Локи, Салли и Дэдпул в Хэллоу-вилле.

Джек вскочил с пола и кинулся к девушке, надеясь предотвратить её падение. Но она опустилась на пол, как будто засыпая, и ему оставалось только приподнять ее с пола за плечи и подхватить на руки. Джек перенёс её, осторожно положил на кровать, прямо на разбросанные письма, и отвёл с бледного лица мягкие пряди волос. Он взволнованно прислушался и уловил её лёгкое дыхание. Разрез длинного свадебного платья девушки приоткрывал соблазнительную ножку. Часть её тела была мертвенно синей, как у и многих других существ в городе, а другая часть уже истлела. Кости руки держались в суставах благодаря загробному закону природы, свойственному и телу самого Джека. В прореху корсета видны были белые ребра, да и щека, тронутая тлением, обнажала кусочек челюсти, здоровой и ровной. Девушка шевельнулась и приоткрыла глаза. — Что… Кажется, я… Кажется, я упала? — промолвила она, приподнимаясь. — Лежи-лежи, — остановил её Джек. — Пусть сначала силы вернутся к тебе. Он подал девушке воды и помог сделать несколько глотков. — Спасибо, Джек, мне уже лучше. Понимаешь, просто быть стаей бабочек — очень дезориентирует, — сказала она и очаровательно улыбнулась. Джек всё ещё был так удивлён, что не нашелся, что сказать. — Спасибо тебе, — с чувством сказала девушка, явно имея в виду что-то более важное, чем помощь в минуту слабости. — За что? — Я уже давно хотела воплотиться, и ты помог мне. Ты задал мне прямой вопрос. А ответить я могла бы только в человеческом виде. Вот я и воплотилась. — Ого, — Джек был обескуражен. — Какой вопрос? Девушка поднялась, подобрала ноги под себя и, сидя на коленях среди писем, провела по ним рукой. — Вот! — объяснила она. — Ты спросил, зачем все эти письма. И я могу тебе ответить. Садись же. Она отодвинула письма от края, и Джек несмело присел на край кровати рядом с ней. — Меня зовут Эмили. Пока я была бабочками, я во множестве необычных мест побывала. А когда попала к тебе, то захотела задержаться, узнать, что с тобой случится дальше. И не смогла остаться в стороне, потому что здесь происходит что-то важное. Оно ещё не воплотилось. Возможно, ещё не задан нужный вопрос. — Но я не знаю больше вопросов, — растерянно ответил Джек. — Тогда может быть, начнем сразу с ответов? Вопросы — они такие, они своенравнее ответов. Они приходят, когда им вздумается. — Эмили выбрала из россыпи вокруг себя одно письмо и посмотрела на Джека. — Ты не против? Джек покачал головой, и девушка надорвала край и начала читать. — Мне всегда нравился Хэллоуин. Обычно я очень неловкий и стараюсь никому не мешаться. Как я ни стараюсь, всё равно выходит, как всегда. Недоделанный я какой-то. А в этот день я видел вокруг себя столько странных нелепых существ, вроде привидений, русалок и бесов. И говорил себе: вот, посмотри, они тоже не похожи на нормальных людей, а куролесят и смеются как ни в чём не бывало. И я, сам не знаю почему, наконец-то ощущал себя вправе быть таким, какой я есть. Чувствовать себя настоящим полноценным человеком, а не уродом безруким. В общем, нужный день. Эдуард Рукиножницкий из Познани, мне 14. Эмили взглянула на Джека. Пока она читала, он смотрел на неё, а теперь прикрыл глаза и печально опустил уголки рта. — Можно, я прочитаю ещё? — скрывая волнение тихо спросила Эмили. Джек вскинул на неё глаза, вдохнул открытым ртом, чтобы что-то сказать, передумал и просто кивнул своим коленям. Эмили взяла следующее письмо и заглянула в подпись: — Эмма Свон, вместе с Вианн Роше, нам по 10 лет. Орлеан. Уважаемый Повелитель Хэллоуина, ты должен узнать, что случилось. Мы положим письмо у приоткрытого окна, и пусть оно дойдет до тебя так, как должно́. Сегодня было утро Хэллоуина, я нашла старую бабушкину шляпу, нарядилась ведьмой и вышла из дома. Постучалась к соседке с пустой корзинкой. Когда тетя Рози открыла, я, как положено, сказала ей «сладость или гадость». Но тетя Рози накричала на меня, сказала, что я хулиганю, и выгнала без конфет. Я не стала делать гадость, потому что поняла: что-то не так. Они забыли. Все забыли. Только моя подруга Вианн не забыла и тоже хочет вернуть праздник. Мсье Джек, мы знаем, что