Настала пора возвращаться домой

В кабинете, где не существовало ни времени, ни пространства, был один только человек. Мистер Стивенс. Он всегда был спокоен и собран – может быть, исключительно из профессионализма: “обнуленный” стол, никаких часов и никаких блокнотов или записей, словно бы терапии и вовсе не существовало. По крайне мере, доказательств. И Питеру, окружавшему свою жизнь вещами – и чем больше, тем лучше – очень было интересно узнать, каким образом мистер Стивенс умел так виртуозно справляться с чистотой на столе: там лежал только совсем не вписывающийся в кофейно-успокоительное пространство комнаты гаечный ключ. Полгода назад, когда Питера сюда притащил Хэппи едва ли не на спине, в одеяле и начинавшей уже попахивать пижаме, он даже не заметил этого. Тогда, честно говоря, он вообще ничего не замечал. Через два месяца, когда наступила новая фаза, по словам все того же мистера Стивенса, Питера очень сильно раздражал этот ключ. Несколько раз, когда советы и терапия становились невыносимыми, он ловил себя на мысли, что хочет взять этот, чуждый здесь всему и всем, ключ и начать громить кабинет. Не то чтобы для этого ему действительно тот был нужен – Паркер бы справился и своими силами – но желание разбить им аквариум в углу и окно на противоположной стороне становилось непреодолимым. В последнее время он уже просто не обращал на него внимания: это был просто ключ, обыкновенный гаечный ключ с чуть проржавевшей рукояткой и номерным обозначением классификации на ребре. Он перестал раздражать, как никогда не раздражали рыбки или, скажем, чуть поскрипывающее кресло, но остался загадкой, которую нужно было решить. В конце концов, доктор, который брал 39.99 включая НДС за сеанс на протяжении пяти месяцев, заслужил пару минут, чтобы поговорить о своих собственных проблемах. Питер, сидя в приемной и ожидая, пока его позовут, тихо рассмеялся, представив, как сам врывается в кабинет доктора Стивенса и начинает кричать ему в лицо: “Вы хотите поговорить об этом?! Что вас тревожит?” Наверняка это был бы последний сеанс для Паркера в этом заведении. Но раз уж он решил двигаться дальше, то… – Мистер Паркер, проходите, – послышался голос Стивенса, и Питер с готовностью поспешил за доктором. Старое кресло привычно скрипело под его весом, в углу флегматично рассекали гладь воды рыбы, а на столе лежал ключ. Обычно Питер молчал ровно до того момента, пока вопросы не вынуждали его отвечать, однако сегодня нужно было идти от противоположного: он почти что проснулся, смог вспомнить, что еще существует, почувствовал рывок вперед – останавливаться было нельзя. – Почему гаечный ключ? – проговорил Питер торопливо, почти выталкивая слова из себя. Важно было спросить до того, как тонкий луч чего-то похожего на надежду не исчезнет во мраке. – Простите? – в голосе Стивенса никогда не было удивления. Даже когда Питера затаскивали в кабинет перемазанного в шоколадном мороженом, он все равно оставался невозмутим. Так что это было бы слишком просто, если бы он удивился сейчас из-за обыкновенного вопроса. – Мы встречаемся с вами в двадцать третий раз, – отчего-то нервничая, проговорил Питер. – У вас никогда ничего не лежит на столе, и даже записи вы не делаете, очевидно, полагаясь на собственную память. Но несмотря на то, что в кабинете почти стерильная чистота, на вашем рабочем столе гаечный ключ на двадцатку или около того. – Двадцать четыре, – поправил его Стивенс. – Так вот. Почему? – закончил Паркер, положив руки на колени. Он покраснел, прекрасно понимая, что лезет не в свое дело и этот чертов ключ совсем его не касается, но снежный шар уже летел в пропасть, подхватывая все и всех на своем пути. В неуютной тишине ему бы хотелось услышать хоть что-то помимо своего сбитого дыхания – едва ли за все эти месяцы терапии он сказал