Deep End

      — Мне нужно в душ, — сдавленным голосом шепчет прижатый к земле Тэхён. — И переодеться, — ладонь сама по себе ложится на русалочий затылок и осторожно поглаживает по волосам. — Тебе, наверное, тоже?       Русал нехотя поднимает голову, заглядывает парню в глаза и следом приподнимается на локтях, позволяя Тэхёну полноценно вдохнуть полной грудью.       — Мне нет, — отвечает тихо после недолгой паузы и возвращает лицо в пригретое место.       Так, с этим разберёмся позже.       — Нужно вставать, — нехотя бурчит Тэхён. — Нас могут увидеть прохожие.       Не то чтобы Тэхён имел пуританское воспитание или узкий взгляд на современный мир — его родители и даже бабушка, узнай они о возможно непреклонной ориентации своего сына и внука, вряд ли бы устроили скандал или отказались бы от него, но общество в целом ещё не готово к прилюдной демонстрации подобных связей. И всем плевать, что перед ними находятся два влюблённых друг в друга человека — в их глазах не будет ничего, кроме укоризненного осуждения, неприязни и ненависти. У русалок в этом плане всё гораздо проще.       — Никого здесь нет, — несогласно отзывается мерман. — Я не слышу ничьих шагов.       — Но это не значит, что никто не может появиться в любую минуту. Люди хоть и редко, но ходят здесь, — по правде говоря, ему и самому не хочется не то что уходить, а даже двигаться. И уж тем более выпускать из объятий Гу. — Ты поможешь мне дойти до квартиры?       — У тебя болит нога? — русал напрягается и снова приподнимает голову, чтобы заглянуть Тэхёну в глаза серьёзным до смешного взглядом. — Я отнесу тебя на руках.       — Ну уж нет, это точно исключено, — Тэхён широко улыбается, впервые умиляясь нахмуренному строгому взгляду мермана. Он настолько счастлив и окрылён в этот момент, что становится даже немного страшно. — Я пойду сам, — произносит он уверенно, и тут же добавляет мягким таинственным голосом: — Потому что наша консьержка — женщина в преклонном возрасте и вряд ли нас поймёт.       Гу понимающе усмехается уголком рта и, опустив длинные ресницы, касается тэхёновой скулы губами, смыкая их и задерживая поцелуй на гладкой коже, заставляя парня зажмуриться и затаить дыхание от переизбытка вырабатываемого в крови дофамина. Он так влюблён в это запредельно прекрасное создание природы, что не видит никакого смысла утаивать это от русала и обязательно признается ему в своих чувствах сегодня же.       Русал нехотя выполняет просьбу и перекатывается с парня на бок. Тэхён, наконец, садится ровно и некомфортно ёжится от холода, зябко ощущая, как промокшая на спине от влажной травы футболка неприятно холодит кожу. Широко распахивает глаза, оглядывая новым взглядом пространство вокруг себя, и с удивлением замечает, что окружающий его мир даже в непогожий пасмурный день полон ярких красок и десятков оттенков зелени, пения и трели разнообразных птиц, свежего чистого послегрозового воздуха, да и вообще — просто прекрасен.       Хотя возможно это временное наваждение, и всего лишь последствие русалочьего поцелуя.       Он подтягивает к себе левую ногу и непонимающе хмурит брови, когда не находит на ступне ни единого следа от раны: ни шрама, ни бледного пятна, ни следов крови, и даже в неверии проводит по коже пальцами, чтобы убедиться, что зрение его не обманывает. Нет ни малейшего ощущения боли в месте, которое менее получаса назад пылало адской болью так, словно из ноги живьём вытащили все кости.       — Твоя слюна заживляет раны, — тихим голосом утверждает Тэхён, не спрашивает, и поднимает на Гу недоумённый взгляд. — Почему же ты тогда не вылечил в дельфинарии свою шею?       Он задает этот вопрос не из праздного любопытства. Вспоминая, в каком состоянии находился мерман, когда Тэхён впервые его увидел, можно смело предположить, что появись он днём позже — всё могло закончиться печально. А ведь в тот день на собеседование кроме него никто не пришёл. И вдобавок ко всему дикое агрессивное существо, не подпускающее к себе никого и издающее пугающие животные звуки. Гу ведь мог погибнуть, так и не дождавшись необходимой ему помощи.       — Я пробовал, — честно признается существо, отводя уязвлённый угрюмый взгляд, вызванный неприятными воспоминаниями недавнего прошлого. — Смачивал слюной пальцы и пытался нанести её на кожу. Это не помогало. Когда повреждённого участка не касаются язык и губы, рана не затягивается.       — Возможно, это связано с тем, что слюна на открытом воздухе окисляется, — предполагает Тэхён с задумчивым видом. — И от этого теряет свои лечебные свойства.       Тэхён когда-то давно слышал от матери-педиатра подобный рассказ о полезных свойствах молока при грудном вскармливании, и это отчего-то отложилось в его памяти ярким пятном. Но упоминать об этом сейчас вроде как неуместно, поэтому он неуклюже поднимается на ноги и осматривается по сторонам в поисках своих шлёпок.       Мерман остаётся сидеть на диване в гостиной, а Тэхён нетерпеливо сбегает и прячется за дверью ванной комнаты, чтобы как можно скорее снять с себя испачканную неприятно липнущую к коже одежду и согреться, приняв горячий душ.       Тэхён не торопится, вспенивая гель для душа на мочалке дольше, чем требуется; подставляет лицо прохладным струям воды и с повышенной чувствительностью ощущает каждое прикосновение собственных ладоней к своей коже и телу. Особенно внизу живота.       Он мог бы с лёгкостью подрочить сейчас в душе, сняв с себя остатки напряжения и нерастраченную сексуальную энергию, вот только в нескольких метрах от него, пусть и за закрытыми дверями, находится одно существо с идеальным слухом и обонянием. Поэтому Тэхён не рискует.       Обмакнувшись наспех полотенцем и обтерев голову, превращая и без того сухие волосы в неприглядную на вид безжизненную солому, Тэхён натягивает чистую одежду и, утрамбовав грязные вещи в переполненную корзину, выходит в коридор, сталкиваясь лицом к лицу с замершим на месте русалом.       — Ты меня напугал, — беззлобно возмущается парень, интуитивно пятясь назад. Сердце предательски пропускает удар за ударом. И вовсе не от испуга. Он ведь не делал ничего такого, что могло бы привлечь его внимание. — Что ты здесь делаешь?       — Жду тебя.       Вопрос был больше риторическим, не предполагающим ответа, но это его томное «жду тебя» прозвучало настолько просто и настолько неподдельно искренне, что Тэхёну отчего-то тоже хочется озвучивать вслух всё, что творится сейчас в его поехавшей голове.       Как там говорится, amantes sunt amentes? А что, не зря же Тэхён целый семестр изучал латынь на втором курсе.       — Не могу ни о чём думать, кроме твоих губ, — честно признаётся он, запрокидывая голову и судорожно сглатывая, неотрывно глядя на притягательные влажные русалочьи губы. Его голос звучит незнакомо хрипло. Непривычно низко. Завороженно.       — Это разве плохо?       Мерман подходит ещё ближе, заставляя парня вжаться в стену позади себя. Стойко выдерживает вызывающий взгляд, но руками не трогает, что лишь распаляет Тэхёна ещё больше.       — Ты не чувствовал того, что чувствовал я? — вдруг интересуется парень, и после молчаливого ответа в виде отрицательного мотания головы, обиженно уточняет: — Это потому что я человек?       — Мне понравилось тебя целовать, — ладони Гу ложатся на тэхёнову талию. — Это было приятно.       — Просто приятно? — с долей разочарования уточняет парень. Если оценивать происходящее с ним на улице по шкале приятности, то целовать мермана — самое приятное, что только ему доводилось делать за всю свою недолгую жизнь.       — Очень приятно.       