***
Мысли доктора Гастера были полны забот с самого утра. Мало того, что очередные эксперименты с введением «решительности» в подопытных монстров завершились полным провалом, так ещё и амальгамы с трудом поддавались дрессировке. Одна особь сбежала. Это случилось по его, Гастера, неосторожности — так он себе это объяснял. Амальгама — чудовищный гибрид разных подвидов монстров, созданный и названный им самим. Без памяти. Без собственной воли. Без души. Но особь под номером 76 отличалась от остальных. «Решимость» — субстанция, которая позволяла человеческим душам накапливать огромную энергию, повлияла на неё иначе. Создание сохранило обрывки памяти всех несчастных, которые слиплись телами, перемешались разумами и изнывали от хирургического изъятия душ. Оно не превратилось в прах, как многие неудачные образцы. Оно могло примитивно думать. И всё ещё хотело жить. Гастер брезгливо поморщился, переваривая утреннюю информацию. Тогда амальгама номер 76 осмелилась сбежать. Это было так нелепо. Без единого шанса. Огромная, склизкая, вязкая светло-серая масса со множеством голов и рук, торчащих во все стороны. Она издавала ужасные звуки и едва была способна передвигать конечностями. Гастер не прикрыл дверь, вывозя очередные останки. Смесь пепла и субстанции, похожей на плоть. Но все же не её. В истинной лаборатории, что находилась на несколько этажей ниже базового светлого уровня, доктор Гастер чувствовал себя полноправным властителем. Впрочем, он и был им. Ни одно создание не покинуло бы мрачные катакомбы без его ведома. Попытка бегства всего лишь… — Глупое, неоправданное самоубийство, — произнёс Гастер вслух, ставя точку на своих размышлениях. Он скрывал, но его эта ситуация задела. Да, амальгама сама виновата. Но доктор так же чувствовал укор за собственную несдержанность. Секундную слабость. Когда он обнаружил сбежавший экспонат своей специфической коллекции, тянущий отростки к кнопкам панели, то почувствовал злость. Ярость. И она не унималась до тех пор, пока искорёженное создание полностью не потеряло последние искры жизни. Но Гастер жалел не существо. Нет. Находясь в спутанном состоянии духа последние месяцы, он уже и забыл, в каких именно записях вёл учёт опытов с номером 76. Поэтому сейчас и сидел за длинным столом в истинной лаборатории. Собранная со всех рабочих мест документация возвышалась неподъемной горой. Листы и обрывки бумаги, рисунки на салфетках. Исписанные формулами книги и едва начатые ежедневники. Номер 76 — его убиенное творение, возможно, ключ к новому этапу изучения энергии душ. И Гастер не мог его упустить. Выдохнув раздражение, доктор хлебнул кофе из большой кружки и вернулся к поискам. Иногда даже ему с трудом удавалось разобрать свой почерк. В таком случае он откладывал такие письмена на потом. Вдруг, его отвлёк протяжный звук, словно сирена. В верхнюю лабораторию кто-то хотел проникнуть. Лениво клацнув по экрану охранных систем, Гастер увидел гостя. Старший. Доктор вытер лоб тыльной стороной кисти и замер, раздумывая. Он слишком занят, чтобы подниматься наверх прямо сейчас. Но и Санс не приходил без повода. Никогда, даже когда был несмышлёными «детскими костяшками». Решение пришло импульсивно. Гастер протянул руку и нажал на переключатель связи: — Находка? Надеюсь, уже в сознании? Я хочу, чтобы ты поприветствовала нашего гостя. Займи его чем-нибудь. Я приду позже.Глава 7. Сломанные люди, разрушенные планы
7 июня 2019 г. в 21:32
Пение. Мелодичное, тихое, плавное. Только слова какие-то странные, жуткие. А ещё эта боль в левом плече. Словно кто-то вышивает узор шёлковыми нитками. Прямо в твоей плоти.
— Красное с красным, жёлтое с жёлтым, синее с синим. Должно получиться хорошо.
Мелодия потянулась дальше без слов, только уютное мычание. Тепло чужих рук. Укол, шорох нити, снова короткая боль. Раз за разом. Не страшно, можно привыкнуть.
