IV глава
13 мая 2019 г. в 22:21
Ночью Джеймс просыпался от жажды, а засыпал с переживаниями за своё будущее. Каждое пробуждение в груди неприятно сжимало. Он не знал, что его организм больше беспокоит. Жажда, страх, болезнь или самое печальное — Уилсон умирает. Когда он проснулся последний раз за эту ночь, то чувствовал, как покрывается холодным потом, а в горле появляется истерический ком. Мужчина не мог спокойно лежать, вся кровать измялась, одеяло съехало вниз. Страшные мысли поглощали разум. Уже не радовало, что Джеймс мог делать что хочет, не думая ни о чём. Приятные воспоминания вызывали лишь тоску. Даже хотелось вернуться к прежней жизни. Но более тревожные эмоции вызывало неведение о том, каков будет конец. Сколько будет продолжаться агония перед кончиной. А если, будучи уже без пульса, ещё функционирующий мозг продолжит всё осознавать и получается, что Джеймс останется пленником своего тела, с ужасным осознанием того, что мёртв.
Среди ночи, вертящийся Уилсон в постели, издаёт много шума. Он садится в кровати, и ждёт, пока спадёт головокружение и приступ тошноты. Нащупав кружку, мужчина обнаруживает, что она пуста. Он должен перевести дух и занять себя чем-то, пока не успокоится.
На кухне Джеймс выпил два стакана воды и выглянул в окно. Хочется лечь на траву, вдыхая её запах, ощущать, как по телу ползают жучки и слушать ночную природу. Хочется так и уснуть, а проснуться утром замёрзшим на влажной от росы траве, с болевшей спиной и шеей, от некомфортной позы сна. А после отогреваться, расслабившись в горячей ванне с пеной, пуская пузыри. Просто ты жив и можешь позволить наслаждаться такими мелочами. Перед смертью, для Уилсона стало это важно. Жизнь — это роскошь. Потому что после неё не ожидается ничего. Ни чувств, ни запахов, ни прикосновений… Последняя мысль вышвырнула мужчину со своих размышлений. Ему требовались тактильные ощущения. А что, если утром, ему резко станет плохо и тогда…
Прокравшись обратно в комнату, преодолев скрипучую дверь, Уилсон не лег в свою постель. Он аккуратно раскрыл шторы, чтобы луна осветила комнату. И подошёл к Хаусу, что мирно лежал на спине, в своей кровати. Он выглядел расслабленным, его грудь равномерно поднималась и опускалась.
Уилсон присел на колени у кровати друга. И принялся его осматривать. Тот демонстрировал аккуратный длинный нос, тонкую линию губ, закрытые глаза и морщины, заметно прибавившиеся. Джеймс смотрел на него какое-то время, не решаясь к действиям. Мысли ушли на задний план, оставалось желание прикоснуться. Ни близость с девушкой, ни ободряющие слова и поддержка новых знакомых не заменят дружеское объятие с Хаусом. Что уж говорить о таком интимном моменте для Уилсона.
Немного помыслив об этом, Уилсон вздрогнул, испугавшись громкого вздоха соседа. Проклятие, Уилсон скоро потеряет всё, хорошее и плохое. Он убеждал себя, что плевать он хотел на плохие последствия. Хотя, в где-то в глубине себя боялся умереть в одиночестве. Приложив руку к груди и тихо выдохнув, Джеймс решился. В конце концов, Уилсон просто разбудит Хауса своим пристальным взглядом или громким стуком сердца.
Уилсон аккуратно приподнял одеяло, чтобы получить доступ к скрывшейся руке под ним. Он положил ладонь на расслабленную руку Хауса, надеясь, что реакция на прикосновение, не помешает Джеймсу. В груди болезненно сжалось, от того, что возможно, Хаус последний человек на Земле, кого он видит. Сжав глаза и кулак своей свободной руки, Уилсон привёл мысли в норму и глубоко вдохнул, после выдохнув. И просто наполнился решимостью.