вы не Санта, и не исполняете желания, но пожалуйста, объясните взрослым, что нам нужен Хэллоуин. Эмили сделала паузу, молча перебирая письма с лёгким шуршанием. Джек не шевелился. Она открыла ещё одно письмо и продолжила. — Моя тетя Мэй в этом году не сделала мне костюм на Хэллоуин, а дядя Бен не пустил на улицу. Я смотрел в окно, и там никого не было. Вообще никого. Наверное, их тоже не пустили мамы и папы. Я не знаю, что случилось. Но это что-то плохое. Я бы хотел помочь, но я не знаю, как. Неужели Хэллоуина больше не будет? Постскриптум. Я надеюсь, что с вами всё в порядке, и вам не нужна помощь. Питер Бенджамин Паркер из Нью-Йорка, 7 лет. Пока она читала, Джек медленно, как будто двигаясь в густом киселе, аккуратно отклеил клапан следующего письма, извлёк лист бумаги и подал его Эмили, когда она умолкла. Эмили слегка кивнула без улыбки, взяла листок и начала читать Джеку следующую историю. Они так сидели и читали письмо за письмом всю ночь. В промежутках Эмили говорила, что люди очень зажаты, что они соблюдают безумное количество правил и ритуалов. Часть из них необходимые, а часть совершенно бессмысленные. И только в Хэллоуин люди могут позволить себе быть любыми. Даже ужасными. Ну, они могут хотя бы выглядеть ужасно в глазах других. Дети в большом мире были чуткими, и самые чувствительные из них осознали, что случилось. Они оставляли свои письма на открытых местах в надежде, что адресат найдет способ получить их. Когда в окне забрезжил рассвет, Джек сходил вниз, на кухню, и принес гостье молока с печеньем. Он не мог предложить ей для сна одну из гостевых комнат в своём за́мке, потому что долгие годы все эти комнаты стояли закрытыми, мебель там была укрыта белыми чехлами и покрыта слоем пыли и паутины. — Согласишься ли ты отдохнуть в этой комнате, Эмили? Я буду ждать тебя внизу и охранять твой сон. Сам я не нуждаюсь в столь частом сне, как люди. Они переложили все письма на стол, освободили кровать, Джек неловко запинался о мусор, который он оставил после своего разгрома, и обещал убрать всё позже. Наконец он подкинул в камин поленце, поворошил горячие угли и направился к двери. — Джек, — окликнула его Эмили из постели. — Прости, что прошу тебя, но… Посиди со мной, а? Иногда я боюсь не проснуться. Хотя, теперь это, наверное, не имеет смысла. Джек вернулся, передвинул кресло поближе к Эмили и сел. — Конечно, — сказал он. — Тебе не нужно извиняться. — Ну, что, — сонно проговорила Эмили, — у тебя появился какой-нибудь вопрос? — Нет, …то есть да. Но это не те вопросы. Завтра я расспрошу тебя, откуда ты и кто, и как нашла меня, и где и как жила до этого. Но ты и так устала, ты поспи. — А о чём будет ва́жный вопрос? — улыбнулась Эмили. — Зачем… О том, зачем всё так устроено. О том, как вернуть себе то, что мне нужно. Нужно ли оно мне. Ведь оказалось, что оно — не моё. Оно влечёт меня, но я ему не нужен. Зачем теперь я? В общем, обо мне, — признался Джек. — У меня есть одна история, давай, я расскажу тебе. Может быть, она об этом же. Слушай. Жила-была милая глупышка, и она была влюблена. — голос Эмили звучал тихо и монотонно, как будто она рассказывала длинную старую сказку. — Её жизнь была полна пения птиц и аромата цветов. И она верила, что можно полностью доверять своему избраннику. Но он оказался чудовищем, предал её доверие и жестоко избавился от неё. Могильный холод и мрак стали её судьбой. Прошли годы. Она полюбила ещё раз. Теперь она верила, что нужно быть очень сильной, нужно добиваться своего счастья и во что бы то ни стало удержать его в руках. Но оказалось, что этого тоже недостаточно. Хорошо, что она смогла вовремя понять свою ошибку. — Какую? — спросил Джек, затаив дыхание. — Что её мечте тоже нужна свобода. Даже самую прекрасную мечту следует отпустить, если ты — камень на её шее. Никто не может быть счастлив или сделать кого-то счастливым, если им не хватает свободы. — Свобода, — в священном трепете повторил Джек. Глаза его расширились и стали абсолютно черными и космически бездонными. Эмили закрыла глаза, а Джек подошел к окну и долго смотрел вдаль на полосу облаков тыквенного оттенка, подсвеченных снизу рассветом.