться лишь видеозаписью и снимками коллег. Анжелику и Жоффрея закидали таким количеством вопросов, причем не столько о картине и их предках, сколько о них самих, что вместо запланированного часа, интервью продолжалось около двух. И если бы Пейрак решительно не поставил в нем точку, то скорее всего оно длилось бы гораздо дольше. Измотанная необходимостью контролировать каждый жест и слово под прицелом множества камер, Анжелика с огромным облегчением вышла из крыла Отеля и, войдя в салон, рухнула на диван. — Никогда бы не подумала, что это так трудно! — заметила она. Жоффрей, привыкший иметь дело с журналистами, — выглядел он весьма бодро — с улыбкой глянул на жену. — Поднимайся наверх и отдохни немного. А я сам тут со всем разберусь. Анжелика согласно кивнула. Вечером в продолжение к конференции в Отеле Веселой Науки запланировали большой прием и для него ей также понадобятся силы и бодрость духа. Она ушла к себе в комнату, прилегла на софу и сама не заметила, как уснула. Когда через несколько часов она проснулась, то услышала, что в гардеробной уже полным ходом идут приготовления к вечеру. Зевая и потирая лицо в попытках сбросить остатки сна, Анжелика вышла в соседнюю комнату. Там помощницы Бине уже готовили платье — настоящее произведение искусства, полностью расшитое бисером и стразами, с несколькими воздушными юбками в пол. Тут же крутилась и Мари-Аньес, с восторгом рассматривая дорогие брендовые вещи на плечиках и полках. — Анжелика, а ты отдашь мне эту одежду, когда она тебе надоест? — поинтересовалась сестра. Махнув что-то неопределенное рукой, Анжелика отправилась в душ. Прохладная вода, а также крепкий горячий кофе с брускеттами помогли ей взбодриться, и вскоре она ощутила себя полной сил для предстоящего мероприятия. Тереза и Жавотта уже почти закончили укладывать ее волосы в прическу, когда в гардеробную зашел Франсуа Бине. С таинственным видом он приблизился к Анжелике и, нарочито театральным жестом, протянул небольшую коробку, завернутую в крафтовую бумагу и перевязанную тонкой лентой. — Мадам графиня, это от месье графа! — загадочно произнес он. Приятно удивленная, Анжелика взяла в руки презент, развернула бумагу и открыла коробку. В ней оказались бриллиантовая подвеска в виде капли на тонкой золотой цепочке, а также духи от итальянского бренда «Симона Козак Парфюм» под названием «Amore Proibito», что означало «запретная любовь». Там же лежала записка: «Прекрасной зеленоглазой фее. P.S. Возврату не подлежит» Анжелика в растерянности переводила взгляд с записки на украшение и духи, не зная, что и подумать. Он преподнес ей подарок? Или это входит в ту самую статью расхода на ее содержание, о которой они условились с самого начала? Но тогда почему здесь записка? Обычно вещи, купленные Бине или его помощницами, просто приносили и складывали в одной из гардеробных, и Анжелика иногда даже не знала об этом. Все финансовые вопросы Бине решал лично с Жоффреем и с ним же согласовывал все траты. Воспользовавшись замешательством Анжелики, Бине надел ей на шею подвеску, затем извлек из коробки изящный хрустальный флакон и нанес духи ей на запястье. Подождав пока аромат раскроется на коже, он вдохнул его. До Анжелики тоже донесся нежный цветочно-пряный флер, в котором угадывались цитрусовые нотки. — Изумительно! — воскликнул Бине. — Какой потрясающий букет! — Вам очень подходит, — заметила одна из помощниц. — Конечно, подходит! — подтвердил стилист. — У месье графа безупречный вкус! Он просто не мог выбрать ничего, что не подходило бы его жене. — Так значит, не ты их покупал? — спросила Анжелика. — Нет. Я ничего не знал. Это его личный выбор. Анжелика глянула на часы. До приема оставалось еще минут тридцать, и она решила прямо сейчас