Он погладил руку спящего друга и повел ладонь до его плеча, чувствуя, как шевелятся маленькие волоски под его холодными пальцами. Не следовало никакой реакции от Грегори. Затем Уилсон коснулся его колючей щетины второй рукой и принялся оглаживать контуры лица. Он касался закрытых глаз и ресниц, губ, носа, словно видел человека впервые. Джеймс спустил руки на грудь друга и ощутил учащённое сердцебиение. Тот не спал. Но оба ничего не сказали. Уилсон растерялся. Но ему нравится, что он делает, а если Хаус против, то сказал бы. Поэтому мужчина с пола начал нагло втискиваться в чужую кровать, ожидая, что второй его столкнёт. Тот ничего не предпринял, но и не подвинулся, когда Джеймс лёг на бок.
Уилсон уже был уверен, что Хаус доволен и, наверняка, он ожидает следующих действий друга. Джеймс уткнулся губами в шею Грега, чувствуя, как бьётся пульс. Рука в это время скользила по его груди и животу Хауса, встречая редкие волоски, задрав футболку. А затем резко исчезла и Хаус ощутил, как она задела его возбуждённую плоть, но конечность переместилась на ногу, где был шрам. Грегори хотел уже запротестовать, потому что ему это казалось интимным, даже больше, если бы Уилсон ему отсосал. Но горячие губы Джеймса начали целовать его шею, а пальцы проходились по рубцам шрама. Что создало странный контраст чувств. Хаус сжал зубы и положил руку себе на член, что скрывался под влажной тканью трусов, и начал его поглаживать, постепенно высвобождая плоть из-под ткани.
Ладонь Джеймса накрыла кулак Грега. Тот решил освободить больше места любовнику на кровати и убрал руку с члена, давая право Джеймсу гладить его там. Тот словно играя, стягивал кожу, массировал яички, щипал их. Но ни звука от Хауса не добился.
Уилсон, в свою очередь, готов был уже стонать от того, как сильно ему хочется разрядки. Он начал тереться членом об Хауса. Было приятно, но неудобно. Поэтому, он навис над любовником, положив снова руку на его член и взглянул на Грега. Тот отвечал на его взгляд внимательно, приоткрыв рот, когда Уилсон плавно водил рукой по его паху.
— Сядь, — попросил Джеймс.
Хаус повиновался, расширив ноги, чтобы Джеймс мог устроиться между них, прижавшись членом к Хаусу и вытянув ноги за спину Грега. А тот, от бушующих чувств поцеловал Уилсона, где-то около уха, поглаживая того по голове и оттягивая его волосы рукой, а второй пытался ухватить оба члена. Джеймс тоже не отставал и помогал любовнику, поглаживая его чувствительную головку.
Спустя мгновение Хаус отстранился от лица Уилсона и сплюнув себе на ладонь, начал быстро водить рукой по своему члену, а второй помогая Джеймсу. В комнате были слышны хлюпающие звуки плоти, громкие вздохи Уилсона и шипение Хауса.
Первым излился Джеймс, заливая семенем свою руку и любовника. Тот остановился, заставив Уилсона оторваться от лицезрения их плоти.
— Сядь между моих ног на пол, — прошептал Хаус.
Уилсон хотел этого. Ведь сегодня Хаус обратил его печаль в прекрасное и такое сладкое чувство.
"Хорошо, если сладкое" — подумал он.
Уилсон выполнил приказ. И чужой член оказался на уровне его лица. Он сразу же обхватил губами горячую плоть, толкая её глубже в рот. И стал аккуратно помогать себе рукой. Ладонь Хауса легла ему на голову и спустя секунды он сжал мягкие волосы на ней, шумно, и отрывисто задышав. Горькая струя брызнула Джеймсу в горло, он выпустил член изо рта и начал откашливаться, пытаясь проглотить жидкость.
— А я всего лишь хотел пометить твое милое личико. Проказник, же ты, Уилсон и почему я тебя раньше не трахнул? — Хаус улёгся на кровать, свешивая влажную руку с кровати и смотрел, как смущённо ведёт себя Джеймс, вытирая пальцами капли спермы с подбородка.
— Так, значит ты не заставлял меня отсосать тебе…
— Ты хорошо берёшь инициативу на себя.