Новый рассвет

Свет. До Лань Хуаня доходил свет, источник которого пока что не был ему видим. Сичэнь поднял голову и огляделся: поблизости никого не было, лишь излишне потускневшая комната встречала его пробуждение запахом прохладного вечера. Как он оказался здесь? Цзинши? Цзинши Лань Чжаня… Что?! Лань Хуань резко вскочил, но в ту же секунду осёкся: тело отозвалось головокружением и скованностью в непривычно озябших конечностях. Обращать внимание на такие мелочи не хотелось, но находящийся внутри него малыш вынуждал его считаться со своим положением. Последнее, чего Сичэнь хотел, это навредить крохе в и так неблагоприятной ситуации. Но где находился сам Лань Чжань? Где дядя и другие старейшины? Почему он оказался здесь совсем один? На столе стояла зажжённая свеча. Прогорела почти наполовину. Именно её свет и вывел Лань Хуаня из сна. Когда он успел заснуть? Собрание же точно не было закончено. Они только-только начали обсуждать главный, хоть и далеко не приятный вопрос. Лань Цижэнь не мог сделать ничего, что повлекло бы такие последствия. Не могли же его просто оглушить? Голова не болела, и ничего, кроме небольшой тяжести в руках и ногах не беспокоило. Если бы к нему применили насилие, это бы безусловно нашло отклик в чувствительном теле. За спиной послышались шаги: лёгкая поступь не могла быть ничем иным как… — А-Чжань, — прошептал Лань Хуань, оборачиваясь в сторону брата, — А-Чжань, ты в порядке… Сичэнь взял волю в кулак, собрал все свои силы и поднялся на ноги, подходя к Ванцзи. Вот он, живой, невредимый и выглядящий ещё более отдохнувшим, чем раньше. — Брат? — Лань Чжань, кажется, несколько опешил. Он никак не ожидал такой реакции со стороны Лань Хуаня, поэтому ситуация его напрягла. — Я думал, что с тобой что-то произошло, — Сичэнь сжал Ванцзи в объятиях и уткнулся носом в так знакомо пахнущую сандалом шею. Запах пробудил в нём самые тёплые воспоминания. — Я так рад, что с тобой всё хорошо, А-Чжань, — продолжал Лань Хуань, не в силах оторваться от брата. — Прости, что не поставил в известность, — Лань Чжань обнял Сичэня в ответ и погладил его напрягшиеся плечи. По спине Лань Хуаня пробежали мурашки. — Дядя поручил важное дело, времени объясниться не осталось. — Дядя? — Сичэнь замер, а затем, подняв взгляд на брата, повторился. — Дядя, да? — Я... — Мне нужно уехать из Гусу, — холодно сказал Лань Хуань. Сейчас в его взгляде потухла былая искра; он стал пронизывающим и болезненно тяжёлым. — Срочно. Пазл, наконец, сложился. Всё встало на свои места и дышать стало несколько легче. Ничего за это время не произошло просто так. Всё шло по плану. К сожалению или к счастью, Лань Хуань понять не мог. Ванцзи встретил предложение Сичэня молчанием. Он знал, что требовать ответа на свои многочисленные вопросы в данный момент бессмысленно. Лань Хуань был сам не свой и не мог вразумительно объясняться. Слишком многое стало очевидным за пару секунд, на осознание требовалось время. — Пожалуйста, найди меня… — Сичэнь осёкся, — нас, если повезёт, спустя несколько месяцев. Пожалуйста. — Брат, — начал было Ванцзи, но его речь тут же прервал Лань Хуань. — Он не даст мне житья, А-Чжань, — всё так же холодно, будто вовсе обида не лежала сейчас на его плечах, произнёс Сичэнь. — Он угробит и меня, и ребёнка, а затем примется за тебя. Я…я не знаю, что сделал не так, где осёкся, но сейчас мне следует принять эту ситуацию как данность: в Гусу оставаться нельзя. Не в этот раз, Ванцзи. Лань Хуань сам удивился своему спокойствию: о том, чтобы покинуть свой дом, место, в котором он рос, встретил своё счастье, провёл лучшие годы жизни, он говорил так, будто собирался всего лишь сменить испачканные одежды, так, как делал это много раз до этого. Сейчас идея расстаться с родными землями не казалась ему мимолетным помешательством, временным порывом затуманенной гормонами души. Он принимал это решение холодно и расчетливо: так будет лучше. Для всех. Дядя сможет спокойно учить адептов нравственности, не имея под боком живого воплощения разврата и бесчестья, старейшины будут с гордо поднятой головой встречать гостей клана и хвалиться достойным главой, место которого через