Новый рассвет

От собственных мыслей Сичэню становилось страшно. Не образно, не тревожно за свою мораль, а действительно страшно до мурашек по коже и отвращения. Он никак не мог оправдать себя и свои мысли лишь острыми и болезненными словами Лань Цижэня, но они прочно засели в голове Лань Хуаня и никак не хотели оставлять его, и так измотанного постоянными сомнениями и происшествиями. «Если у тебя есть совесть…если мы все для тебя ничего не значим…», — Сичэнь устало выдохнул и потёр пульсирующие виски руками. Что значит его любовь в клану? Неужели слова дяди задели его, потому что тот сказал горькую правду? Разве… Лань Хуань глубоко дышал, стараясь вновь не заплакать. Слишком много бессмысленных слёз было пролито за это время. Здесь решать нужно было здраво и, несмотря на беременность, непредвзято. Если он решился взять на себя ответственность, то и нести её должен до конца, не оправдывая свои ошибки и нерешительность ребёнком. Но почему столько всего навалилось именно в этот тяжёлый период? Почему он не мог найти понимания, когда очень в этом нуждался? Сичэнь пытался собрать свои мысли в кучу и обдумать произошедшее за все эти дни. Что будет, если он всё же решится на аборт? Лань Цижэнь считает, что таким бессовестным и жестоким способом можно показать кому-то свою любовь и уважение? Убить кроху, который нуждается в защите и ждёт её от единственного близкого человека? Или отдать своё дитя чужим людям и больше никогда и ничего о нём не слышать? Сичэнь не хотел и слышать об обоих вариантах. Его сердце за время беременности стало ещё более чутким, поэтому каждая грубая мысль будто оставалась на нём безобразным рубцом. Если Лань Цижэнь настолько упрям, что будет и дальше настаивать на аборте или отказе от ребёнка, Лань Хуань точно не согласится с ним. Ни авторитет старших, ни воспитание не заставят его поменять своё мнение. Даже думать о таком исходе ему было противно. А ещё больше его мучило чувство обиды на собственного дядю. Лань Цижэнь всегда был очень настойчивым человеком и строго следил за своей репутацией. Эта навязчивая и противоречащая правилам мысль передавалась и его ближайшему окружению. И Сичэнь, и Ванцзи с детства были лишены простых ребяческих забав, оставленных ради нравственности и обучения. Они оба принимали это как должное и относились к более жёстким запретам довольно терпимо, однако порой наблюдать за резвящимися малышами, не думающими об осанке и правилах фехтования, было больно. Было больно смотреть, как зимнее солнце играет на румяных щеках, а маленькие льдинки, прилипшие к одежде, сверкают под его лучами. Было страшно вымазать свою накидку в грязи или кидаться снежками вместе с другими детьми. Было больно слышать из уст юнцов о первой любви, первом поцелуе и тёплых объятиях, когда сам Сичэнь не мог подпустить своего альфу к себе ближе неловкого касания мизинцев. Но, несмотря на это, Лань Хуань понимал, что дядя, как мог, заботился о них и их будущем. Сичэню предстояло стать главой клана, а Ванцзи — прославленным заклинателем; они оба были членами наследной ветви семьи Лань, и им не могли прощать даже мелкие проступки. Как бы это сказалось на общей дисциплине? Молодые адепты брали с них пример, поэтому манеры, речь и жизненные ориентиры должны были быть безупречными. Образцы для подражания, два Нефрита...а за живых их кто-нибудь считал? Могли ли они хоть раз в жизни побыть не манекенами нравственности и послушания? Лань Цижэнь бы точно сказал, что все меры во благо, ведь он вправду считал правила Гусу исключительными и требовал безукоризненного их соблюдения. Но сейчас, даже при строгом контроле, Лань Хуань не мог принять такое решение своего дяди. Этот поступок не мог быть продиктован нравственностью и заботой. Прерывание беременности точно бы подорвало его физическое и психическое здоровье, а чистейшая репутация...