И Тэхёна ведёт с новой силой. Ему жизненно необходимо прикасаться к его коже пальцами под тканью одежды, изучать губами неизведанные участки тела и пробовать всего на вкус. Везде. Он решительно привстает на цыпочки, чтобы казаться выше ростом — сущая глупость, и целует губы напротив поверхностно, трепетно и одновременно властно, показывая себя ведущим в этом моменте. Ему нестерпимо хочется заломить русалочьи руки у того за головой, приковать их к хлипкому изголовью своей широкой комфортной кровати и беззастенчиво выцеловывать каждый сантиметр, оставляя при этом засосы и отметины тупых зубов. Но эти смелые фантазии выглядят идеально горячо только в голове, а на деле Тэхён лишь задыхается от своих чувств, едва успевая переводить собственное дыхание, и нерасторопно цепляется пальцами за края чужой футболки.       Ноги безвольно отрываются от пола, когда Гу приподнимает его и прижимает к себе, придерживая ладонями под худощавый зад. Парень реагирует быстро, обхватывая ногами русалочью талию, и отрывается от губ, давая себе возможность сделать рваный вдох и установить мимолётный зрительный контакт с чёрными блестящими глазами, полными обожания.       Тэхён забывает выдохнуть.       Куда его понесёт на руках русал — ему в принципе наплевать, будь то роскошная родительская кровать или же твёрдый кухонный стол. В глубине души он был бы рад оказаться в своей личной комнате, но у Гу животные повадки, на уровне инстинктов, поэтому он относит Тэхёна в гостиную и садится на диван, устраивая парня на своих бёдрах лицом к себе.       Пасмурная погода за окном и плотно задёрнутые матовые шторы создают в комнате слабоосвещённую интимную атмосферу. Они гладят друг друга через одежду, изучают черты лица, дышат близко одним воздухом, касаются губами кожи.       Не предпринимая никаких попыток зайти дальше. Словно они, чёрт возьми, два девственника.       Тэхён без раздумий предложил бы ему настоящий, человеческий секс, имей он хоть какой-нибудь маломальский опыт. Ведь в сексе удовольствие должен получать хотя бы один из двух партнёров, а он не уверен, что он готов. Не только физически, но и морально.       — Ляжешь на диван? — у Тэхёна от внезапно возникшей идеи в глазах появляется нездоровый озорной блеск. Он облизывает припухшие от поцелуев губы и нетерпеливо ёрзает. Его последние клетки мозга сгорают от стыда, но Тэхёну плевать.       — А ты снимешь с себя одежду? — вопросом на вопрос прямо в лоб. Пытаться вогнать мермана в краску себе дороже. Тэхён боязливо оборачивается к окну, с тоской осознавая, что на улице стемнеет ещё не скоро. Русал прослеживает его озадаченный взгляд. — Я ведь уже видел тебя голым.       Тэхён приоткрывает рот и хочет громко возразить, мол, не видел ты ничего — я всегда запирал дверь ванной комнаты, но потом вспоминает о том злополучном ночном визите своего гостя, когда в кромешной темноте буквально лежал под ним полностью обнажённым. Ну ладно, это всего лишь сравняло между ними счёт.       — Я сниму футболку, — торгуется Тэхён. — А ты ляжешь на диван?       — Зачем? — с волнительным любопытством во взгляде.       — Я тоже хочу сделать тебе приятно.       — Ты не обязан ничего делать.       — Я хочу.       Непоколебимая решительность в глазах парня обезоруживает мермана, и он, приподнявшись на упругом диване на кулаках, аккуратно падает на спину, бережно располагая парня на себе и давая ему полную волю в действиях.       У Тэхёна сердце заходится в бешенных тяжелых ударах, лицо горит, будто покрывается крупными красными пятнами стыдливой невинности и неопытности вперемешку с похотливыми мыслями и фантазиями, всё тело дрожит мелкой дрожью.       Сдерживая слово, он стягивает с себя футболку, наклоняется вниз и снова первым целует его губы, медленно распаляя и себя, и его; опускается к шее, добавляя к губам язык, и, сползая чуть ниже, будто бы невзначай проводит раскрытой ладонью по животу и вниз, находя под тонкой тканью свою цель. Как же сильно русал возбуждён.       Чувствуя одобрение ко всем своим действиям, Тэхён заметно храбреет. Он спускается ещё ниже и собирает чужую толстовку в гармошку, оголяя идеальный торс и открывая себе доступ к твёрдому животу. Целует каждый кубик пресса, одновременно пробираясь пальцами под резинку штанов, и с силой тянет вниз, стягивая их до середины бёдер.       Мерман не носит бельё. Какая жалость.       