столько же слов в одном предложении, как сейчас. Собственно, он даже не рассчитывал, что услышит ответ, но прошло не так уж много времени, и Стивенс произнес: – Этот ключ принадлежал одному важному для меня человеку, – голос его был все таким же ровным, а глаза внимательно изучали лицо Питера, сканируя все изменения, подмечая каждое движение и почти физически наклеивая на все бирки: “невротик”, “истощенная нервная система”, “посттравматическим синдром”, “повышенная тревожность”... А быть может, ему только чудилось – Паркер не был уверен, хоть и прилежно прочитал все книги, выписанные ему в рецепте рядом с “прозаком”. Питер никому не говорил, что таблетки он ежедневно смывал в раковину, торжественно отсчитывая количество дней, пережитых самостоятельно. Почти. В любом случае Старк едва ли бы это одобрил. А может, и, наоборот, похвалил бы его за то, что сам поднимается из этого болота, не позволяя себе скатиться в полное отчуждение, вызванное антидепрессантами. – Вы потеряли его? – медленно спросил он. – Ее. Во время вторжения, – кивнул Стивенс. – Она не была распылена. Просто чинила машину на Лейкер-стрит в Гринвиче, когда все произошло. Питер судорожно выдохнул. Он тоже там был вместе со Старком – останавливал рвущееся по улицам чудовище, спасая жителей. Как оказалось, спасти всех не удается, но до этого времени Питер почти не задумывался об этом – его собственное существование протекало только в рамках его собственной черной дыры. Сейчас, выглядывая наружу, он замечал, до чего же его апатия была эгоистична. И в этом тоже была его вина. – Вы храните гаечный ключ, потому что… – проговорил Паркер. – Потому что это очень полезная вещь, Питер, – чуть улыбнулся Стивенс. – Если нужно раскрутить машину или стиралку. Он поправил пиджак, приподнявшись в кресле, и оперся локтем о стол. – Но, тем не менее, есть вещи, которые становятся символами. Я подумал, что это прекрасный символ той женщины, которая умерла, пытаясь что-то починить. Сказанное было странным, но Паркер бы не стал судить – точно не он. Каждый справлялся с болью утраты самостоятельно и выбирая свой собственный путь. Если же психотерапевт на протяжении пяти лет не мог отпустить свое прошлое, то что же могло ожидать самого Питера? Каковы шансы, что он научиться жить дальше? Питер молчал, рассеянно глядя в окно. – Один человек… – начал он чуть погодя. – Он умер. Он пожертвовал собой, чтобы спасти других. Доктор ничего не сказал, по-прежнему глядя на Паркера и улыбаясь (ну же, Питер, не молчи, ты сможешь!). – Он оказался для меня большим, чем я вообще мог себе представить, – во рту стало вдруг так сухо, что язык едва ворочался. Кто бы подумал, что ему будет сложно болтать. – Я понял это потом. Не зная, как справиться с волнением, он рывком поднялся на ноги и начал ходить. Где-то на подкорке сознания мерцала мысль о том, что он как никогда близок к тому, чтобы сбежать. Но его снова останавливал Старк. “Будь лучше меня”. Он не был трусом. – Он оставил мне письмо, – Питер поморщился. – Или не письмо вовсе – там целая коробка, но я… “А ведь это было предательством…” – подумал он вдруг, остановившись посреди кабинета. Не слышно для человеческого уха журчала вода в аквариуме, за окном жил город, а в его комнате на антресолях пылилась коробка. Было ли дело в том, что он погас сам, было ли дело в том, что погасла его звезда где-то внутри, но на самом деле все дело было лишь в появлении черной дыры – загадочные космические метаморфозы, не похожие ни на что, что происходило с ним раньше. От этого хотелось бежать куда-то, не останавливаясь, до рези в легких, до головокружения, лишь бы не стоять на месте и не бороться с мучительно накатывавшим на него чувством вины. Это было чем-то новеньким: раньше он ненавидел себя только за то, что не погиб вместо Старка. – Я