Он не хотел отмывать чёрные пятна на ней кровью своего малыша или своей малышки. Когда слёзы высохли, а ураган на душе улёгся, Лань Хуань направился в свою любимую беседку. Возвращаться и вновь видеться с Лань Цижэнем не хотелось, а душе требовался покой и уединение. Может, ему следовало и вовсе уйти из Гусу на некоторое время? Остановиться в одной из близлежащих деревушек, где приветливые жители точно приняли бы наследника одного из четырёх великих кланов заклинателей с распростёртыми объятиями. Опытные родители поделились бы с ним советами по воспитанию ребёнка, а в родном доме бы затихли скандалы по поводу этой беременности. Лань Цижэнь за это время успел бы смириться или, наоборот, окончательно выставил бы его за дверь, чтобы сохранить благое отношения народа к своей личности. Лань Чжань бы стал прекрасным главой, и все были бы довольны. Люди в деревнях менее разборчивы и чопорны, им было бы без разницы, кем был второй родитель замечательного малыша: глава Цинхэ Не, случайный знакомый или давний друг. Совесть Сичэня была чиста. Он не испытывал стыда за своё прошлое ни перед самим собой, ни перед дядей, ни перед старейшинами, ни перед покойным супругом. Ведь дорогой А-Цзюэ никогда не сомневался в его порядочности...он даже не думал никогда об этом, ведь Лань Хуань не давал повода. Почему же сейчас всё складывалось так?.. Отдохнув в беседке и даже войдя в медитативное состояние*, Лань Хуань с улыбкой на лице решил прогуляться по окрестностям Гусу. Сейчас мысли о Лань Цижэне и его подозрениях оказались позади и были не в силах зацепиться за разум Сичэня; ничто не омрачало его ум, и он полностью присутствовал в настоящем моменте. Природа всегда была искренней и настоящей, существовала сама по себе и была одинакова близка ко всем людям и заклинателям. За это Сичэнь и любил красоты родного дома: простота и чувственность настраивали на позитивный лад и заставляли забыть о насущных проблемах. Он продолжал любоваться прекрасным пейзажем, но чуть поодаль заметил размеренно идущих ему навстречу старейшин. Лань Хуаню совсем не хотелось обсуждать вопрос своей беременности и личной жизни с кем-либо ещё; несмотря на уважение к мудрейшим членам клана Лань, он считал, что никто не должен вмешиваться в его семейные дела. Формально лишь Не Минцзюэ мог решать: жить этому ребёнку или не жить. И мнение супруга Лань Хуань знал. Но кого волновали формальности, когда у достопочтенных умов Гусу появилась замечательная возможность покопаться в чужом грязном белье? С каждой секундой встреча становилась всё ближе, из-за чего Сичэнь истинктивно прикрыл живот накидкой и мысленно просил Богов помочь ему пройти мимо старейшин без ненужных разговоров. Когда их разделяло не более метра, Лань Хуань вежливо поклонился, хотя чувствовал, как чужие взгляды хаотично бродят по его телу, заставляя что-то внутри неприятно сжиматься. После такого хотелось как можно быстрее принять ванну и смыть с себя грязь чужого осуждения. Сичэнь хотел было пойти по своим делам и забыть об этой неловкой ситуации, как вдруг заметил улыбку на лице у одного из старейшин. Улыбка? Почему он улыбается? И без насмешки... Его взгляд был настолько тёплым, что душа Лань Хуаня тут же воспрянула. На него не смотрели с ненавистью и злобой. Его не обвиняли в предательстве предков. На его малыша не обрушивали потоки своей ненависти, ему радовались и принимали, как нового члена клана Лань. Сичэнь улыбнулся в ответ и почувствовал лёгкий пинок в верхней части живота, будто ребёнок тоже приветствовал старейшину. Неужели малыш действительно мог понимать всё, что происходило вокруг? Ему тоже было приятно получить понимание и теплоту в свой адрес от постороннего человека? Или это всё лишь разыгравшаяся фантазия? Но ещё более удивительным казалось другое: он получил поддержку оттуда, откуда совсем её не ждал. И это заставило его в один миг переосмыслить всё происходящее в родном клане. Не все люди в Гусу желали для его малыша плохой судьбы, не все из них сомневались и в порядочности самого Лань Хуаня. А дядя... его можно было уговорить. Или же оставить наедине с разрушительными мыслями. Сейчас нужно было заниматься куда более важным делом - готовиться к рождению ребёнка. Времени до, возможно, самого важного события в жизни Лань Хуаня оставалось всё меньше и меньше, а он понимал, что совсем к нему не готов. Сичэнь очень желал встретиться со своим малышом, но совершенно не представлял, как нужно вести себя с этим крошечным и беззащитным существом, только-только появившимся на свет. Не будет ли он слишком мягким родителем? Сможет ли стать опорой для своего ребёнка? Выстроит ли с ним доверительные и тёплые отношения? И главное... сможет ли справиться с такой ответственностью без Не Минцзюэ?

