mindless

      Вообще Тёма не знал, как надо на всё это реагировать. Он спокойно пошёл домой после школы, решая отдохнуть сегодня дома и нигде особо не светиться, потому что Ваня уже почему-то начинал активно о нём беспокоится; дошёл до дома, немного занялся бездельем, даже приготовил слабоватый, но всё же съедобный ранний ужин, притом не только на себя, но и на мать, а возможно и на отца. С матерью отношения у него были лучше. О них хотя бы спокойно можно было сказать, что они были. Особенно после того случая поздно вечером, а может всё же ночью. Она удивилась, раз, без отца, спросила по поводу их с Ваней «отношений», даже узнала его имя и почти спокойно к этому отнеслась.       «Ну, как тебе сказать… Не могу сказать, что я рада. Мальчик с мал… ну да ладно. Жизнь у тебя твоя, и если тебе нравятся мальчики. Бывает. Надеюсь, он хороший человек. Он тебя не обижал? Не забывайте только предохраняться, и проверься на ВИЧ. Что, Тём? Не смотри на меня так. Лишним не будет. А это его машина была?..»       В общем, с горем и подозрением, но кандидатуру Вани мама одобрила, насильно записала ко врачу и даже потребовала Ванин номер для всякого случая. Тёма боялся, что если бы что-то между ними случилось, она бы подала, например, заявление о каком-нибудь растление несовершеннолетних или ещё что-нибудь подобное. Будучи юристом, притом с хорошими связями, у неё вполне могло что-то получиться. Женщина она деловая и практически не отступающая.       И Тёма был ей благодарен за спокойствие и за понимание. С отцом он практически не пересекался.       Приготовив поесть, Тёма завалился на кровать, зная, что если не займётся чем-нибудь активным, хотя бы шутером на телефоне, то вскоре вырубится. Но ему написал Ваня. Ваня часто писал ему про Глеба, потому что сам Глеб о себе практически не рассказывал, а если и говорил что, то в этом было что-то… не то, что бы неправдивое, а просто странное. Как будто бы он насмехался над собой же. Говорил абстрактно, толком ничего не выделяя, однако порой с каким-то страшным блеском в глаза рассказывал о том, как он что-то делал или не делал, а Мирон его за это или просто так подвергал насильственным действиям. Не мог Тёма говорить «избивал», словно если не произносить этого слова, то всё будет более радужно и вообще неправдой. А может он по-странному стеснялся этого слова. И всё же информаия от Глеба была зачастую слишком коцаной и Тёма не мог толком определить, что с тем творится.       Поэтому Ваня стал отличным информатором. Он им был с самого начала, помогал порой, разговаривал Глеба, один раз — Тёма случайно оказался свидетелем — постарался выгородить Глеба перед Мироном, остудить пыл последнего. Что тогда произошло Тёма точно не понял. и Глеб про это не рассказывал. Он много чего не рассказывал, что сильно удручало.       Так или иначе, но способ был очень удобным, потому что Ваня в половине случаев был с Мироном. На работе, в баре или по телефону. С телефоном Ваня не расставался, и Тёма даже не решался заходить в экселевские документы, пдфные файлы, картинки, сообщения, соцсети и так далее, потому что в них что-то было. В них было много всего, в них была Ванина работа и жизнь. И спокойный сон, точнее избавление от оного. А Тёма хотел спать крепко и спокойно по ночам или другим временам суток.       В этот раз случилось что-то ужасное, однако Ваня написал «интересное». Тёма никак не мог понять, что интересного было в том, что Глеба, блять, взяли и похитили, когда тот вышел со школы, и как сам Тёма этого не заметил.       