Новый рассвет

Сердечная хворь… Сердечный приступ? Вот так неожиданно и страшно? Именно сейчас, когда всё только-только улеглось, и он хотел начать новую, счастливую и беззаботную, жизнь? Лань Хуань тяжело выдохнул и провел рукой по взмокшему лбу: в голове никак не хотела укладываться внезапная новость. — Вы дождались помощи? — всё, что сумел сказать он, в глубине души надеясь на лучшее. — Второй лекарь Гусу Лань сейчас пытается нормализовать ситуацию, Цзэу-цзюнь, — юноша отдышался и стал выглядеть куда более собранным. — Мне было приказано сообщить вам и Второму молодому Господину Ланю. Простите за беспокойство… — Требуется духовная энергия? — Лань Хуань продолжал задавать вопросы, стремясь держать ситуацию под контролем. В такой момент ни в коем случае нельзя было расслабляться, оправдываясь беременностью, усталостью или собственной непростительной несобранностью. — Сейчас нам помогают адепты, но… — Ванцзи, — голос Сичэня звучал непривычно твердо и уверенно. — Отправляйся к лекарю прямо сейчас. Им нужна твоя помощь. — Слушаюсь, — с привычной выдержкой произнёс Лань Чжань, однако на лице его появилось нескрываемое беспокойство. Он понимал, что сейчас оставить Лань Хуаня одного значило упустить последнюю возможность отговорить его от побега. Но ослушаться приказа брата он не мог — не позволяло уважение. Именно поэтому Ванцзи, ещё раз взглянув на Лань Хуаня с немой мольбой, покинул цзинши вслед за юным адептом. Он понимал, что нельзя терять ни минуты. Для всех спасение лекаря стало делом первостепенной важности. Сичэнь глубоко вдохнул и почувствовал, как по щекам текут горячие слёзы. Сделав всё, что от него зависело, Лань Хуань позволил сердцу расслабиться и выплеснуть накопленные эмоции. Состояние лекаря сильно волновало Сичэня: они не были друг другу чужими людьми, и осознание того, что сейчас он не может даже поделиться с ним духовной энергией, ранило душу больнее ножа. Энергия была слишком нужна малышу, поэтому растрачивать её даже на благое дело было нельзя. К тому же, сила беременного омеги имела совсем иную направленность и не могла благоприятно сказаться на другом человеке. Лань Хуань сел на край кровати, пытаясь унять эмоции. После случившегося он забыл даже о побеге и неизвестном талисмане, оказавшемся среди его вещей. Тёмная вещица просто затерялась среди бытовых мелочей, продолжая источать энергию страха и злобы. Стоило Сичэню успокоиться, как внезапно он ощутил волну схваткообразной боли, идущую от поясницы и низа живота к ногам. — Папа больше не будет нервничать, — улыбка, обращенная к малышу, должна была унять неприятное чувство, но оно, казалось, только усиливалось, вопреки нежности. — Тшшш. Обычно разговоры с ребёнком всегда облегчали боль или вовсе избавляли от неё, но этот раз во всех проявлениях отличался от предыдущих. Лань Хуань поднялся на ноги, желая немного прогуляться и забыть о произошедшем, как вдруг ощутил тепло, разливающееся в самом низу. Он опустил взгляд, который стал совсем мутным, и с полным неверием уставился на пол и свои одежды. На пол и одежды, ставшие непозволительно мокрыми. «У меня отошли воды», — Сичэнь панически задышал, стараясь привести себя в чувства. Если несколько минут назад он сумел совладать с повышенной эмоциональностью и принять правильное решение, то сейчас разум отказывался внимать здравому смыслу. Воды. Он рожает. Его малыш вот-вот появится на свет. Тогда, когда рядом не будет лучшего лекаря. Тогда, когда рядом, возможно, не будет даже близких людей. Ванцзи сейчас занимался более значимым делом, и в процессе родов он вряд ли понимал больше самого Лань Хуаня. Оставаться в одиночестве в такой момент тоже было нельзя: никто не мог гарантировать благоприятный исход, а рисковать жизнью долгожданного ребёнка совсем не хотелось. Сичэнь спешно покинул цзинши и, чувствуя ужасную неловкость из-за своего вида, направился в сторону покоев оправляющегося после сердечного приступа лекаря. Он вовсе не собирался беспокоить своими проблемами целителя, но именно там сейчас находились все, кто мог хоть как-то помочь малышу появиться на свет. Будто назло, рядом не было даже адептов, нарушающих дисциплину и прогуливающих занятия: все тайком собрались у комнаты лекаря. Сичэню оставалось лишь поверить в собственные силы и попытаться справиться с внутренней неуверенностью. По дороге в цзинши лекаря Лань Хуань почувствовал приближение