пойти к Жоффрею и все выяснить. Сняв халат и надев спортивные штаны с кофтой на молнии, чтобы не испортить прическу, она вышла из гардеробной и отправилась к мужу в комнату. Она еще не знала, что скажет ему. Анжелике очень понравился подарок, и ей хотелось поблагодарить Жоффрея, но, с другой стороны, она понимала всю двусмысленность ситуации. Если она примет этот очередной знак внимания, то как это будет выглядеть в его глазах? И что он подумает о ней? Жоффрея в комнате не оказалось. По разбросанным всюду вещам и костюму, который был на нем на пресс-конференции, Анжелика поняла, что он уже переоделся к вечеру и скорее всего где-то внизу. Она спустилась по боковой лестнице в длинную галерею, которая открывалась в сад, и куда, в свою очередь, выходили двери библиотеки, нескольких гостиных и маленького салона. Проходя мимо библиотеки, она услышала мелодичный женский смех, доносящийся сквозь неплотно закрытую дверь. Ему вторил мужской голос. Анжелика остановилась. Не сдержав любопытства, она заглянула внутрь и в тот же миг застыла, охваченная неприятным гадливым чувством. В библиотеке находились двое. Жоффрей де Пейрак сидел в кресле перед письменным столом, на столешнице которого восседала Карменсита Мерекур. Испанка была в черном платье, подчеркивающем все достоинства ее соблазнительной фигуры. Подол юбки она задрала до самых бедер, открыв в полной красе длинные ноги в чулках, кружево которых перехватывало округлые ляжки. Ступни она поставила на подлокотники кресла по обе стороны от Жоффрея. Туфли на высокой шпильке и сумочка валялись на ковре тут же рядом. Томное выражение лица и, в целом, весь облик испанки не оставляли никаких сомнений в ее намерениях. Впрочем, пока она явно не преуспела. Жоффрей сидел с безразличным и даже скучающим видом и лениво покуривал сигару. — Ты больше ничего не скажешь мне? — спросила женщина. — А чего ты ждала, Карменсита? — Что мы помиримся, и все будет, как прежде! — с улыбкой промурлыкала Кармен. — Как прежде уже никогда не будет! — Ах, неужели ты все еще злишься на меня? Я же говорила, это вышло случайно! Жоффрей сардонически усмехнулся. — Кармен, ты слила информацию обо мне шейху Тамиму[1]! В результате чего погибли мои люди в Бенгази! Неужели неделя на его яхте стоила того? Кармен промолчала. — Он хоть отблагодарил тебя? — Нет, — с недовольным видом ответила испанка. Жоффрей громко рассмеялся. — Надо же, как ты продешевила! Он использовал тебя во всех смыслах и даже не удостоил прощального подарка. — Hijo de puta![2] — прошипела Кармен. Она отстранилась и резко закинула одну ногу на другую. — Иногда я забываю, каким грубым и жестоким ты можешь быть! — Жалость не входит в число моих достоинств! И все же ты здесь и пытаешься соблазнить меня своими прелестями, — заметил Жоффрей. — Чего ты хочешь, Кармен? — Тебя! — призывно произнесла она. Жоффрей снова рассмеялся. — Прекрати! — простонала женщина. — Ты не можешь представить, как я жалею обо всем! — О, еще как могу! Ты отчаялась стать графиней де Пейрак и, как только подвернулся более перспективный вариант, решила превратиться в катарскую принцессу. Напомни, сколько у Тамима жен? Вроде три. Пополнила бы их ряды! Ходила бы в парандже и навещала мужа в спальне раз в месяц! Но зато дома одевалась бы в лучшие мировые бренды! — Ты невыносим! — разъяренно бросила испанка. — Это всецело твоя вина! Что тебе мешало сделать меня графиней?! — Дорогая, при всех твоих неоспоримых достоинствах, ты совершенно не годишься в жены! — Но я была бы идеальной графиней де Пейрак! К тому же прежде тебя полностью устраивали свободные отношения! — Верно. Поэтому я и не видел смысла в браке. — В таком случае, почему же ты женился на этой мышке? — Ты не думала, что взгляды могут