Хотя, лёжа на кровати — сидя, так как успел подскочить от страшной новости, — он вспомнил, что его что-то отвлекло, разговор с кем-то, кто уже позабылся, потом ещё сам Ваня что-то ему написал, и он надел наушники, включив их по своему обыкновению весьма громко. Он услышал какой-то бабах. Даже несколько. Но они смешались с басами в песне, к тому же кто-то мог просто взрывать хлопушку или такой звук каким-то образом могла издать большая грузовая машина. Да и выстрелов до этого Артём никогда не слышал. Зато осознание до него произошедшего всё же дошло.       Он сразу стал волноваться за друга, забрасывать Ваню расспросами, но тот лишь отмахивался, да просил не париться, потому что дело понятное, к такому они даже готовились, потому что в их деле надо просчитывать шаги наперёд. Это, честно, Тёму не удивило, но и не успокоило. Говорить о похищении, о нападение с пистолетом так… спокойно и отстранённо, словно это мелочи жизни…       Тёма себе место не находил. Даже есть не хотел, спать, читать, что-либо вообще делать. Ему нужно было знать, что с Глебом всё в порядке. Ваня тянул. Точнее тянул Мирон. Или всё же Ваня. Кто-то из них или они оба, а значит и вся их группировка. Информация о том, куда повезли Глеба, была разузнана Ваней чуть ли не через час-полтора после самого похищения. Но ехать туда они не спешили.       В итоге успокоиться Артём смог только под вечер, когда Ваня отослал размазанное фото сидящего в машине Глеба у Мирона на коленях. Они о чём-то говорили, и Глеб не выглядел убито, на нём не было никаких открытых ран, что было безумно хорошо. Отлегло. От сердца отлегло.       «Поэтому я и за тебя волнуюсь», написал ему тогда Ваня.       На следующий день Тёма узнал, что убили Рому Англичанина. С ним он знаком особо не был, пересекался, раза два-три беседовал, на этом всё. Куда чаще он забалтывался с Олегом, но по больше части из-за того, что с ним крутился Глеб. Ваня симпатизировал Роме, всегда отзывался о нём хорошо или называл «дурашкой» и другими обзывательствами, которые не несли в себе подтекста оскорбления. А вот Олега он не жаловал. И его не жаловал Мирон. Артём даже думал, что Глеб водится с Олегом только для того, чтобы позлить Мирона.       Особой трагичности от новости он не испытал, но Ваню поддержал. Правда, времени провёл с ним не много. Немного плавающий Ваня от него стал ускользать, где-то пропадать и не отвечать на сообщения часами. Это не было страшно, но всё же вызывало лёгкий приступ паники, потому что Ваня обычно был собранным и всегда старался отвечать сразу же, даже если был сильно занят. Хотя бы тем, что потом напишет. Но он просто не отвечал.       Он пропадал где-то неделю. Близился его день рождения, и Артём не знал, что ему подарить, но надеялся, что подарок их снова как-то сблизит.       Глеб говорил про Рому. Он выглядел разбито из-за этого. Наверное, это единственная за долгое время вещь, из-за которой Глеб стал более чувственным, чуть ли не человечным. И Мирон, на удивление, тоже. Это не бросалось прям так уж в глаза, но Артём всё равно заметил.       Смерть Ромы отразилась отрицательно на всех, а особенно на Олеге. Тот стал постоянно пропадать, выглядел хуже, чем Тёма под «лотосом», когда он не ел, не заботился о себе, а только искал дозу. Кудрявые с медным и цикориевым оттенками волосы Олега стали сбиваться в колтуны и постоянно опадали. Проведя по голове сухой рукой, тот мог собрать целую горсть выпавших волос, даже если повторял эту процедуру не раз. У него исчез безумный, но живой блеск в глазах. Одежду он не менял, да и, кажется, не только в зеркало давно не смотрел, а просто игнорировал существование душа. И холодильника. И кровати. Зато он стал много пить и усиленно мешать алкоголь с колёсами; крокодил, разные курительные смеси и много чего другого так же стали чрезмерно часто мешаться с его кровью и спиртом в его крови. Пару раз его бегло осматривал Марк. Он не был прямо врачом, но наркотики были его профилем и прямой обязанностью, ведь он один из тех людей, кто их синтезировал. Он, может и не лично, занимался также синтезом спидов для соревнований. Для этого приходилось по-разному ухищряться, чтобы спортсмены не попались на проверках. Марк занимался и проверкой наркотиков на стабильность и относительную безопасность для здоровья. Никому не нужно было, что бы люди отлетали от нескольких доз на тот свет. Это привлечёт слишком много внимания, отпугнёт новых или постоянных покупателей и вообще убьёт старых.       