очередной схватки: он осторожно прислонился к деревянной опоре и прикрыл глаза, пережидая приступ. Боль была терпимой и больше походила на лёгкое потягивание мышц — Сичэнь вспомнил, что иногда испытывал это чувство во время течек. Спазм постепенно сошел на нет, и дышать стало значительно легче до момента, как Лань Хуань услышал знакомый, но от этого не менее тревожащий голос Лань Цижэня. Сердце пропустило удар. Если сейчас дядя решит навредить ребёнку, то защититься будет слишком тяжело. Сичэнь замер, стараясь не привлекать к себе внимание, но сделать это оказалось сложнее, чем представлялось в мыслях. Лань Цижэнь привычно спокойным шагом прошёл мимо, бросив на Лань Хуаня заинтересованный взгляд. Ни одно правило не запрещало стоять. Ни одно правило не запрещало стоять, замерев, беременному омеге, готовому вот-вот встретиться со своим малышом. В Гусу Лань можно было даже дышать не по команде, и с каждым днём этот факт всё сильнее удивлял Лань Хуаня. Сичэнь чувствовал, как тяжело бьётся его сердце, как сковывает мышцы на пике болезненной схватки и как недобрый взгляд дяди прожигает дыру в белых одеждах. Почему лекарь захворал именно сейчас? Почему… или… Мысли Лань Хуаня отказывались идти в этом направлении. Всё нутро противилось тому, чтобы поверить в мелькнувшую на краю подсознания идею. Лань Цижэнь точно не был причастен к болезни лучшего целителя Гусу Лань. Он никак не мог сотворить нечто настолько безнравственное и подлое за спиной Лань Хуаня. Дядя, вырастивший его, поставивший на ноги практически в одиночку, всего лишь не сумевший смириться со скорым появлением нового члена семьи, не стал бы рисковать жизнью своего племянника. Он не смог бы… Не смог… В голове потёртыми картинками пронеслись события прошедших дней. Дядя был способен на всё. Сичэню казалось, что он не дышал, когда тихий стон ненароком сорвался с губ. Внизу всё ещё было влажно, разуму — стыдно, а сердцу — чрезвычайно тревожно. От одной мысли о том, что с малышом может что-то произойти, хотелось спрятаться в самом потаённом уголке Гусу, заплакать и прижаться к земле дрожащим телом. — Тебе стоит поберечь себя, Сичэнь, — дядя остановился напротив, и Лань Хуань успел пожалеть о том, что не ускорил шаг. — Ты слышал о произошедшем? Ванцзи уже помогает ему и… — Довольно, дядя! — нервы Сичэня находились на пределе: он чувствовал, как внутри закипает ярость, сдерживаемая лишь телесным бессилием. — Не делай вид, что ничего не понимаешь! — Я понимаю, насколько всё серьёзно, — Лань Цижэнь пригладил бороду, так, как делал это тогда, когда был для Лань Хуаня ближайшим человеком. — Я могу представить твои чувства, но тебе не стоит так переживать. — В любой момент он может умереть, — с крика на шёпот перешел Сичэнь, — в любую секунду его сердце может остановиться. Любой миг, и жизнь дорогого мне человека оборвётся, словно хрупкая нить. — Сичэнь, так случается, — Лань Цижэнь положил ладонь на плечо Лань Хуаня, и тот почувствовал внезапно подступившую к горлу тошноту. — Ты должен понимать это, как никто другой. Столкнувшись со смертью столько раз… — Так случается? Случается ли, дядя, что близкие люди так равнодушны? — Сичэнь почувствовал, как по бедру проскользнуло что-то тёплое, но не обратил на то должного внимания. — Тебе когда-нибудь желали смерти те, кто растил тебя с пелёнок? — Сейчас ты излишне чувствителен и преувеличиваешь, — Лань Цижэнь всматривался в побледневшее лицо Лань Хуаня. — Если вдруг ты говоришь обо мне, то знай, я желаю для тебя только лучшего. И ты прекрасно об этом знаешь. Хоть раз мои советы привели тебя к чему-то плохому? — Потеря ребёнка не будет для меня лучшим, дядя, — низ живота стянуло новым спазмом, и Сичэнь ненадолго прервался. — Я хотел этого малыша много лет. Мы с А-Цзюэ хотели, ты даже представить не можешь, через что мы прошли, и… Почему так часто? Схватки должны были начинаться постепенно, нарастая с каждым новым приступом, но сейчас Лань Хуань чувствовал себя одним большим комком боли и напряжения. — Сичэнь… — Лань Цижэнь посмотрел вниз, и лицо его исказилось в испуге. — Откуда кровь? — Почему ты снова перебиваешь? Неужели… — Лань Хуань не сразу осознал слова дяди. Он прервал свою речь и посмотрел на дядю уже без ненависти. — Погоди… кровь? Что… Он перевёл взгляд вниз и увидел под собой то, чего меньше всего ожидал. Под белоснежной тканью одежд расползалась небольшая лужица крови.