думаю, что должен был открыть ее раньше, – выдохнул он наконец, с силой потерев лицо ладонями. – Думаю, что я мерзавец. – Обвинения никогда не ведут к решению проблемы, – спокойно поправил его Стивенс. – Особенно направленные на самого себя. Это как с психическими расстройствами – как только ты осознаешь себя, ты перестаешь быть больным. – Это все… не подходит ко мне, – проговорил Питер. – Честно говоря, я не уверен, что это вообще может хоть кому-то подходить. – Ты допустил ошибку? – спросил его доктор, игнорируя замечание. – Ты считаешь, что мог поступить иначе? Питер задумался. – Я не знаю. Доктор улыбнулся ещё мягче, словно бы от широты его улыбки зависел комфорт Паркера. Что ж – он тоже старался. – Когда мы в первый раз встретились, – проговорил он медленно, – ты не мог встать с постели. И это не твоя вина, потому что мы же не обвиняем сломавших ногу людей за то, что они не ходят. Стивенс тоже поднялся и обошёл свой стол, на ходу поправив ключ так, чтобы тот лежал строго перпендикулярно краю. – Ты был сломан изнутри, – продолжил он, аккуратно сняв очки и положив их во внутренний карман пиджака. – Ты искал силы, чтобы жить, поэтому тебе было нужно время. Паркер вздохнул и нервно сжал ладони. – Ты хочешь открыть это письмо сейчас? Замечательно, потому что это означает, что теперь ты считаешь себя готовым к этому. Они стояли рядом, глядя на флегматично перемещающихся из одного угла в другой рыб, и Паркер чувствовал, как его отпускает. Может быть, это и было ему нужно – собраться с силами и услышать эти слова? Может быть, он бы не смог иначе, не проварись в этом котле сожалений и боли последние полгода? – Никто не может тебя винить за то, что ты скучаешь по тому, кого любишь, – проговорил Стивенс, привычно посмотрев на Питера. – Потому что ни время, ни чужие мнения уже не имеют в этом случае значения.

***

На антресолях коробки не было: Питер, стрельнув паутиной к потолку, качнулся, чтобы точно проверить, не задвинулась ли она, позабытая, в самый угол. Но ни коробки, ни его старых наград и даже жестянки с картами MtG на месте не оказалось. – Тетя Мэй? – он выглянул в коридор, но не пошел на кухню. – Да? – а вот для Мэй это было чем-то из ряда вон – она, давно забывшая, как это, когда зовут просто так, а не потому, что что-то произошло, вбежала в комнату вместе с чашкой кофе. – Ты в порядке? Питер еще висел на паутине, заглядывая в темноту полок и лениво вычерчивая знаки в скопившейся пыли. – Да-да, – он поспешно спрыгнул на пол, чувствуя, как расползаются в улыбке губы под недовольным взглядом тети. – Она же… паутина не оставляет следы? Потому что с залогом тогда точно можно попрощаться, и… – начала она было, но внезапно замолчала, заметив, насколько непривычно выглядит Питер. – Ты точно в порядке? – Да, я точно в норме, – нетерпеливо отозвался он, чувствуя, как в груди дергает словно бы нарывом. – Коробка от Хэппи. От… мистера Старка. Коричневая, помнишь? – Она в чулане, – Мэй махнула рукой за спину, пропуская его перед собой. – С твоими старыми вещами. Но Паркер уже не слушал: он стремительно пересёк прихожую, толкнув дверь в конце коридора и придерживая тут же навалившиеся на него швабры. Глаза быстро привыкли к темноте, и он судорожно принялся водить по полкам руками, пытаясь нащупать нужную ему коробку. Пакет от Старка нашелся в большой картонке с неровной подписью ”Игрушки”: она оказалась куда меньше, чем он сам ее запомнил, а еще – лежала на старой маске. Той самой, в которой он был, когда состоялась их первая встреча. Когда Тони спас его в первый раз… – Нашел? – спросила тетя, заглядывая ему через плечо. – Да, – отозвался Питер, не в силах опустить маску обратно в коробку. – Просто… “Классный выстрел!” – Ты бы мог забрать ее обратно в свою спальню, – осторожно проговорила она, сделав