Конечно же лично Марк этим всем не занимался, хотя образование химика имел и недурно разбирался со всеми этими вопросами. Он просто был главным, тем, кто отвечает за наркотики: их синтез и безопасность использования. Сбыт и цены решались уже всеми, в основном Мироном и Ильёй. Илья был подкован в вопросах политических, социальных и самую малость в действие разных наркотических веществ.       Это всё Тёма знал из обрывочных рассказов Вани, которые собирались в очень плотную и понятную картинку. От себя же он видел, что Олег страдает и долго не протянет. Глеб пытался ему помочь. Не открыто; он часто его поносил, порой переходил на какой-то заговорчески шёпот. Слышал его только Олег, и что Глеб мог говорить ему никто не знал.       Тёма старался не удивляться и не обращать внимание на синяки Глеба, но за Мироном косо он всё же наблюдал, поэтому прекрасно видел брошенные недовольные взгляды в сторону Глеба с Олегом. И это ему не нравилось, потому что кто знает, что могло за собой привести.              — Вань, ты сегодня занят? — спросил Тёма, поймав Ваню рядом с туалетом.       — Нет, хочешь ко мне?       — Хочу.       Ваня лучисто улыбнулся и кивнул. Он уже начал отходить от смерти Ромы, что явно стоило ему некоторых усилий. Артём давить не хотел, потому что свято верил в то, что смерть близких - это одна из самых ужасных вещей в мире. Смерть родителей, любимых и друзей. Он только хотел быть рядом и подбадривать, и это уже начало давать свой эффект.       — Сейчас, минут через десять. Мы дела закончим, и пойдём.       — Хорошо. Напишешь?       Ваня выгнул бровь и осудающе покачал головой.       — Тём, ты когда ему скажешь?       Уже прошло полгода точно и Артём прекрасно понимал, что рано или поздно, а лучше рано, он должен рассказать Глебу о том, что встречается с Ваней. Так как они с Глебом не ссорились и у Вани с тем были хорошие отношения, это должно было произойти не особо ужасно. И всё же Тёма тянул. Каждый день тянул и не рассказывал. Чего-то боялся. И постоянно чувствовал угрызения совести по этому поводу.       — Я скажу.       Скажет. Конечно, скажет. Рано или поздно, Артём знал, что скажет. Не всю же жизнь он это будет скрывать от лучшего друга.       Он вернулся за столик. Глеб что-то пытался втолковать Олегу и бил его по рукам каждый раз, когда тот тянулся к бокалу с чем-то странным и, скорее всего, нелегальным и жутко вредным для организма. Мирон меж тем косился со своего стола, где он как всегда собирался со своими ближайшими ребятами, следя за тем, чтобы бокал не попал в руки Глеба, а жидкость из него, как верно подозревал Тёма, тому в рот. У каждого были свои поводы для беспокойства.       — … Да боже мой! — Глеб закатил глаза и отстранился от Олега, полностью упав на спинку стула. — Тём, ну ты вот скажи, в мистику веришь?       — Да при чём тут мистика? — возмутился рядом с ним Олег, взмахнув руками. — Я тебе не про ми-мисистику эту тут твою, а про высокое.       — Низкое, блять. Только и делаешь, что хуйнёй страдаешь. И ладно бы, если бы эта хуйня хотя бы радость приносила бы, но у тебя одни отговорки по Фрейду, и нечего, блять, так глаза закатывать!..       