Альберт и Инес

Тошинори Яги, которому было «скоро ученые станут использовать меня, чтобы установить точный возраст остальных ископаемых» лет, глубоко вздохнул и позвонил в домофон Инко. Это был первый и последний шаг в его плане на сегодня, если не считать выпечку макаронс, и он надеялся, что Инко сможет взять на себя инициативу. Он оставил ей сообщение на бумаге для заметок, в которой сообщал, что он — Всемогущий — хочет встретиться с ней завтра, если она, конечно же, будет свободна. Он знал, что будет, потому что он — Тошинори — спросил у нее, когда ему можно будет зайти и что-нибудь испечь, и она предложила ему несколько возможных дат. Поэтому он выбрал одну дату для себя и вторую для себя другого. Со стороны все казалось намного сложнее, чем было на самом деле. По дороге в квартиру Инко он испытывал странную смесь вины и счастья от предвкушения предстоящей встречи, но чем больше он думал о счастье, тем больше чувствовал вину. К счастью, до того, как он успел в сотый раз передумать и переиначить слова признания (или, может, извинения?) он достиг входной двери, где его ждала Инко. Она пригласила его войти и подвела к столу, где заранее приготовила все необходимые ингредиенты. Ее сын сидел перед телевизором и смотрел какую-то героическую передачу, уткнувшись носом в тетрадь, в которую лихорадочно что-то записывал. К немалому развлечению Тошинори мальчик лишь кротко, без особого интереса, поздоровался с ним. После небольшой болтовни и чашки чая они принялись за дело. Следовать указаниям Инко оказалось намного проще, чем мисс Роттенмайер. Наверное потому, что крика было гораздо меньше (но было больше улыбки, и он изо всех сил старался не фокусироваться на этом), и потому, что Инко показывала ему, как правильно готовить. Время от времени мальчик заходил и проверял, как идут дела, но каждый раз его прогоняла мать, которая не хотела, чтобы он всюду совал свой палец для «дегустационных целей». В конце концов, выпекать ракушки макаронс оказалась действительно весело. Когда пришло время готовить начинку из сливочного крема, Инко взяла несколько маленьких бутылочек пищевого красителя и повернулась к Тошинори. — Какие цветы нравятся Инес? — спросила она. — Я… не уверен — ответил Тошинори. Он быстро оглядел комнату, надеясь увидеть вазу с цветами или хотя бы какую-нибудь подсказку, но без особого успеха. Конечно, Инко, похоже, понравились розы, которые он принес ей, когда пытался во всем сознаться, но закончилось все тем, что он снова ее поцеловал, но это вовсе не означает, что это и есть ее любимые цветы. Он попробовал другой, чуть менее тонкий подход. — А какие нравятся тебе? — Это так не работает, — сказала Инко, хихикая. Затем она взяла свой телефон и пролистала пару фотографий. — Если это для Инес, то мы не можем выбрать мой любимый цветок. Ну, — подумал Тошинори, — вообще-то… — Но если ты не знаешь, то тогда… Инко перестала пролистывать фотографии и уставилась на мужчину. — Подсолнухи, — сказала она, поворачивая к нему экран телефона и показывая фотографию идеально круглого макаронс с крошечными желтыми цветочками по бокам. — Думаю, они тебе подходят.