несколько шагов назад и пропуская его в прихожую. – Я знаю, что она много значит для тебя. – Точно, – выдохнул Паркер, подхватывая маску под мышку и забирая посылку. Он аккуратно провел кончиком пальца по буквам, успевшим немного поблекнуть за это время. “Я люблю тебя, пацан”. – Я буду в комнате… – Да, конечно, – но Питер этого уже не слышал. Не видел взволнованного взгляда, брошенного на него, и просто скрылся в комнате. За спиной щелкнул замок, и Питер, бережно поставив шлем на стол, сел с пакетом в постель. Пальцы подрагивали – то ли от нетерпения, то ли от беспокойства, но, скорее всего, из-за всего разом. Теперь, когда решимость немного подутихла, он почувствовал, как вновь накатывает волна страха: а что, если это прощание навсегда? Что, если под крышкой этой коробки останется лишь прах – не тот, который можно было вернуть по щелчку, а тот, что был необратим? Тони Старк никогда не был трусом. Коричневая бумага легко разорвалась по краю коробки, располовинивания Старково “люблю” надвое. Крышка легко отошла, стыдливо демонстрируя внутренности, и внутри оказался небольшой проектор. Еще один – третий по счету, включая тот, где Старк говорил всем, насколько же Мстители отличная команда. Но на этом была небольшая щербинка около кнопки включения – словно бы запись делали несколько раз, останавливая и включая снова. Эта мелочь, бессмысленная по-своему, вдруг отозвалась бурным потоком внутри, как если бы Тони был рядом, стоял за его спиной и подпихивал вперед – ну же, пацан, не робей. Чего ты ждешь, Паркер? Питер невесомо провел по щербинке пальцем, возвращаясь на полгода назад, в ту минуту, когда на нее надавливал Старк, а потом нажал плей. В полумраке спальни сверкнул неоновый блик, рассыпавшись помехами, но уже в следующее мгновение перед Паркером маячило лицо Тони – еще более уставшее и осунувшееся, чем до битвы на Титане, но все же куда более спокойное, чем то, каким увидел Питер его перед смертью. Щетина у него немного отросла, а несколько пуговиц рубашки оказались небрежно расстегнуты – Тони Старк был живым, почти настоящим, и это тоже было больно. Потому что вселяло надежду. – Привет, Паучок, – по спине Питера побежали мурашки. Он медленно поднял руку, приближая пальцы к голограмме, но тут же стыдливо отвел их в сторону – как будто кто-то мог его увидеть. – Надеюсь, ты не растерял голову, как остальные. Старк до боли знакомым жестом потер щетину и ухмыльнулся, поглядывая на Питера так, словно действительно видел его. – Знаю, что моя смерть была жестоким испытанием для всех, и уверен, что слез было пролито немало, – Тони тепло рассмеялся, отчего у глаз его появились морщинки. – Красотки на похоронах были? Ладно, не отвечай, были, конечно. Питер судорожно выдохнул и улыбнулся – все это напоминало один из его снов, где Тони возвращался, но сном это не было. Просто Паркер успел позабыть, насколько же железным был Железный человек. – Но я не за этим, – Старк решительно дернул плечом. – Я не стану с тобой прощаться, потому что ты единственный, кто не станет распускать сопли… – Полгода, мистер Старк, – прошептал Питер. – Я учусь жить без вас полгода… – ...и станет действовать, – не обращая внимания на слова Паркера, сказал Тони. “Он ведь не может меня слышать”, – напомнил Питер сам себе. – Я не хочу умирать, – продолжил Старк. – Никто не хочет, и больше всего я не хочу умирать сейчас, когда у меня появилась Морган и когда вернулся ты. Ты же знаком с ней? Чудный ребенок – вся в меня, поэтому она иногда, наверное, невыносимая. Питер рассмеялся в унисон с Тони: с Морган он познакомился на похоронах, а потом виделся несколько раз, когда она приезжала с Хэппи. Общаться с ней было сложно, но вовсе не потому, что была она невыносимой. Просто она была действительно вся в Старка, и, когда Питер смотрел в ее глаза, он