— Получится хорошо. Да, получится хорошо. Будет у нас надежда. Не выкипит молоко.
Пахло пеной для ванны. Сладкой, пряной. Как распаренная на солнцепёке еловая шишка. Тело полностью расслаблено. Ты даже не заметила, что не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Но тебе не важно. Глаза закрыты. Тебе хорошо.
— Выйдем мы на Поверхность. Будем теперь там жить. Только осталось девять. Человеческих душ словить.
Песенка резко оборвалась, на что ты с обидой поморщилась. Тебе нравилась её гипнотическая простота. Тишина вокруг была не по нраву. Стало слышно, как плещется вода. Умеренно горячая. Обволакивает со всех сторон. Только голова снаружи. Кто-то придерживает её и гладит по волосам. Глаза всё ещё закрыты. Лень и нега пока слишком сильны.
— Ах, Азриэль. Мой глупый названный братец, — голос, который пел, теперь звучал по другому. Немного хриплый из-за долгого напряжения и с толикой грусти. Ты узнала в нём Чару и с силой распахнула глаза. — Ты был слишком наивен, бедный мой Азриэль. Слишком хороший для этого мира. Но и среди людей тебе не нашлось бы места. Я знаю. Я знаю слишком хорошо.
Ты увидела, что лежишь в огромной ванне или бассейне. Вода окрасилась в розоватый оттенок. Кое-где на поверхности плавали жёлтые лепестки. Тебе было тепло, но воздух вокруг отзывался морозным холодом. Ты резко выдохнула и увидела, как вздох превращается в облачко белого пара.
Чара заметил это. Он аккуратно поднял твою голову за подбородок так, чтобы ты смогла его увидеть, пусть и вверх ногами. Чара сидел в полупрозрачном купальном халате, что часто любил использовать во дворце. Его шея и пальцы были покрыты пятнами от красного порошка. Может быть, того самого, что подкрасил воду и дал ей такой аромат. Возле его колен, на которых лежала ты, стоял горшок с цветком. Тоже золотой, как и многие вокруг. Тебе стало казаться, что эти растения преследуют тебя. Или Чару. Их слишком много. Ты с удивлением заметила, что бывший принц с грустью водит по горшку пальцем. Тебе стало неловко. Ведь ещё Чара плакал.
Без лишних эмоций, почти не меняя выражение лица. Скупая скорбь и блестящие в лиловом освещении дорожки слёз. Ты хотела спросить, что случилось, забыв о недуге, но он первым прервал молчание.
— Азриэль был хорошим монстром. Лучше, чем этот или тот, верхний, мир того заслуживают. И он умер из-за меня. Так глупо. Я всегда ему говорил, что он совсем не обязан…
Магическая реальность позволила тебе поднять одну руку из воды, и ты, не раздумывая, коснулась руки Чары. Он вздрогнул, но переплёл ваши пальцы. Вряд ли это могло его утешить. Но тебе на тот момент казалось, что ты поступаешь правильно. Чара блуждал в воспоминаниях. Его алые глаза стали темнее. Ты даже поёжилась, когда взгляд бывшего принца, наконец, устремился к тебе. Чара помолчал, а затем криво улыбнулся. Его выражение сразу стало жёстким. Но глаза не врали.
— Прости. Я, наверное, слишком долго пробыл в одиночестве. Это страшно.
Ты коротко улыбнулась ему. Давая понять, что всё в порядке, что он не один. Чара продолжил:
— Твоё присутствие меня радует. Как будто в этих залах снова есть жизнь. А у меня — друг.
Он уверенно высвободил свою ладонь из твоей. Вновь погладил по волосам. Посмотрел, словно извиняясь.
— Но это иллюзия. Ты никогда не сможешь заменить мне его.
Ты почувствовала неладное. Хотела бы выбраться и уплыть на другой конец бассейна, но путы снова сковали тело. Кто бы ни управлял этим местом, Чара или твои собственные страхи, они были сильнее. Его ладони легли на твои плечи. Опора под головой исчезла, и ты молниеносно оказалась в ловушке под водой. Розовая муть. Пузыри. Паника. И… Обида? Жители Подземелья гораздо более сломаны, чем кажется на первый взгляд. И ты теперь одна из них.