Новый рассвет

Грубые мозолистые руки Не Минцзюэ ласково оглаживают тело супруга, останавливаясь на округлившемся животе. Под горячими ладонями Чифэн-цзуня ощущаются лёгкие толчки, и Сичэнь тихо охает в ответ на движения малыша. — Весь в тебя, Минцзюэ-сюн, — смеётся он, почти невесомо целуя мужа в висок. — Наследник Цинхэ Не не может быть слабым, — Минцзюэ в ответ касается губами небольшого бугорка на животе Сичэня. — Он уже тренируется. — Не мог бы ты попросить его не тренироваться на моих органах? Меня он совсем не слушается. Не Минцзюэ улыбается краешком губ, целуя супруга в макушку. Внезапно смуглая кожа начинает покрываться крупными кровоточащими пятнами. Лицо Чифэн-цзуня замирает в пугающей гримасе, а в его глазницах появляется бесконечная чернота. Сичэнь отползает в сторону, но крепкая рука хватает его за длинный рукав одежд и тянет к себе. В горле застревает крик. Тело Цзэу-цзюня парализует, и он остаётся наблюдать самое ужасное зрелище в своей жизни. Рука его мужа, до этого нежно обнимающая его, сейчас была сильно обезображена. На лице Минцзюэ также не осталось ни единого живого места: все знакомые очертания исчезли, оставляя за собой лишь уродливое подобие. Сичэню казалось, что он вот-вот потеряет сознание — чувствительная психика беременного омеги была слишком уязвима для происходящего. Но когда Не Минцзюэ, оставшись лишь с одной конечностью, потянулся ею к животу Лань Хуаня, тот, быстро сориентировавшись и взяв себя в руки, оттолкнул её в сторону и принялся бежать. Дверь в цзинши оказалась заперта. Она не поддавалась ни на удары, ни на другие попытки её сломать. Сичэнь, весь дрожащий от панического страха, вжался в стену, боясь сделать лишнее движение. Его взгляд застыл на движущемся к нему Не Минцзюэ. Несмотря на ужасное состояние, тело Чифэн-цзуня двигалось достаточно быстро, и вот его уцелевшая рука уже была в метре от бледного супруга и тянулась к прикрытому ладонью Цзэу-цзюня животу…