Собственное возбуждение отходит на второй план, когда Тэхён сталкивается буквально лицом к лицу с чужим налитым кровью членом. О чём он только думал? Да ни о чём он не думал. Его пугает и привлекает одновременно всё. Размер, длина, цвет. Прекрасный и ужасный одновременно. Такое бывает вообще? Спросить не у кого, последняя здоровая клетка мозга только что покинула чат.       Гу не знает, как реагировать на ступор человека, так рьяно соблазняющего его на протяжении последнего получаса. Тэхён выглядит перед ним сейчас так, будто делает это впервые.       Тэхён зажмуривается, задерживает дыхание и берёт в рот сразу на половину длины. Он не знает ни его интимного запаха, ни вкуса, боится, что у него окажется слишком развитым рвотный рефлекс и очень боится разочароваться, но ещё больше разочаровать свою любимую русалку.       Он несколько раз самозабвенно двигает головой, смачивая слюной ствол, прежде чем к нему приходит осознание того, что ему нравится это до чёртиков. До покалывания в ладонях и до онемения пальцев ног.       Его внутренние минусы столько раз переумножились между собой, что всё стало сплошным плюсом. Он счастлив и делает счастливым человека возле себя, что кроме этого имеет значение?       От незнакомого ранее наслаждения мерман издает жалобный звериный писк — неестественно тонким, высоким голосом, совершенно не соответствующим хозяину. Тэхён разжимает плотно сомкнутые в кольцо губы и, отстранившись на секунду и поймав расфокусированный взгляд тёмных глаз, удивлённо улыбается, влажно шмыгая носом. Русалке этой возникшей заминки хватает, чтобы прийти в чувства, потянуться к нему и рывком, подхватив руками под мышками подтянуть к себе и впиться мягкими сухими губами в мокрый скользкий рот.       Опавший член мгновенно оживает как по волшебству. Тэхён тянет ноздрями раскалённый воздух, теснится ближе и на ощупь находит чужой член, обхватывая его мертвой хваткой. Растекаясь расплавленной карамелью по горячему телу своей русалки, старательно надрачивает ему, мычит в рот мермана и требовательно покусывает его губы, требуя от него ответных ласк и прикосновений к своей плоти.       На самом деле он чувствует, что кончит даже без малейшего прикосновения к собственному члену, но тот всё равно ноет от желания получать физически осязаемую ласку, и русал протискивает между ними руку и накрывает его своей ладонью через ткань домашних спортивных брюк. Гладит, сжимает, надавливает пальцами. Тэхён задыхается от удовольствия, дёргается всем телом и замирает, разрывая мучительный, истязающий всё тело поцелуй и пряча лицо в изгибе чужой шеи возле русалочьего уха. Он не может так, но и остановиться не может. Жарко выдохнув последний кислород со стоном, перестаёт двигаться, потому что ему всего этого слишком.       На периферии помутнённого сознания оглушительным шёпотом взрывается отрывистое «не останавливайся», и Тэхён, встрепенувшись, принимается с новой силой старательно двигать онемевшей рукой, сжимая в ладони влажную горячую головку, доводя до исступления русалку и следом себя, пачкая последние чистые трусы в своем гардеробе.       Да и чёрт с ними.       Тэхёну опять нужно в душ. И открыть окно, и попить воды. Вокруг них пахнет сексом, доверием, любовью. Больше никем и ничем. Тэхёну хочется и молчать, и разговаривать, и обездвиженно лежать на своей русалке, и делать что угодно, и обнимать, и целовать, и защищать. А ближе к ночи, когда Тэхён немного восстановит силы, повторить всё это ещё по одному кругу.       — Тэхён, — ласково зовёт существо, зарывая длинные пальцы в спутанные влажные волосы. — Я всё равно должен съездить сегодня к берегу.       Он тяжело вздыхает. Ситуация с выброшенными на берег дельфинами остаётся невыясненной проблемой. Только теперь Тэхён категорически не согласен отпускать от себя мермана даже на минуту. Это даже не обсуждается.       Он приподнимается на локте и, легко чмокнув в уголок губ, уверенно произносит:       — Я поеду с тобой.