измениться? Кармен рассмеялась. — Только не у тебя! Жоффрей, я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы не поверить в эту чушь про внезапное озарение любовью! Эта бледная моль из конюшни не могла заинтересовать тебя всерьез! — Выбирай выражения! — Пейрак вскинул на нее взгляд, в котором зажегся недобрый огонек. — Ты говоришь о моей жене! — Да?! И что ты сделаешь?! Накажешь меня?! — испанка смерила его томным взором и аккуратно поставила ногу ему на грудь. — Интересно, твоя монашка знает хоть одну позу, кроме миссионерской?! Ее ступня скользнула по его животу и опустилась еще ниже. — Умеет ли она ласкать тебя, так же, как это делала я?! Или, может, в постели с ней ты представляешь меня?! Жоффрей ничего не ответил. Какое-то время он неотрывно смотрел на женщину, затягиваясь сигарой и выпуская в воздух сизые колечки дыма. Кармен, очевидно, восприняла это, как поощрение. Она откинулась на столешницу, раскинула широко бедра и пальцами сдвинула в сторону полоску кружевного белья. — Возьми меня прямо сейчас! — она протянула к нему руки. — Давай вспомним все те безумства, которые творили вместе! Прищурившись, Жоффрей затянулся сигарой в последний раз, затем встал и склонился над женщиной. Ее пальцы тут же ринулись к молнии на его брюках. Анжелика зажмурилась. Она поняла, что не в силах и дальше наблюдать эту сцену, поэтому отвернулась и бросилась обратно в свою комнату. Она так и не увидела, как Жоффрей, уверенно перехватил руки Кармен и завел ей их за голову, не давая пошевелиться. Затем, окинул ледяным взглядом и задумчиво произнес: — Как за столь красивой оберткой может скрываться такая ничтожная тварь?! — Но ты же полюбил меня такой! — Я никогда тебя не любил! Резко выпрямившись, Жоффрей отстранился и молча направился к выходу. Кармен вскочила, пытаясь удержать его, но зацепилась за брошенные ею же туфли и упала на колени. — Ты не можешь вот так со мной поступить! — воскликнула она. Жоффрей остановился, но не повернулся к ней. — Ради тебя я решилась на развод с мужем, терпела твои бесконечные командировки в эту чертову Африку, даже жила с тобой в Триполи, в этой дыре! Я отдавала тебе всю себя! Посмотри на меня! Я стою перед тобой на коленях! Пейрак с тяжелым вздохом подошел к женщине, смерив ее взглядом с высоты своего роста. — Кармен, к чему этот дешевый спектакль? Вставай и отправляйся к Жермонтазу. Он уже заждался тебя! — Я слишком хороша для него, ты не находишь?! И заслуживаю лучшего! — Дорогая, ты себя переоцениваешь! Пейрак сунул руку в карман и достал несколько мелких банкнот. С пренебрежением смяв в кулаке, он бросил их перед ней на пол. — За стриптиз! Сдачи не надо! С этими словами он оставил ее одну и ушел в зал встречать гостей. *** Не помня себя от злости, Анжелика, словно фурия ворвалась в гардеробную и заметалась по комнате, приведя всех, кто в ней находился, в неподдельное изумление. Никто не решился спросить, что случилось. Она была в бешенстве! Заметив на туалетном столике духи, подаренные Жоффреем, она резким жестом сбросила их на пол. Хрустальный флакон разбился и гардеробная тут же наполнилась густыми ароматами бергамота, жасмина и ванили. Затем сорвала с себя золотую цепочку с бриллиантом и, не в силах более терпеть удушающего запаха духов, ринулась в спальню, хлопнув дверью. Никто не произнес ни слова. Все, как один, остолбенели, шокированные ее непонятным поведением. Первой мыслью Анжелики было не идти на вечерний прием. Расхаживая по спальне туда-сюда, она начала с остервенением вытаскивать из прически шпильки и кидать их, куда попало. Распустив наконец волосы, она непокорным жестом встряхнула головой. В этот миг ее взгляд упал на большое зеркало и то, что она увидела в отражении, заставило ее