просто не мог отделаться от мысли, что перед ним Тони. – Никому не говори, но я согласился на всю эту авантюру из-за тебя, – вдруг проговорил Старк. – Не из-за высокопарных речей, не из-за чувства долга, а потому что пять лет жил с мыслью, что подвел тебя, Питер. Звучит так себе, но возможная кончина не оставляет выбора, так что слова выбирать не приходится. На мгновение, буквально на секунду, Паркеру показалось, что глаза Тони замерли на его лице, словно бы увидев его сквозь время и пространство, но в следующую секунду Старк продолжил: – Когда к нам пришел этот парень, – он пощелкал пальцами, вспоминая имя, и Питер подсказал: – Скотт. – Скотт, – продолжил Старк. – Он рассказал о погружении в квантовый мир, и я не поверил, что есть возможность вернуться в прошлое и прыгнуть обратно. Думаю, ты и сам догадываешься, что это парадокс, а парадоксы всегда чреваты. Но другого выхода не было, и, судя по всему, получилось успешно. Старк скривил губы, а Питер напомнил себе, что должен дышать – “успешность” предприятия Мстителей была очень относительной. – Я доработал формулу на основе теории Пима, – прищурился Старк. – Скорее, даже отрегулировал и привел в порядок, просто подставив все в уравнение ленты Мебиуса. Достаточно было вывести данные в евклидово пространство, чтобы вход и выход “норы” совпадал. – Но ведь парадокса все равно не избежать, – проговорил Питер в один голос со Старком. – И теперь в отзеркаленном пространстве существует реальность, полностью совпадающая с нашей, но движущаяся в противоположном временном потоке. В школе учат теорию струн? – Нет, но я ведь проходил у вас стажировку, – покачал головой Питер, совсем забыв, что отвечать Старк ему не может. – В любом случае ты понимаешь, к чему я веду, – проговорил Старк. – Достаточно будет образования кротовины даже в рамках нашего рукава Галактики, чтобы парадокс был устранен. – Слияние двух параллельных реальностей, время в которых течет навстречу друг другу, – ошеломленно прошептал Паркер. Он оглянулся, словно бы уже мог заметить свою копию, движущуюся в обратном направлении – ее ждало еще полгода боли, такой невыносимой, что… Зато потом была встреча с Тони. Жизнь с ним. Возможность все изменить, ведь его копия хорошо знала, как сильно он любит Старка. – Питер, – проговорил Старк, подняв руку и глядя в лицо Паркера. – Я был должен всему миру и жил, искупая. Моя семья была иллюзией, жалкой попыткой. Я просто украл это время, и ничего не получилось. В его голосе слышалась уверенность. – Тони Старк, который был должен всему миру, умер. Теперь остался его призрак, который, быть может, вернет все на круги своя и уже никому и ничего должен не будет. Старк замолчал, держа руку у подбородка. – Просто… я верю в тебя, – проговорил он. – Как ни в кого другого, потому что ты никогда не сбивался с курса, Паучок. Мне не хватило совсем чуть-чуть, чтобы доработать формулу. Сделай это и попытайся спасти тех, кто умер вопреки, а не потому что. Питер распахнул рот, пытаясь сформулировать мысль, но снова и снова возвращался к лицу Старка. Это было невозможно! Нереально! Ошеломительно! И именно поэтому это могло сработать. – В коробке мои очки, – сказал Старк, указывая на свои. – Пятница поможет, но, – Тони предостерегающе поднял палец, сдвинув брови, – не доверяй колдунам, Паучок. Они всегда лгут. Питер непонимающе уставился в его глаза, но, тут же опомнившись, выудил со дна коробки очки. – Но, мистер Старк… – У тебя все получится, Питер, – перебил его Тони, улыбнувшись. – Помни, что я люблю тебя. Я рядом. Уже через секунду комната снова погрузилась в сумрак, а Паркер все сидел, так и не шелохнувшись, пробуя на языке последние слова Старка. – Я люблю вас, – прошептал он одними губами. – Это я люблю вас. И у меня получится только поэтому. Он сжал очки в ладони.