Я хочу тебя обнять

На кладбище тепло. Весенний ветер дует в спину, играет с волосами, словно желая заплести неряшливые распущенные волосы. Ветки редких деревьев тянутся к небу, набухшие почки готовятся распуститься. Мелодично чирикают пташки, беседуя о чём-то. На могиле по соседству плачет какая-то женщина. Рыдает навзрыд, трясётся от горя, рвёт на себе тёмные локоны. Кричит в далёкие облака: «За что отняли сына?!» и захлёбывается в слезах. Она не замечала троицу людей, которые только что похоронили мужчину, ни разу не всхлипнув. Нора неосмысленным взглядом осматривает сухой камень, на котором написано имя отца, дата рождения и смерти. Что ж, она наполовину сирота. И даже не знает, как к этому относиться. В сердце за эти три дня уже почти перестало болеть — потеря быстро забывалась. Роза, когда узнала, не сдержалась и всё же заплакала. Горько, с надрывом, вспоминая человека, который её воспитал. Джуль тогда её утешала, мягко гладила по светлым волосам, переплетала пальцы. Нора не знает, чем всё закончилось и как долго ревела Роза — она ушла из комнаты, чтобы не видеть альфу. Но стонов в тот вечер она не услышала. Мама — так вообще не реагирует на смерть когда-то любимого мужчины. Похоронила, съела несколько апельсиновых конфет, и вот — уже собирается уходить, даже не оглядываясь на могилу. Махнула рукой на прощание, но промолчала: Розу она презирала из-за её выбора в любимой, а Нору за компанию недолюбливала. Семейка, в общем, та ещё. Нора немного постояла перед камнем, и не зная, что сделать и что сказать. В фильмах обычно все герои падают на сырую от дождя землю и умоляют вернуться мёртвым, что-то клятвенно обещают, не скупаются на рыдания и стоны от душевной боли. Но Нора не герой фильма. И земля сухая, ведь дождя не было. И падать на неё не хочется — новые колготки порвутся, а денег и так мало. Да и обещать отцу нечего. Всё с ног на голову и не так, как учил телевизор. Женщина с соседней могилы тихо встала, напевая какую-то колыбельную: баюкает мёртвого. Голос её был светлым, чистым, полный глубокой грусти и печали. Она осмотрелась по сторонам, остановила свой взгляд на двух девушках. Глаза у неё были тёмно-серые, как ртуть, и боль, что отражалась в них, была ещё ядовитее. Женщина немного покачнулась, а потом медленным шагом покинула кладбище. С опущенными плечами, головой, маленькая, худенькая и сломленная. У Норы заболело сердце от сострадания. Роза тоже зашагала прочь. Она шла уверенней, чем незнакомка, но от того всё равно в каждом движении читалась скорбь. Сёстры так и не сказали друг другу ничего — может, оно и к лучшему. Нора, дождавшись, когда она останется одна, погладила холодный камень, прощаясь с отцом. На эту могилу, она уверена, больше не придёт. Незачем просто. И девушка, обняв себя за плечи от накатившего ветра, побрела к выходу. На следующий день в школу наконец пришла Роза вместе с Джуль. Они, как обычно, ходили везде вместе, но почему-то не целовались. Джуль обнимала хрупкую Розу за плечи, и её цитрусовый запах смешивался с винным омеги.  — Я слышал, у тебя отец умер. Мне жаль. Рядом возник Чарльз и успокаивающе сжал плечо, неотрывно следя за парочкой. У Чара был вкусный запах шоколадных конфет — именно из-за такого «омежьего» запаха его многие не принимали за альфу.  — Я не беспокоюсь по этому поводу. Мы не были близки, поэтому не стоит. Чар немного поглазел на Джуль с Розой и тогда посмотрел на Нору.  — И всё же: не хочешь в кафе? Попьём кофе, поболтаем. Есть одно неплохое местечко неподалёку от школы. «Радужное сияние» вроде называется. Нора вздохнула.  — Я сожалею, что приняла тебя в первый наш разговор за омегу. Ты такой же упёртый, как и все альфы. Ладно, давай сходим в кафе. Только не после школы, ладно? Давай ближе к вечеру, часов в восемь.  — Не боишься в восемь часов ходить по улицам? — широко улыбнулся Чар.  — Вот ещё! Значит, договорились?  — Договорились.