Тёма понял, что про него забыли и облегчённо вздохнул. Вступать в дискуссии с Глебом было опасно. Он был слишком колким на слово. И взгляд у него всегда заострялся, как скальпель. Такого не было или практически не было до того, как он стал водиться с Мироном. Раньше он был отстранённый, озлобленный и сломленный. Новые трудности почему-то сделали его не ещё более разбитым, как, например, Олега, а только словно бы открыли новые возможности и обновили взгляд на мир. Теперь Глеб казался весьма опасным человеком.       Ваня махнул рукой, и Тёма это заметил. Даже сообщений не надо было.       — Я пойду, — сказал Артём Глебу. — Увидимся в школе.       Глеб поморщился так, словно в него плюнули и посмотрел каким-то оскорблённым взглядом. В школу он, видимо, идти не особо хотел. Тёма не судит, но всё же это так же является одной из проблем. Наплеватльское отношение к учёбе. Нет, оно есть и у него самого, но он хотя бы какое-никакое уважение к учителям имеет. Они зарабатывают деньги, пытаются вложить что-то адекватное в юные тупые головы. К тому же учение — это будущее. И это двигатель прогресса. Тёме надо выучиться и хорошо сдать единый государственный экзамен, а вот Глеб… Он же до сих пор ходит в школу без всего. Даже без ручки или карандаша, без домашки, да просто без тетрадей и учебников. Без портфеля. Исключительно с телефоном. И на уроках он сидит зачастую именно в телефоне, ничего не делая, игнорируя учителей и пропуская мимо ушей практически всё.       Хотя недавно он удивил Артёма тем, что написал тест по литературе на три. То есть он что-то там слушал про Раскольникова, про то, что там вообще происходило и даже запомнил главные действующие лица. Или удачно списал. Хотя ему этого не требовалось, он все тесты писал от балды, поэтому этот простой вариант Тёма всё же отмёл.       — Ты куда? — почти заинтересованно спросил Глеб, сменив гнев на милость.       — Да это… с… встретиться кое с кем.       — Кое с кем? — приподнял одну бровь Глеб. Тёма ужаснулся от того, что этот жест был копией постоянного жеста Мирона. Тот тоже постоянно активно жестикулировал мимикой лица и бровями в частности.       — Да, гхм…       Глебу было скучно, поэтому он и спрашивал. Артём же искал пути спасения, провожая спину Вани каким-то молящим взглядом. Однако он немного забыл тот факт, что Глеб в последнее время стал очень внимательным — видимо от нечего делать.       — Не скажешь с кем? — уже более вовлечённо спросил тот.       Артём не успел толком подумать, что сказать, как Глеба окликнул Мирон и тому пришлось идти к нему, немного раздражённо вздохнув и бросив вместо прощания «ладно, потом».       Ощущения человека на тонущем корабле, который увидел вдалеке спасателей, наверное, точно такие же, какие испытал Тёма, избежав этого разговора. Он быстро покинул бар и чуть ли не впрямом смысле запрыгнул в Ванину машину. Тот курил, сидя на водительском месте, и выразительно посмотрел на того, кто нарушил его умиротворение.       — Кто за тобой гнался? — спросил полулениво.       — Да никто. Просто избежал допроса. Глебу, видимо, стало скучно с Олегом.       — Олег, — Ваня поморщился, — в последнее время стал затихать и отстраняться. По-моему, он вдарился в оккультизм и прочую ерундистику.       — Оу… Он, надеюсь, не хочет как-то, кхе, воскресить Рому?       — Олег был на нём повёрнут, поэтому я не удивился бы. Но вроде он ещё в норме, к тому же и Глеб неплохо капает ему на мозги, как я погляжу. Он вообще органично к нашим влился.       Это должно было радовать, но всё же пугало. Тёма сделал один судорожный вздох и, скрыв всё волнение в самую глубь души, улыбнулся Ване.       — Поехали, — говорит он мягко, виском устраиваясь на спинке кресла. Ваня на это улыбается в ответ, кивает, выбрасывая сигарету, ерошит его по волосам и командует пристегнуться.       