mindless

      Летом Глеб планировал валяться на кровати, порой выходить на прогулки и наседать хвостом на Мирона, катаясь вместе с ним по работе и в бар. Половину лета так и было, но в десятых числах июля планы немножко поменялись. Отдыха у мафии как такового не было, особенно у её главы, но недельку Мирон себе всё же выкроил и предложил (без возражений) поехать загород. На моря позволить себе лететь он не мог: слишком много это занимало волокиты, а главное, что если бы что произошло, то он не смог бы своевременно лично всё разузнать и наставить других. По крайней мере Глеб для себя определил это именно так.       Всё чаще и чаще Глеб стал слышать аббревиатуру СТД, но никак не мог понять, что это значит, — его особенно удручало то, что при нём все разговоры об этом СТД просто обрезались. И, как он понял, одна из причин, почему вместо моря — озеро (или речка), именно это непонятное слово. Проблемное и вызывающее у Мирона резкую отстранённость и напускной игнор. Ничего, думал Глеб, всё это когда-нибудь, да всплывёт. К тому же он не оставлял своих попыток подпереть у него телефон и подсмотреть его пароль.       Собирались они не спеша, как-то лениво, в каких-то моментах можно было подумать, что вообще без желания. Хотя это было не совсем так. У обоих оно в разной степени, в не особо высокой степени, но присутствовало. В самой дороге они были чуть меньше дня, а потом устроили вынужденную остановку в мотеле. И эта остановка…       Конечно же, Глебу Мирон не доверял. Особенно после побега с Олегом, который, пусть и закончился весьма хорошо, осадок за собой всё же оставил. Двери в номере могли закрываться изнутри на ключ, но, находясь внутри при спящем Мироне, куда бы тот не спрятал ключи, Глеб мог их свиснуть. Даже, при большом желании, из трусов Мирона, если бы тот их спрятал туда (хотя ему было бы неудобно из-за этого спать). И так-то никто не запрещал изощряться над замком и пытаться его взломать подручными материалами. Или выпрыгнуть из окна. Под окнами стоял высокий фургон, а этаж был всего-навсего второй. Поэтому Мирон действовал весьма радикально: он приковал наручниками Глеба к себе (да, он взял на отдых с собой наручники, видимо рассчитывал на подобное ещё в планах). И ещё строго наказал его не будить, а то телефон отберёт. Угроза простая, но очень понятная и действенная. Глеб несколько часов тупо лежал на кровати и одной рукой сидел в телефоне, в какой-то момент дремал, а точнее рассуждал с закрытыми глазами о жизни: спать ему не хотелось, так как он уже успел вздремнуть и тогда же выспаться в машине. Ночь выдалась не особо приятной.       Приехали наконец-то к небольшому одноэтажному, даже приземистому, домику. Он не выглядел новым, хотя и не разваливался, походя на избушку с царских времён. Обычное тёмное дерево, покатая крыша ещё более тёмного цвета из какого-то материала, который на глаз Глеб определить не смог. Также на участке с домом росли дикие цветы, стояла небольшая почти что светлая, по сравнению с остальными постройками, беседка, в которой находился решётчатый чёрного цвета столик, по всей видимости из какого-то металла. Всё было убрано, в запустении и диким. Трава росла неравномерно, где-то выбивалась, доходила Глебу до бёдер, где-то оставалась на уровне щиколоток. И чуть было незамеченными остались зелёные садовые качели — явно дешёвые и относительно новые. Они располагались сбоку дома и вокруг них разрастались настоящие небольшие джунгли, окутавшие нежного болотного цвета палки, из которых и состояли качели. Рядом других домов не было, нужно было пройти десяток метров, чтобы наткнуться на чью-нибудь дачу. В остальном же вокруг перешёптывался лес, и он же скрывал небольшое и неглубокое озеро (или всё же это речка?).       — Так, малой, разбирай наши вещи, я разложу продукты в холодильник.       — Он есть в этой дыре?       В этом богом забытом месте, как оказалось, есть даже электричество и водопровод, даже туалет был не на улице! Дом, хоть и выглядит обособленным от внешней жизни, очень даже к ней приспособлен. И сто́ит он не так уж мало, — к слову добавил Мирон, но Глеб не особо заинтересовался этим дополнением. Для него деньги уже не имели никакого значения.       — Я твои вещи комом кину в шкаф, сойдёт?       — И на что ты уже успел обидеться? — вздохнул Мирон. Он стоял к Глебу спиной и уже вынимал из пакетов продукты на кухонную тумбу, выглядевшую удивительно органично во всём антураже, несмотря на её крутую современность. На ней даже виднелся высеченный из дерева рисунок. Да, её края шли красивыми рельефными цветами и просто узорчиками. Видимо, ручная работа.       — А можно мне тебя тоже наручниками куда-нибудь пристегнуть?       Мирон вздохнул ещё раз, а потом устало усмехнулся, а его глаза лукаво заблестели, — Глеб увидел это, так как тот повернул к нему голову и их взгляды пересеклись.       — Захотел опробовать ролевые игры?       Глеб закатил глаза и пошёл осматривать единственную комнату. Особо примечательного там ничего не оказалась. Обычная деревянная двухспальная кровать, на которую ещё нужно было стелить простынь, ковёр в стиле восьмидесятых на полу, книжная полка без книг, стол и небольшой столик возле кровати, комод, высотой Глебу до нижних рёбер, и бежевые с оттенком персикового шторы до пола. За ними красивая белая тюль.       — Ля, ещё кровать стелить, — пробормотал Глеб и кинул сумки с вещами на кровать, а вскоре и сам на неё улёгся. Подушка, хоть и без наволочки, есть — значит, сойдёт.       Мирон появился в дверях минут через двенадцать, когда Глеб пролистал всю свою обновлённую ленту в вконтакте с редкими перебоями в сети. Картинки прогружались очень медленно.       — Вот ничего тебе доверить нельзя. Телефон что ли у тебя отобрать?       — Повторяешь-с… Слушай, — внезапно переменил с флегматичного на подозрительный тон Глеб и слегка прищурил глаза, — а… Ты же не… думаешь, что я от тебя в лес сбегу?       — На ночь ты будешь спать с наручниками, — ответил спокойно Мирон.       Глеб сжал одну руку в кулак и сердито посмотрел на него. Тот только пожал зачем-то плечами и подошёл к кровати разбирать сумки, никак не собираясь оправдываться или акцентировать на этом внимание.       — Ты помогать будешь или как?       — Сам разбирай, — рыкнул Глеб и вскочил с постели с каким-то горящим внутри огнём. Горела обида, и она чувствовалась просто всем телом и ужасно нервировала, вызывая к тому же и сильное раздражение.       — И куда это ты собрался?       — В туалет. Или мне теперь везде с наручниками ходить?       Мирон покачал головой и подошёл к остановившемуся в дверях и злобно смотрящему на него Глебу.       — Через окна можно вылезти. Они большие, этаж тут, единственный, первый. Двери я закрыл.       — Я не сбегу, — отчеканил злостно Глеб.       — А я тебе не верю, — легко парировал Мирон и схватил его за запястье, оказавшись в дециметр от его лица. — И ты сам в этом виноват.       