Новый рассвет

— Ванцзи… — Сичэнь замер, в ужасе уставившись на окровавленную руку, — кровь… Без лишних слов Лань Чжань выбежал из цзинши и спустя несколько минут вернулся с озадаченным лекарем, держащим в руках стопку полотенец и тряпиц. От страха в глазах Сичэня потемнело, а голоса стали доноситься до него, будто сквозь толщу воды. Сердце трепетало в груди, так и норовясь выпрыгнуть наружу, а боязнь за его самого-самого любимого ребёнка полностью поглотила разум. Дрожащей и еле-еле послушной рукой Лань Хуань дотронулся до пояса одежд, пачкая их алой кровью. Тяжёлыми пальцами он пытался нащупать идущий из живота поток энергии, но всё, что отвечало из чрева — мрачная и морозная пустота. От ужаса осознания страшного Сичэню хотелось кричать, но из горла не вырывалось ни единого звука. Подошедший к его постели лекарь торопливо что-то произнес, но Лань Хуань уже ничего не мог разобрать. За считанные минуты перед его глазами пронеслась счастливая жизнь, которая вот-вот готова была оборваться, так и не успев начаться. Чтобы избавить омегу от лишних страданий, целитель напоил его снотворным отваром. Спустя некоторое время после этого до невозможного напуганный Сичэнь уснул, на время оставляя все тяготы позади. В посеревшем лице Ванцзи покоился сильнейший страх за брата и его малыша. Он исполнял указания лекаря с максимально возможной точностью, в перерывах измеряя шагами комнату. Ладони потели, а грудную клетку сводило от гнетущей тревоги. Если с Сичэнем или его любимым племянником что-то случится… Думать о худшем не хотелось. Рядом с кроватью Цзэу-цзюня лежала целая гора окровавленных полотенец. Кровь никак не хотела останавливаться, а лежащий без сознания Лань Хуань периодически вздыхал и морщился, пытаясь закрыться от прикосновений лекаря. Ванцзи опустился подле его постели и крепко сжал влажную ледяную ладонь в своей. Вид и ощущение крови на коже не отталкивали, наоборот, позволяли с новой силой прочувствовал весь тот кошмар, который сейчас переживал Лань Хуань. Лань Чжань поглаживал выпирающие костяшки на ладони брата и, едва шевеля губами, молился Небесам о его благополучии. Сичэнь протяжно и болезненно простонал, а затем сильно сдавил руку Лань Чжаня и вскрикнул, слегка приоткрыв глаза. Лекарь попросил Ванцзи подать вторую пиалу отвара и заставить Цзэу-цзюня вновь его испить, но, взглянув в лицо вновь опустившего веки Сичэня, понял, что необходимости в этом нет. Несмотря на боль, Лань Хуань спал крепко. Так, обнимая ладонь брата, Ванцзи провел около часа. Когда кровотечение прекратилось, и лекарь облегченно выдохнул и вытер выступивший пот со лба, Лань Чжань устало поднял на него глаза, уже не ожидая услышать ничего утешительного. Целитель напряженно свёл брови и ещё раз взглянул на спящего Лань Хуаня. В голове младшего Нефрита стояла лишь одна мысль: как сказать о произошедшем Сичэню и как правильно подготовить его к принятию ужасающей новости. Если бы Лань Хуань слышал, видел и чувствовал события этого вечера в полной мере, то, наверняка, впал бы в отчаяние. Как долго они с Не Минцзюэ пытались зачать этого ребёнка, сколько безуспешных попыток и слёз они прошли, прежде чем судьба одарила их столь ценным счастьем. Лань Чжань вспомнил, как брат, изредка приезжающий с визитом в Гусу, делился с ним своей болью и печалью, как считал себя неполноценной обузой для всего Ордена Цинхэ Не и пытался сводить начатую им самим тему к нейтральному разговору. Он видел поникшее лицо Сичэня после очередной неудачной попытки. И не хотел даже думать о том, что случится с ним после потери ребёнка. Лекарь, ещё раз проверив пульс Лань Хуаня и состояние его энергии, позвал Лань Чжаня на разговор. Общались они недолго и, проводив лекаря до его кабинета, Ванцзи вернулся в цзинши, стараясь не потревожить покой Сичэня. Оказавшись рядом с постелью Лань Хуаня, Лань Чжань тут же начал переливать ему свою светлую энергию. — Чего же ты меня так пугаешь, А-Хуань, — неслышно пробормотал он, наблюдая за тревожным сном Сичэня. Светлая энергия, казалось, придала мужчине больше сил, и он с трудом смог открыть глаза. Оглядевшись вокруг, будто не узнавая окружающее пространство, Сичэнь вновь прикрыл лицо задрожавшей рукой. По тяжёлым всхлипам Лань Чжань сразу понял, что брат плачет. Его слёзы вновь ударили по сердцу горячим кнутом, обжигая свежие раны. Остановив поток светлой энергии, идущей к его телу, он крепко прижал вздрагивающего Сичэня к себе и принялся шептать ему на ухо успокаивающие слова. — Почему это произошло со мной, Лань Чжань? — Лань Хуань хватался за плечи Ванцзи, как за спасательный круг. — Что я теперь… — Он жив, — утешающе