Едут они под красивую мелодию; Ваня умеет выбирать хорошую музыку в дорогу. Вместо ёлочки в машине пахнет цветами, не сладко, а немного резковато, но всё равно чарующе. Может быть розой, может ещё каким-нибудь похожим цветком.       Доехали за двадцать минут, остановились не возле подъезда, а между домом и магазином — как раз было свободное парковочное место. Зашли в магазин, там как раз выставили недавно жаренную ароматную курочку.       Тёма заказал себе шаурму, Ваня, не смея противиться своему организму, последовал его примеру, но и курочку тоже приобрёл, заранее причитая про ужаснейшие спазмы в животе и убитых собак.       — Сок какой-нибудь? — поинтересовался Ваня, оглядывая зал магазина. Место, где делали шаурму находилось в том же здании, где и сам магазин, формально прям перед ним или всё же немного отдельно. Отсюда было видно крупы и консервированные продукты, а так же немного полок с соками. Напротив них должны, если ориентироваться по памяти, стоять бутылки с водой, а с другой стороны соков пиво и другие алкогольные напитки.       — Вишнёвый. И давай немного выпьем.       — Может сангрию тогда возьмём?       — Это что? — нахмурился Тёма.       — Ну, грубо говоря, алкогольный компот. Очень грубо.       Артём посмотрел в потолок, прекращая жевать. Часто, когда он о чём-либо думал, отводил глаза куда-то в сторону. Кивнул, соглашаясь, и отпил своё американо. Ваня рядом поморщился, кладя свой лате на стол.       — До сих пор не могу понять, как ты можешь это пить без сахара.       Тёма лишь улыбнулся. Что Глеб, что Ваня — сладкоежки. Один жить не может без конфет или мармелада, а другой без каких-нибудь донатов, чизкейков, тортов или пироженных. Но Ваня не особо жалует сладкую выпечку в виде пирожков, а Глеб чуть ли терпеть не может какие-нибудь бисквитные торты и не жалует взбитые сливки. Зато оба любят шоколад, этим Тёма порой пользовался.       В квартире оказались они, когда солнце уже начало уходить, а небо перекрашиваться в более грязный голубой. Ваня сразу пошёл нагуливать аппетит. Только Артём никак не мог понять, как его можно нагулять за компьютерными играми. И присоединиться ему не дали. Ваня отправил его делать уроки, а если таковых, вдруг, нет, то решать какие-нибудь задания из ЕГЭ. Послан куда-нибудь в ответ он не был, потому что в целом Тёма был согласен с таким ходом дел, осозновал, что ему это было надо, даже был благодарен, но… как же было лень.       Около часа он просто просидел в телефоне, слушая крики из соседней комнаты. Крики значали, что Ваня опять играл с кем-то по сети, а это могло продолжаться часов пять практически беспрерывно. Глеб был в сети, но не писал. В сети он был почти всегда, поэтому удивляться не приходилось.       Ещё минут через двадцать позвонила мама. Она сказала, что сегодня домой не придёт, а через неделю они с отцом куда-то уедут на несколько дней. Тёма хотя и понял информацию, принял, но в неё толком не вник. Попрощался с матерью, задумался.       В последнее время ему стало казаться, что у родителей не всё гладко, как раньше. Они очень схожи по характеру, порой отлично понимают друг друга без слов — с Ваней у них такого не было, приходилось часто вступать в смущающие разговоры. Но у родителей проблем как бы не было вообще. И всё же казалось, что они уже друг другу чужие люди.       Артём очень не хотел, что бы родители расходились. Он даже толком не мог понять почему. Просто они должны были быть вместе и всё. Не может блюдце разбиться. Однако Ваня, однажды узнавший о подобных переживаниях, подходил к вопросу с другой стороны. У него у самого родители разведены, у матери уже третий по счёту муж, а отец вообще в другой стране и что там с ним не особо известно. Он пережил их развод в пятнадцать лет и хоть тогда ему и было немного обидно, но сейчас он в полной мере понимает, что так было правильно. Если взрослые люди уже не могут жить друг с другом, то и не надо продолжать пытаться. Нужна пауза, а порой и полная остоновка.       