передумать. В приглушенном свете нескольких бра, виднелся силуэт стройной молодой женщины с огромной, словно львиная грива, копной волос, в которой то и дело вспыхивали золотые отблески. Им вторил яркий огонь кошачьих глаз. Медленно развернувшись, Анжелика вернулась в гардеробную. Там, не обращая внимания на растерянных Бине, его помощниц и Мари-Аньес, она не спеша оглядела полки, пока не нашла то, что искала. Это были брюки-палаццо, сшитые из струящегося шелка насыщенного красного цвета. Когда Бине привез их неделю назад, Анжелика опешила и заявила, что никогда в жизни не наденет их, но теперь они казались идеальными. Сняв их с вешалки, Анжелика обратилась к Бине: — Какой верх к ним подойдет? — Ты… Ты хочешь… н-надеть их на прием?! — заикаясь пролепетал Бине. — Да! — уверенно ответила Анжелика. — Но никто не надевает брюки-палаццо на прием блэк тай[3]! Тем более красные! — Значит, я буду первой! — Нет! Нет, это грубое нарушение дресс-кода! Я не могу позволить тебе выйти в них! Анжелика смерила стилиста уничтожающим взглядом и тихо произнесла: — Бине! Или ты помогаешь мне! Или выметайся отсюда! — Боже, это конец моей карьеры! — простонал Франсуа. С затравленным видом он обернулся сначала на дверь, потом на помощниц, и наконец вопрошающе уставился на Анжелику. — Скажи хотя бы какого эффекта ты хочешь добиться?! — Я хочу, чтобы ни одна дрянь больше не посмела назвать меня бледной молью! Бине вздрогнул и как-то странно посмотрел на девушку, словно последняя фраза полностью изменила его решение. Он окинул Анжелику оценивающим взглядом, будто увидел впервые, а затем медленно пошел мимо стеллажей и полок, подыскивая верхнюю часть будущего наряда. Он остановился на белом топе-бюстье без бретелек. Его нижний край начинался как раз над поясом брюк, а плечи и руки оставались полностью открытыми. Для завершения образа он выбрал ярко-алые блестящие лодочки от «Кристиан Лубутен». Волосы Анжелики выпрямили с помощью утюжка, уложили на ровный пробор и заправили за уши передние пряди, позволив остальной массе свободным водопадом спадать на спину. Кожу рук и плеч покрыли специальной пудрой, которая создавала тонкий едва уловимый блеск и мерцание. — Какие украшения? — спросила Жавотта. — Никаких! — одновременно ответили Бине и Анжелика. Улыбнувшись, они понимающе переглянулись. Бине придирчиво оценил свое творение. — Не хватает красной помады! — заявил он. Стилист щелкнул пальцами, призывая Терезу выполнить его указание. — Но у нас нет красной помады! — воскликнула девушка. — Я знаю, у кого есть! — сказала Анжелика. Она приблизилась к Мари-Аньес, которая все это время сидела тихо и завороженно наблюдала за происходящим, взяла ее сумочку и, не встретив ни единого возражения сестры, вывернула содержимое на диван. Среди различных мелочей, которые всегда встречаются в сумках у молодых девушек, легко отыскалась и красная помада. Умелым и уверенным движением Тереза нанесла помаду на губы Анжелики, и она вышла из гардеробной. Бине и девушки проводили ее долгим взглядом. — Это будет либо грандиозный успех, либо величайший провал, — обреченно пробормотал стилист. Он тяжело опустился на диван. — Принесите мне что-нибудь выпить! И покрепче! [1] Шейх Та́мим бин Хамад бин Хали́фа Аль Та́ни (араб. الشيخ تميم بن حمد آل ثاني‎; род. 3 июня 1980, Доха, Катар) — 4-й эмир Катара с 25 июня 2013 года. На момент действия сюжета наследник престола своего отца шейха Хама́д бин Хали́фа Аль Та́ни, у которого был личный конфликт с Муаммаром Каддафи. В ливийской войне Катар выступил на стороне противников Каддафи. [2] Сукин сын (исп.) [3] Black Tie (черный галстук) — второй по строгости дресс-код. Является самым распространенным для официальных приемов, светских и торжественных событий.