несколько лет заслуженно займёт Лань Чжань. А он… Он отправится в чужие земли, найдёт пристанище и заживёт по-новому. Не как великий заклинатель своего поколения, не как уважаемый среди знати юноша, а как простой рабочий человек. Счастливый. Как папа самого чудесного малыша и — совсем немного, в глубине души — как брат величайшего из правителей. Последняя мысль болезненно и горько кольнула Лань Хуаня в самое сердце: на глазах выступила влага, которую он наскоро сморгнул. Не стоит проливать слёз. Не стоит делать ничего, что может заставить остаться. А остаться могла заставить любая вещь, кажущаяся мелочью в обычные дни: летящая мимо бабочка, пение любимой птицы или шелест листьев под дуновениями нежного ветерка. И смотрящий вот так Ванцзи: пристально и с большой любовью. Он действительно любил его. Любил и будет любить всегда. Не так, как любил их отец: строго, выдержанно и широко; не так, как любила мать: нежно, ласково прижимающая к груди; не так, как любили альфы, кричащие о своих чувствах: пошло и распущенно; и даже не так, как любил Не Минцзюэ: горячо, самоотверженно и без памяти. Ванцзи любил как брат: всегда заботился, был опорой и правой рукой в любом деле. Ванцзи любил как друг: мог дать совет, выслушать и поговорить. Ванцзи любил как отец: объяснял, иногда направлял и высказывал неодобрение. Ванцзи любил как муж: никому не позволял нарушить душевное спокойствие и опорочить, охранял от назойливых взглядов и фраз. Ванцзи любил как человек: смотрел с уважением и признанием. Ванцзи любил так, как любят больше, чем люди: безусловно и безгранично. - В прочем, - Лань Хуань глубоко вдохнул, чувствуя, как по щеке предательски стекает тёплая слеза, - можешь не обещать ничего. Я знаю, что найдёшь. - Мгм. - И даже, если я уйду далеко-далеко? Туда, куда не ступала нога ни человека, ни заклинателя? - Не буду искать. - коротко произнёс посерьёзневший Лань Чжань. - Я пойду за тобой. Лань Хуань не знал, как ему стоит благодарить судьбу за такого понятливого брата. Ванцзи не стал ничего расспрашивать, пытать о сложившихся обстоятельствах; не стал выяснять отношения - просто согласился и предложил своё плечо, поддержку, которую Сичэнь никак не мог принять. Это было бы бессовестно по отношению к самому близкому и родному человеку. Не мог. Не мог, хотя очень хотел. - Тебе не нужно, а-Чжань, - тихо проговорил он, опустив взгляд. - Просто найди нас через какое-то время. Мне нужно будет тебе многое рассказать. - Нельзя одному, - Ванцзи посмотрел на живот Лань Хуаня и дотронулся до него кончиками пальцев. - Сейчас нельзя. По телу Сичэня разлилось приятное тепло, а малыш начал заметно активничать. От мысли, что ребёнок признал Ванцзи, стало больно. Почему их должна ждать, пускай кратковременная, но мучительная разлука? На секунду Лань Хуаню показалось, что лицо Лань Чжаня тронула улыбка. - Именно сейчас нужно. Потом никак, ты же понимаешь, - Сичэнь осёкся. Не понимает, конечно. Такие вещи не принято было обсуждать в Гусу. О родах и послеродовом восстановлении Ванцзи едва ли слышал или, быть может, читал в каких-то запретных книгах сомнительного содержания. - Прости, а-Чжань. - Куда ты направишься? - Я знаю одно место, где меня смогут принять, - Лань Хуань сглотнул. - Всё будет хорошо. Он не привык врать. Не привык врать кому-либо. А Лань Чжаню не привыкнет врать никогда. Он не знал никакого места. Никакого, кроме ближайших окрестностей Гусу и Цинхэ, останавливаться в которых было никак нельзя - обыщут в первую очередь, если решатся искать. Место, в котором тебя примут... Сичэню сразу вспомнилась комната матери: простая, несколько мрачная, но светлая по своему существу. Место, в котором они с Ванцзи чувствовали себя свободными от правил и суеты. Место, в котором никто не ругал их за слишком громкие разговоры и игры. Если бы сейчас его ждали в такой тихой комнатке, вдали от осуждения и разлада, он поклялся бы провести там остаток дней, попивая горячий чай из дешёвой глиняной посуды. А сейчас ему предстоял тяжелый путь. Путь, который приведёт его к желанному счастью. Путь, за которым нет ничего. Манящая неизвестность и дешёвая глиняная посуда. Только и всего.