Пауза в глазах Тёмы выглядела чуть ли не концом жизни. Как так можно? Взять и нажать на паузу? Это крах отношений. Он бы сам Ваню никогда-никогда не бросил. Думать о том, что бросить могли его, он не хотел. Эти мысли постоянно выметались из головы, прогонялись насильственным путём.       Ваня появился в дверях бесшумно. Тёма осознал его присутствие минуты через две, услышав его характерное мягкое, немного звериное дыхание. Он просто стоял и любовался.       — Скажи, что ты хоть что-то сделал, — сказал, когда понял, что его заметили.       — Пойдём пробовать Сангрию, — ответил вместо этого Тёма. И засмотрелся.       Ему нравились татуировки на ванином теле. Они по большей части все имели смысл, а одна была даже групповая — такая есть и у Мирона, и ещё у кого-то из их команды. С чемоданчиком, гласящая, что они постоянно в дороге. Особенно сильные эмоции у Тёмы вызывали наручники на его груди и полностью кисти рук.       Футболку Ваня снял, быть может, потому что было жарко. Часто, когда игра напряжённая, он не только громко орёт, но и обильно пьёт и потеет. Шорты он почти сразу сменил на домашние: ниже колена, синие камуфляжные. Где-то были такие же, только зелёные. Они ему шли лучше. Так или иначе, но его обнажённая грудь и в целом домашний вид вызвал другое осознание того, что родители уезжают. Можно было пригласить Ваню в гости.       Почему-то, ему захотелось, что бы Ваня прошёлся в таком виде у него дома. И захотелось с ним заняться сексом на собственной кровати. Раза два или три он там дрочил на него. А может и больше…       — Не спи. Курицу будешь? Она ещё тёпленькая.       — Кетчуп есть?       — Твой острый закончился. Есть нормальный, человеческий.       Тёма улыбнулся на такой ответ и показал язык.       — Родители скоро уезжают на несколько дней, — сказал он Ване, пока тот не ушёл. А потом сразу, потому что долго обдумывать ему не нравилось — казалось, что от думанья можно только в тупик и прийти, — предложил ему: — Зайдёшь ко мне, когда они уедут?       Стыдно было от того, что хотелось воплотить свои мысли в жизнь. Этот пошлый аспект взрослой жизни казался Тёме до сих пор чем-то запретным и очень смущающим. Словно его грязные мысли нужно было отстирать. Хотя в этих мыслях Ваня был вполне чистый. И кровать была чистой… и чистые ванины руки скользили по чистым бёдрам Тёмы, одна могла убежать на его чистую спину… а что дам делал чистый чле… кхе. Нет, плохие мысли. Грязные. Ох, какие грязные… Тёма аж румянцем покрылся.       — Можно. Комнату свою покажешь. Хотя я даже представляю как ты живёшь. Думаю, у тебя вполне себе опрятно и свободно, но много бумаг и книг, которые ты, увы, не читаешь?       — Не далеко от реальности, — слабо улыбнулся Артём. Он не обиделся. Нет. — Хочу тебе показать свою ванную и кровать. Хотя ванная общая…       Ваня приподнял брови, выразительно посмотрев и оскалившись как-то очерченно по-мультяшьи. Его хотелось погладить по золотистой бородке.       — Знаешь, — задумчиво сказал он. — Я очень хочу с ними познакомиться. И с ванной, и с кроватью. Думаю, мы поладим.       Тёма с красными ушами улыбнулся и поднялся с кровати, на которой пытался сделать уроки. Всю душу в них вложил…       — Ладно, пошли есть курицу и пить сангрию.       — Погоди, — Ваня оказался рядом, а потом сразу же сверху, когда Артём упал спиной обратно на постель. — Нельзя так уходить.       — Ну, Ва-ань, у нас всё будет после того как выпьем.       — Знаешь, а под алкоголь может и не встать, — серьёзно сказал Ваня, а потом пылко поцеловал Тёму, рукой сразу же оказываясь у него под штанами и трусами. Тёма на это замычал, рвано выдыхая в Ванину щёку.       — Ну чего ты…       — А ты чего про кровать? Первый начал.       — Бляяять, Вань, руку убери, — Тёма откинул назад голову. Ваня мягко, но требовательно продолжал его целовать с хирургической точностью не оставляя ни единого засоса.       — Что значит убери? Ты вообще не хочешь? — миролюбиво поинтересовался Ваня. Когда он заводился, то начинал сильнее картавить и говорить по большей части с придыханием. Тёма, даже если бы и правда не хотел, не мог противостоять таким чарам и в целом особенностям его дикции.       — Ты щекотный, — легко надавливая на грудь Вани, сказал он.       — Ох, ну чего ты сегодня такой дёрганный, — вздохнул тот. — То соблазняешь, то динамишь, при том с разницей в полминуты. Ну ты совсем обнаглел.       Тёма закрыл глаза и вцепился в Ванины плечи, расслабляясь.       — Ну вот опять… — Ваня поцеловал его под ухо. Короткая борода пощекотала шею. — Ты когда там брился? — спросил, чуть отстраняясь. — Гладкий очень. Вчера? У нас вроде уже неделю не бы…       Артём положил свою ладонь на его губы.       — Заткнись. Вчера.       Губы улыбнулись, ладонь защекотал язык.       — Ты вот будешь меня стесняться, да? — спросил Ваня, когда Тёма одёрнул руку. — Тебя сначала расстянуть или лучше пососать?       — Ты нарочно? — взвыл Тёма.       — Да. Мне нравится, как ты краснеешь. Так что?       — Делай, что хочешь, — пробурчал он, положив предплечье себе на лицо и отвернувшись.       Ваня покачал головой, снял с него джинсы, стягивая сразу же с трусами, погладил по гладкой коже. Если идти в противоположном направлении, то немного колется.       — А ты там тоже брил? Не мычи, — он раздвинул его ноги, а потом погладил его между половинок ягодиц. — Гладенький, — довольно сказал он.       — А ты мохнатый, — буркнул Тёма и свободной рукой — которой не прикрывал лицо — на ощупь нашёл подушку и слабо ударил ею Ваню.       Ваня усмехнулся, но всё же прекратил его так своеобразно пытать. Потёрся между его ягодиц, о его член, рукой стараясь обхватить сразу оба, потом несколько минут его пососал, потом размял анус, выдавив приличное количество смазки. И наконец взял его. Тёма мычал очень громко и безумно любил за что-то хвататься, поэтому зачастую на Ване он просто висел. Облепливал его, как осминожка какая-то. Целоваться во время акта ему не то, что не нравилось, а просто не доставляло. Он этого словно и не замечал, поэтому Ваня даже не лез, лишь порой отводил со лба назад его волосы цвета тёмного каштана.       Темп Ваня всегда пытался брать какой-то средний, подходящий для них обоих. В меру нежный и в меру грубый. А после секса он предпочитал курить на балконе. Проветриваться что ли. Даже, если был мороз в минус двадцать восемь, как было на недавний Новый год. У Вани были свои странности, да у кого их нет?       Тёма укутался в одеяло. Ему было неловко находиться голым на кровати — своей или Ваниной, — кроме времени секса. Это было единственным исключением, потому что даже в душе он стеснялся своего тела. Из-за чего это точно возникло сказать сложно. Может был какой-то момент в детстве, который он забыл или какое-то брошенное обзывательство случайно засело очень глубоко и прорастило корни. Точно судить нельзя, просто так было.       Ваня пришёл с балкона, стоял возле окна, опираясь о подоконник задом, и проверял что-то в телефоне. Он был таким же, как около получаса назад. Голый верх и синие камуфляжный шорты ниже колен, только с одной стороны штанина сбилась и застряла на самом колене. Так он выглядел даже ещё уютней и домашней.       — Поражаюсь умению твоего Глеба трепать Мирону нервы, — сказал Ваня, отрываясь от телефона. Тёма встретился с его светлыми глазами и вздохнул.       — И что на этот раз?