поглаживая спутавшиеся волосы, произнес Лань Чжань. — Он жив и здоров. Как же он мог так сглупить и сразу не поставить Лань Хуаня в известность? Для любого омеги не существовало вещи страшнее, чем потеря собственного ребенка, и его брат не был исключением. Вытирая горячие слезы с бледных шек, Ванцзи корил себя за такую серьезную оплошность, но, увидев самую нежную из всех возможных улыбку любимого А-Хуаня, смягчился. — Лекарь велел тебе полежать несколько дней, чтобы кровотечение не возобновилось. Я сейчас принесу сменную одежду. Показавшись рядом с Сичэнем с запасным комплектом белых одеяний и большим тазом с водой Лань Чжань вызвал в брате искреннее недоумение. — Я помогу тебе, — поставив таз на пол и не расплескав ни капли, произнёс Ванцзи. — А-Чжань, не стоит, — слегка смутившись от представленной воображением картины, сказал Сичэнь. — это как-то… неправильно. — Не переживай, я постараюсь не смотреть. — А-Чжань, давай я сам? Так будет проще и… — Сичэнь осёкся, понимая, что в данной ситуации проще уже не будет никому. Ванцзи, всё же дождавшись от брата согласия, стал аккуратно снимать с него одежду. Всё то, что он звал интимным до этого момента, сейчас казалось нелепой детской шуткой. Жар чужой кожи, ощущаемый кончиками пальцев, шорох ткани и почти незаметные вздрагивания Лань Хуаня пленили и заставляли почувствовать этот момент совершенно иначе. Порозовевшие щеки Сичэня и его совершенно невинный взгляд из-под опущенных ресниц заставляли сомневаться в том, что этот омега действительно в прошлом познал мужскую ласку. Все движения, манеры говорить и даже поза Лань Хуаня выдавали в нём глубокую душевную непорочность. Лань Чжань не мог не восхищаться своим братом в такой момент. Когда на Лань Хуане не осталось никакой одежды, и лишь сложенные внизу одежды прикрывали его наготу, до этого крепко державшийся Ванцзи нервно сглотнул; достав смоченную в тёплой воде ткань, он осторожно коснулся ею внутренней стороны бедра Сичэня. Тот не оттолкнул руку брата в сторону, поэтому Лань Чжань продолжил омывать испачканное в крови тело брата. — Я приподниму, — Лань Чжань коснулся лежащих на бедрах брата одежд, но отпрянул, стоило руке наткнуться на крепкую выпуклость. — А-Чжань, пожалуйста… — Сичэнь, разгорячённый и покрасневший, схватил брата за длинный рукав, — ты не так понял! Я… Прости, А-Чжань, пожалуйста… Ванцзи неверящим взглядом уставился на говорящий обо всём без слов бугорок, явно выпирающий на фоне ровно лежащей ткани. Тело Лань Хуаня отреагировало на его, Лань Чжаня, совершенно ненавязчивые прикосновения. На душе появилось тягостное смятение: с одной стороны, хотелось поскорее сбежать из цзинши Сичэня и привести разум в порядок после тяжелого дня, а с другой, более человечной, просто не обратить внимания на произошедшее и списать всё на бурную реакцию организма беременного омеги. С первым было слишком много проблем. Со вторым — ещё больше. Руки отказывались слушаться, а сердце — стучать в привычном ритме, поэтому Лань Чжань, борясь с собой, лишь коротко кивнул и продолжил начатое. Сичэню же хотелось провалиться сквозь землю от съедающего душу позора. Хуже наказания, чем возбудиться от прикосновений собственного младшего брата, и придумать было нельзя. Он ведь даже не думал о чём-то порочном; тело само выдало реакцию, после которой даже смотреть в сторону Ванцзи было страшно. Такая случайность неприемлема для приличного человека, каким всю жизнь считал себя Лань Хуань. Первый поцелуй и первое соитие только после брака, стойкая воля на пути преодоления искушений, беспрекословное послушание старшим — всю жизнь он был примером для младших учеников и гордостью семьи Лань. Если бы кто-то услышал о произошедшем, то, наверняка, принял бы эту историю за шутку или неудачную попытку розыгрыша. Сичэнь и сам не мог поверить в случившееся, но и списать всё на повышенную из-за беременности чувствительность организма не представлялось возможным. Во время омовения, когда он сам касался себя более откровенно, ничего подобного не наблюдалось, и это делало ситуацию ещё более ужасной. Хотелось самостоятельно назначить себе строжайшее наказание за разврат, но боязнь навредить ребёнку этого не позволяла. Заметив появившееся на лице Лань Хуаня отвращение к самому себе, Ванцзи поспешил успокоить его и сказать, что подобная реакция для омеги, не контактирующего со своим мужем долгое время, вполне нормальна. Сам же Лань Чжань, хоть и был смущен не меньше, также считал это лишь неудачным совпадением и следствием сильного нервного перенапряжения. Сичэнь, так и не найдя душевного спокойствия, взглянул в окно. Собиралась гроза.