***

Сичэнь вскочил с постели и схватился за грудь, пытаясь унять усилившееся сердцебиение. Он быстро дышал, будучи не в силах справиться с паникой. Никогда до этого кошмары Цзэу-цзюня не были столь яркими: пару раз, в совсем юные годы, после ночной охоты ему снились неприятные картины пережитого в близлежащих к Гусу лесах. Но ни премерзкие монстры, ни опасные духи и близко не стояли рядом с увиденным этой ночью. Перед глазами Сичэня стояло обезображенное тело Не Минцзюэ с предельной детальностью, а к горлу подкатывала тошнота. Как назло, Ванцзи, до этого проводивший почти всё своё время в цзинши брата, именно в это утро решил не беспокоить его. Самому же Сичэню поддержка самого родного человека была просто необходима, но нагружать брата лишними проблемами не хотелось. Такая мелочь, как сон, пусть и очень неприятный, не должна была выбить Цзэу-цзюня из колеи. Именно поэтому, немного успокоившись, Сичэнь выдохнул и положил руку на низ живота. Уже более сильный поток энергии ощущался на кончиках пальцев. Мужчина был не в силах удержать улыбку. В нём сейчас росла и развивалась частичка Не Минцзюэ. Частичка самого прекрасного и сильного Не Минцзюэ, никогда не имевшего намерения причинить своему любимому мужу страдания. Сичэнь жалел, что не сможет разделить радость своего отцовства с Не Минцзюэ и обрадовать любимого новостью о наследнике. Даже после столь отвратительного кошмара Сичэнь не испытывал страха перед Чифэн-цзунем. Он всё ещё помнил его наяву, поэтому ни один сон не мог стереть этих вспоминаний. Чтобы не кривить душой, Лань Хуань признался себе в том, что не может отпустить душу супруга и отца своего будущего малыша. Камень, давящий на грудь, стал чуть легче, и Сичэнь, окончательно оправившись ото сна, покинул цзинши. После утренней медитации Лань Хуань, позволивший себе не явиться на завтрак, чтобы вновь не сталкиваться с дядей, отправился в библиотеку Ордена в поисках необходимой ему литературы. Он надеялся разузнать, почему покойный муж вдруг навестил его во сне в таком неприглядном образе и почему он имел явное намерение причинить вред их ребенку. О снах, как о предостережениях, он знал достаточно. Но вопросов о содержании сна оставалось множество. «О чём ты хотел предупредить меня, Минцзюэ-сюн? Нашему малышу угрожает опасность?» Но ответом ему служил лишь внезапно подувший ветер. Обращаться с этим вопросом к Ванцзи казалось Сичэню неправильным. Спросить дядю — подобным вечной пытке. Если бы он взялся подробно объяснять Цижэню события сна, то закончил бы к началу родов. Дядя наверняка стал бы расспрашивать о беременности: где, когда, с кем, почему и зачем. А самое главное: «Почему не сказал раньше?». А ответа у Сичэня не было. Ему не хотелось распространяться о своей беременности раньше времени. Идеальной порой он считал конец второго триместра, когда уже видно, но ещё не стыдно признаться и списать всё на стечение обстоятельств и попытку красиво преподнести приятную новость. Несмотря на огромное желание удержать всё в секрете до нужного срока, Сичэнь понимал, что разговора с дядей не избежать. До ближайшей ночной охоты или до определенной попытки списать отказ от усиленных тренировок на недомогание из-за гибели мужа. Цижэнь ни за что не поверил бы даже в оправданную слабость духа своего старшего племянника. Сейчас Лань Хуань жалел, что жёсткие правила Ордена не позволяли ему дать слабину и показать, что он, вообще-то, тоже так может. Теперь же на него все, от детей из других ветвей семьи Лань до старших адептов, смотрели с подозрением. Не может же сам Цзэу-цзюнь ломаться под обстоятельствами? Может, но ради приятного обстоятельства внутри него будет держаться до конца. В библиотеке он застал того, кого меньше всего желал видеть сейчас: дядя Цижэнь гордо сидел в одиночестве, полистывая книгу старинных заклинаний. Сичэнь попытался незаметно ускользнуть из помещения, но был остановлен привычно строгим и холодным голосом дяди: — Лань Хуань, — сердце пропустило удар, — будь добр, подойди. Сичэнь сделал неуверенный шаг вперёд, будто боясь споткнуться о невидимую нить. — Да, дядя? — тело отказывалось совершать вежливый поклон, выдавая лишь лёгкий кивок головой. Неужели беременность так влияет на разум и волю? — Присядь, — Цижэнь отложил книгу в сторону, поглаживая бороду. Сичэнь сел напротив и почувствовал, что колени непозволительно дрожат. Всё могло решиться прямо сейчас, а Цзэу-цзюнь понимал, что совершенно к этому не готов. — Что с тобой происходит? — дядя неожиданно сменил тон на более нежный, чего Сичэнь никак не мог ожидать. — Я в порядке, просто… — Не смей мне врать. Ни за что не проверю, что стресс так влияет на тебя, — Цижэнь выглядел по-настоящему обеспокоенным. — Когда умерла твоя мать… — Дядя. — И твой отец… — Дядя, пожалуйста, — произнес Сичэнь, чувствуя, как внизу живота начало неприятно тянуть. — Ты болен? Ты же знаешь наших лекарей, они помогут, — Цижэнь сжал его руку в своей, морщинистой и теплой, — ты только обратись к ним. — Я здоров. Со мной всё хорошо, правда, — «А беременность не болезнь», — хотелось продолжить Сичэню. — Ты не был на завтраке. По какой причине? — Мне нужна была более продолжительная медитация, — Сичэнь придумывал отговорки на ходу, лишь бы как-то заставить дядю поверить в свои слова. — Я обещал, что подобных выходок не будет, но так вышло. Прости мне мою безответственность. Цижэнь вдохнул и приготовился что-то сказать, но остановился. А какие тут нужны слова, если молчание говорит само за себя. — Спасибо, дядя. И, получив от дяди кивок, Сичэнь поднялся, чтобы пройти к книжным полкам и найти то, ради чего он тут оказался. Среди литературы о семейной жизни, правилах совместного проживания и этикета, он нашел маленькую книжечку: «Беременность мужчин: дар или наказание», которую немедленно хотелось прочесть. Заинтересованность Лань Хуаня не укрылась от наблюдавшего за ним Цижэня. Он недоверчиво покачал головой и несколько напрягся, но выдохнул, стоило Сичэню пройти дальше, почувствовав на себе тяжёлый взгляд. Из библиотеки он вышел с парой книг о сновидениях и твёрдым намерением прийти ещё