***

В течение следующих месяцев Лань Хуань старался не нарываться на ссоры с Лань Цижэнем. Ему было слишком волнительно за ребёнка и его состояние, поэтому о стрессах пришлось надолго забыть. Дядя, вопреки ожиданиям, также не проявлял настойчивости и более не вмешивался в личную жизнь своего племянника. Неужели он действительно всё переосмыслил? Или это было затишье перед бурей? Рядом с Сичэнем почти всё время находился Лань Чжань: они вместе гуляли по окрестностям Гусу и проводили тихие семейные вечера. Лекарь рекомендовал Лань Хуаню больше времени проводить на свежем воздухе и почаще любоваться прекрасным, из-за чего Ванцзи приходилось тщательно следить за досугом своего старшего брата. Сичэню иногда казалось, что Лань Чжань ждёт появления малыша на свет ещё больше, чем он сам. Брат часто гладил ещё более увеличившийся живот Лань Хуаня и даже играл ребёнку на гуцине. Мелодию он назвал "Минчжу", потому что это имя никак не выходило из головы Сичэня, и он был уверен, что назовёт малыша именно так, даже если у него всё же родится мальчик. Кроха успокаивался под звуки гуциня даже в особо активные вечера, будто понимал, что дядя играет специально для него. В такие моменты Сичэнь особенно ярко осознавал, что день родов неуклонно приближался, и с каждым днём его тревога по этому поводу возрастала в несколько раз. Если что-то пойдет не так? Сможет ли он самостоятельно родить малыша? Сможет ли вытерпеть сильнейшую многочасовую боль? И, самое главное, что будет после? Младенцы требуют очень много внимания, но и оставить дела клана не представлялось возможным. Не мог же он нагружать Ванцзи столько времени? Ему тоже нужен был перерыв, хоть он никогда и не жаловался Сичэню на усталость. Может, с рождением ребёнка все вопросы решатся сами собой? На данный момент было важнее то, что беременность протекала без осложнений и трудностей. Пусть тяжёлый живот, постоянный голод и боль в пояснице всё же успели сильно измотать и так измученного Лань Хуаня. По словам лекаря, плод был достаточно крупным, поэтому такие симптомы являлись неизбежными. Носить дитя оставалось всего несколько недель, и это придавало Сичэню сил. Ради своего малыша временные неудобства вполне можно было потерпеть. Чтобы легче переносить все тяготы беременности, он больше времени проводил у алтаря и просил благословения покойной матери. Лань Хуань очень надеялся, что она поможет его ребёнку появиться на свет крепким и здоровым. Она прошла через этот сложный период два раза и вытерпела все муки ради своих детей. Сичэнь рассчитывал на её незримую поддержку и ощущал, как груз ответственности падает с его плеч. Лань Хуань чувствовал, что всё пройдёт хорошо. Просто боялся в это поверить.