Глеб знал, что своим побегом с Олегом ужасно снизил доверие Мирона к нему. И не только этим фактом. Мирон, на удивление, его отлично понимал. Он его прекрасно понимал. Чуть ли насквозь не видел. Отчасти, тот раз когда Мирон испугался от его действий — был первым разом, когда он не смог его понять, когда у него, можно сказать, просто сбой пошёл. Он же его даже не ударил во время того странного признания в любви, а дал пощёчину. Но в остальном зачастую он его понимал, да и как не понять того, кто в какой-то степени становится на тебя похожим твоими же усилиями. Хоть и косвенными. И он прекрасно видел настроение Глеба, — которое почему-то скачет всё чаще и чаще, впадая в разные удивительные крайности. И поэтому он не мог ему доверять. Не может.       Глеб выдёргивает руку, колеблется секунду, и всё же проходит обратно в комнату и падает на кровать.       — Вот и молодец.       — А ты козёл.       — Я вернулся в прошлое? — усмехнулся Мирон и продолжил разбирать вещи.       Глеб правда не планировал сбегать. Даже не хотел. Но, пока он сидел в телефоне, к нему вдруг пришла мысль, что он бы, блять, сбежал. Серьёзно. В плане того, что если бы он реально ходил без присмотра Мирона, если бы даже дверь была закрыта, но возможность всё равно горела ярким красным цветом, он бы непременно ею воспользовался. Это как кричать на сердитого человека «ударь меня» ему прямо в лицо и пихаясь. То есть результат будет конкретный и один: быка уже разозлил человек с дурацкой алой тканью. И Мирон это пресёк, словно предвидя заранее. Но Глеб правда сначала вообще не планировал так поступать! Это… это какая-то безвыходность что ли. Будто нельзя поступить иначе. Что за глупость?       И такие глупые мысли продолжали крутиться всё время. Они даже начали мешать и нервировать. То он подумал, что возьмёт и по дороге к речке (или что здесь рядом было) сбежит. Ну, отошёл в кусты и пропал в кустах. Даже картинки яркие представились, где он бежал так, что пятки сверкали. То на речке (ну или что там) уплывёт далеко, переплывёт её и сбежит (и факт того, что он вот никогда даже в бассейн не ходил и просто не умеет плавать его почему-то абсолютно не волновал). То он Мирону этими самыми наручниками… Абсурдные, не стоящие и внимания, но такие назойливые мысли. Зла на них не хватало.       Ближе к вечеру, когда солнце уже начало опускаться, переставая всё грубо обжигать, но небо ещё горело нежным голубым, они двинулись к речке — а это оказалась речка. Шумная и движущаяся она сперва испугала Глеба. Во-первых, на берегу никого кроме них не было. Во-вторых, он наконец-то взял во внимание тот факт, что не умеет плавать. В-третьих, речка казалась слишком быстрой и способной снести человека на множество метров по своему течению за считанные минутки, ему было не понятно, как в этом можно плавать. А противоположный берег, хоть и был ясно виден со своим деревянным, уходящим в воду, явно ненадёжным и уже старым мостиком, казался крайне далёким, невозможно далёким. И густой лес стал вдруг опасным.       Песчаным берег был только ближе к самой речке, но чем дальше от воды, тем меньше было песка. В каком-то месте даже шла калька. Идти до этого пляжа от их домика было недалеко, минут десять-пятнадцать, было ещё крайне тепло, да и ветер не был холодным, поэтому пошли они сразу переодевшись в купальное и захватив с собой сумку с полотенцем, водой и кепочкой. И чипсы взяли.       — Дай камни, — сказал Мирон, раскладывая полотенце на песке.       — Зачем? Думаешь улетит?       — Кто знает, ветер бывает непредсказуемым. Лучше камень сверху положить.       Глеб пожал плечами: он впервые на пляже, поэтому не знал всех тонкостей, да и открывшийся вдруг страх перед водой стал как-то важнее и постоянно отвлекал. Он толком и сам не заметил, как принёс ему несколько камушков, а в себя пришёл только тогда, когда они пошли к воде.       — Это… — сказал вдруг Глеб. — Она, наверное, холодная…       — Холодная? Она за день нагрелась, так что сейчас должна быть тёплой, как парное молочко. Хотя это речка… но всё же.       — И течение сильное…       — Ветра толком нет, какое сильное? Малой, не придуривайся, ты что поплавать не хочешь?       Глеб не знал, что ему ответить, он только смотрел на беснующиеся перед собой воды и думал, каково это тонуть, захлёбываться водой, переставать ощущать землю под ногами…       — Ты ж не боишься плавать?       — Вот ещё что, — фыркнул он и храбро пошёл вперёд, вошёл раньше Мирона в воду и даже успокоился. Течение его не сбивало, оно действительно было слабым, а вода была вполне себе тёпленькой, даже нежной.       Он шёл ещё, в итоге встав в воду по плечи, но всё ещё твёрдо держась на ногах, чуть ли не впиваясь пальцами в мокрый песок. Мирон же, только он вошёл в воду по живот, сразу же поплыл каким-то стилем, разводя руки в стороны. Глеб на него смотрел, смотрел, и решил, что он ничем не хуже, попробовал оттолкнуться от песка, взгрести руками, да в итоге ими замахал, потеряв себя в пространстве. Плыть — это хуйня какая-то, когда ты за своё тело не отвечаешь, — вывел он, снова пытаясь нащупать опору под ногами.       — Ты так и будешь стоять на месте, — насмешливо крикнул Мирон, боком медленно-лениво подплывая к нему.       — Сейчас забрызгаю, — пригрозил ему Глеб, но тот на это лишь усмехнулся и вдруг резко переменил стиль и уже поплыл баттерфляем. За странно быстро прошедшее время он очутился в полуторах метрах от Глеба, чему тот абсолютно не обрадовался. Он начал брызгать в него водой, попал несколько раз ему в глаза, буквально ослепив.       Началась война. Брызги, брызги, брызги! В одну сторону, в другую. Одни сплошные брызги. Звуки воды, звуки ударов по воде, звуки громкого дыхания и полусмеха. В какой-то момент, когда Глеб уже решил, что победил, Мирон нырнул под воду и через несколько секунд, шедших не в пример другим крайне медленно, оказался к нему вплотную! Вообще! Он обхватил его пояс, обвил собой, повалил на воду, начав его буквально топить! А потом, когда Глеб откашливался, нагло ржал. Глеб в ответ опять начал поливать его водой, только на сей раз уже более зло.       Мирон выставил руки в оборонительной и сдающейся позиции:       — Ладно, ладно, сдаюсь! Прекращай! Ка-аюсь, всё, прекрати. Ма-алой, — смеясь, он не выдержал и повторно на него набросился, только на сей раз не сбил его с ног, а заключил в крепкие объятия. — Успокойся.       — Иди к чёрту! Отпусти.       — Опути, — наигранно передразнил его Мирон. — Ну харэ, харэ, прекращай, — ласково сказал он, ещё сильнее обнимая его. — Ты ж не думаешь, что я тебя утопить хочу? И вообще, как я понял, ты не умеешь плавать, так что давай тебя учить.       — Это зачем?       — Как зачем? Чтоб через неделю уже мог сам спокойно в воде держаться, — уверенно сказал он.       — Это цель, а не причина.       — Ох, господи, ну чего ты такой дотошный? — Мирон пободался о его щёку носом. — Давай, это не страшно. Если что, я тебя спасу. Утопить тебя могу только я, а не какая-то там речка.       — Очень смешно, — закатил глаза Глеб и вскоре освободился.       Он одновременно и хотел научиться плавать, и нет. Ему и так нравилось находиться в воде. На кровати, конечно, лучше, но…       — Да ложись ты, не бойся. Вода тебя поддержит. Ты на неё должен лечь, как на кровать и расслабиться…       — Что сделать?! Я ж, блять, утону!       — Да не утонешь ты. Вода тебя удержит. Просто ляг на живот и… Эй, ты мне так по носу заедешь, э-ай, осторо-ожней, Глеб, блять.       Глеб опять захлёбывался, хотя не проплыл и метра. Таланта к плаванию у него, видимо, не было.       — Какие мазохисты придумали плавать? — вопрошал он у неба.       Мирон рядом закатил глаза.       — Это охуенно, просто надо привыкнуть. Ладно, пошли на берег. Давно уже в воде сидим. Ты мне, наверное, синяк на рёбрах поставил.       Глеб только показал ему язык и первым пошёл из воды.       На берегу он упал на полотенце и расслабился. Вот теперь действительно расслабился, а не как в этой треклятой воде. Как можно вообще отдаться тому, что хочет тебя убить? Вода явно хочет утопить.       — Малой, дай воды.       Мирон упал рядом. Глеб не возражал, он сам хотел пить, поэтому поделился бутылкой, но только после того, как отпил сам. Потом он очень хорошо вытер руки об полотенце, на котором сидел, и полез за чипсами.       — Ай ну потом, мы ж ещё не ели.       — А я тебе и не предлагаю.       — Потом. Сейчас отдыхай.       — Я проголодался!       — Пойдём домой?       — Нет, зачем? Есть чипсы.       — Они голод не утолят…       — Ну и что? Я хочу чипсы.       Глеб вдруг понял, что этот принципиальный спор мог закончиться тем, что у него реально могли отобрать пачку чипсов. Это обернулось бы полной катастрофой. Он не мог этого допустить, поэтому вдруг вскочил с места и побежал в сторону реки, открывая чипсы на ходу. Это было делом чести!       Он подумал, что Мирон не стал играть в эти ребяческие забеги, оттого решил остановиться и вкусить запретный и столь желанный плод, как вдруг его кто-то (Кто же это?) обхватил поперёк живота и резко подтащил к себе.       — Ну и что это было?       — Защита еды, — гордо ответил Глеб. Он уже полез в пакет хоть за одной чипсенкой, но Мирон перехватил его руки и уткнулся носом в шею.       — Потом поешь.       — С чего это? Я хочу сейчас.       Он чувствовал глубокое дыхание у себя на плече и чувствовал теплоту рта Мирона, даже его зубы ощущал, хоть тот их даже не пускал в ход.       — Эти твои забеги очень возбуждающие, ты знал?       — Блять, только не говори, что ты завёлся, — закатил глаза Глеб и на пробу толкнулся назад тазом. Он почувствовал, как Мирон готово и страстно дёрнулся к нему навстречу в ответ, что действительно говорило о том, что он возбудился, хотя там толком ничего и не стояло. — Хэй, ну не здесь же.       — Почему?       — Тут песок везде один! И вода. Невесть что. И смазки нет. И презика… А если вдруг кто увидит?       — Пусть смотрит. Мы в далёкой глуши, здесь редко бывают зрители. И ты уже хорошо растянут, у нас часто бывает, — промурлыкал он ему, бодаясь щекой о его шею и руками скользя по его груди и животу.       — Блять, Миро-он…       Но Мирон уже поплыл, и Глеб это знал. Это то его состояние, когда вся его речь становится плавной, мурчащей, ужасно нежной, вкрадчивой, когда его движения теряют бо́льшую грубость… когда он хочет сладкого секса… Хорошее это его состояние, безболезненное и приятное, если бы только не на пляже, без презика и смазки!..       Они остановились возле самой реки. Ещё шаг и Глеб бы в неё вступил.       — Ладно, чёрт с тобой. Пошли.       — Не-а. Куда? Здесь.       — Ты серьёзно? Пошли хотя бы на полотенце! Не на голом же песке!       Но Мирон, войдя в своё исступление, только покачал головой, да рукой полез ниже — к паху. Разговоры уже были бесполезными. Чипсы как-то сами по себе отлетели назад. Глеб уже сидел на коленях Мирона и целовался с ним, только кончики его пальцев ног постоянно соприкасались с журчащей водой. Страстные поцелуи один за другим распространялись по лицу, шее и груди. Он откинул вверх голову и мягко вздохнул. Он не хотел себя обманывать и понимал, что не удивлён и сможет быстро завестись сам, что это ему всё же вскоре понравится, если не уже. Весьма странным образом, но когда Мирон так дурел, Глеб начинал его чуть ли взаправду любить и действительно наслаждаться его действиями. Надо было только ещё немного подождать, подождать того момента, когда и ему что-то ударит в голову.       — Ну не на сухую, — всё же взмолился он.       — Слюны хватит. Можешь пососать.       — Может водой?       — Сдурел? В ней невесть что плавает и она тебе диарею скорее создаст.       «Ох», вздохнул Глеб почти расстроенно и немного отстранился, чтобы всё же пососать член Мирона, он был уверен, что так ему будет легче, по крайней мере фиг он будет старательно что-то заглатывать, он просто его, грубо говоря, смочет.       Не прошло и пяти минут, даже, наверное, и трёх, как Глеб лежал спиной на песке, держал руки в песке и смотрел то в небо, то в сторону, то просто прикрывал глаза, протяжно вздыхая. Одна его нога была согнута в колене, вторую Мирон держал и сам за неё держался. Не сказать, что это был их самый лучший раз, но запоминающим он однозначно станет.              Дождя не собиралось, но на вечернем небе всё равно плыли сонливые облака, словно представляя из себя обычные пятна, украшающие голубое тело как родинки.       Глеб смотрел на такое небо задумчиво и даже пристально. В его голове дискутировали разные мысли, некоторые из которых даже нельзя было назвать связанными с насущными проблемами или просто его. Словно в него их вложил кто-то другой. И странным образом после размышлений толком ни о чём, он не смог вспомнить о чём он именно думал.       Мирон позвал его к себе, то есть пригласил лечь на полотенце и отведать чипсы, которые он так хотел. Глеб спустя небольшое промедление встал и потопал к нему.       — Ты правда думаешь, что я сбегу? — спросил вдруг он, упав рядом и сразу же захватив чипсов.       — Ну, кто знает, что взбредёт в твою светлую головушку.       — И ты мне совсем не доверяешь?       — Конечно, но не совсем. Сам посуди, как я могу тебе доверять, если ты постоянно творишь всякую хрень; обходишь меня окольными пятами, тьфу, путями; не говоря ничего, сбегаешь; воруешь.       — Ты ж меня за это и любишь, — парировал Глеб. Мирон слегка склонил вбок голову и с лёгкой, но какой-то даже циничной улыбкой и взглядом на блестящее вороны, кивнул.       — И всё же доверять и любить — вещи разные.       — Я думал, что надо доверять тому, кого любишь.       — Если это работает в обе стороны, то да. А так смысл? Ты ж меня не любишь.       — Кто тебе сказал?       Мирон усмехнулся и, перекинув через плечо Глеба руку, подтащил его к себе ближе. И стал говорит ему тоном близким к шёпоту прямо в лицо:       — Ты меня не любишь, малой. Не ври мне. Но тебе со мной нравится. Спать нравится уж точно. Я вроде в людях ничё так разбираюсь.       — Сильнее я тебя уже не полюблю, не дождёшься, — фыркнул ему Глеб, а Мирон только как-то лукаво улыбнулся и опять кивнул.       — Сильнее я тебе не стану доверять, не дождёшься, — переиначил он.              Именно таким запомнилось Глебу лето. Заросший дом, речка, где Мирон его учил плавать — и научил всё-таки, — небо с призрачными облаками, закрывающими блёклые звёзды и… тот разговор. И наручники каждую ночь — но это мелочи жизни.       Лето было спокойным.       Оно было даже сладким. Как абрикосы, которые Глеб ел по дороге, пока они возвращались с речки домой. В душную однокомнатную квартиру с магазином под рукой и без цепей на руках.       Август он гулял и порой читал, всё равно Мирон редко брал его с собой — участились разговоры про загадочное СТД.