***

Инко наблюдала за тем, как Тошинори осторожно положил мешочек с желтым кремом и взял коричневый, принявшись с середины маленьких подсолнухов. Первые три попытки были не самыми удачными (однако Изуку без особых хлопот избавился от беспорядка). Следующие две оказались более удачными: цветы все еще были неправильной формы, но зато не такими размазанными и пятнистыми, как раньше. Тот, над которым Тошинори работал в данный момент, выходил довольно неплохо. Лепестки все еще были неровными, но цветы стали больше походить на подсолнухи И, к большому удивлению Инко, ее это разозлило. Женщина сделала почти испуганный шаг назад, отходя от стола, за которым они работали. К счастью, Тошинори был слишком занят делом, чтобы заметить ее внезапное отступление и то, как она побледнела. Что… что это за чувство? Она закрыла глаза, покачала головой и глубоко вздохнула, после чего снова посмотрела на Тошинори. Он начал украшать следующий макаронс, который выходил… очень мило. Ему все еще не хватало детализации, как на том фото, но его макаронс выглядел достаточно хорошо, чтобы выставить его на продажу. А затем она снова почувствовала что-то вроде обиды с оттенком раздражения по отношению к нему и его делу. Она молча смотрела на мужчину, сбитая с толку. Очевидно, чем лучше выходили макаронс Тошинори, тем больше они раздражали Инко. Может быть потому, что она не ожидала от него таких успехов? Она взяла тот, который он только что сделал, и осмотрела его. Нет, не поэтому. Она правда гордилась им, и все же… Может быть, она немного завидовала тому, что он украшает лучше ее? Инко взяла украшенный ею для примера макаронс, сравнивая его с макаронс Тошинори. Несомненно, ее был лучше. Значит, и не поэтому. Она положила макаронс обратно на стол и бросила быстрый взгляд на книжную полку. Сейчас не самое подходящее время обращаться за советом к никуда не годной литературе (если для этого вообще есть подходящее время), но у нее не было других вариантов — по понятным причинам, она не могла обсудить это с Тошинори. Как и с Изуку. Она попыталась сосредоточиться на обложках книг — наверняка у нее была такая, где главная героиня чувствовала то же, что и она?.. На ум ничего подходящего не приходило, даже этот раздражающий протагонист из «Причудливой Ревности»… Она чуть было не издала громкий вздох, когда ее внезапно осенило. Ревность. Вот что за странное чувство ее мучит. Но этого не может быть! Во всяком случае, к кому ревновать? Тошинори был просто другом, да, он был нежным и добрым, он заставлял ее смеяться, но и только! И да, в нем было что-то милое, может быть, все дело в его странной прическе — насколько уместным будет спросить, можно ли их потрогать, чтобы проверить, насколько они мягкие? Потому что она уже думала об этом раньше, и теперь, когда она подумала об этом снова… или, может быть, все дело в его росте и в больших, но тонких и элегантных руках… Дерьмо, — подумала она и мысленно отругала себя, даже если не произнесла ругательство вслух. Инко обернулась, бросив взгляд на диван, словно тот мог подтвердить, что она не проявляет чрезмерного интереса к Тошинори и, следовательно, не ревнует к бедной, невинной Инес. Всего несколько дней назад она сидела на том же самом диване и целовалась со Всемогущим. И она собирается встретиться с ним завтра! И, возможно, следует ожидать новых поцелуев. И одной только мысли об этом было достаточно, чтобы ее щеки запылали, а сердце забилось так быстро, что желудок сделал сальто! Так почему же, почему в этот момент ей больше всего хотелось, чтобы эти дурацкие макаронс были для нее, а не для Инес? — Дерьмо, — прошептал Тошинори, возвращая Инко к реальности. — Мои волосы в сливочный крем попали. Да, — подумала Инко, — теперь они будут все в волосах и… Она покачала головой и глубоко вздохнула. — Вот, — сказала она, хихикая и вытаскивая ленту из своих волос, — возьми это. Она заставила его немного наклониться и собрала его волосы в небольшой хвостик, убедившись в том, что его длинная челка убрана с лица. — Спасибо, — сказал он, снова беря кондитерский мешок и новую ракушку макаронс. Инко наблюдала за тем, как он осторожно выдавливает сливочный крем в центр макаронс, не слишком много, но и не слишком мало, а затем осторожно кладет сверху еще одну ракушку и начинает выводить один крошечный лепесток за другим. Может быть, всему виной ее недавнее открытие, но когда Тошинори был так сосредоточен, а его волосы зачесаны назад, он напоминал ей… — Всемогущий! Внезапный, громкий крик Изуку испугал их обоих. Инко быстро повернулась к окну, ее сердце колотилось где-то в горле. Видел ли он, как она играла с волосами Тошинори, которые, кстати, были такими же мягкими, как она и предполагала? Он разозлился? Что, если он ревнует? Вероятно, он одной рукой может проломить Тошинори позвоночник, если захочет. И это звучало даже как-то горячо… но сейчас не время об этом думать.

***

Тошинори застыл на месте и повернулся к Изуку. Мальчик все знает? Но как это возможно? Все дело в прическе? Он был так уверен, что теперь никто не узнает его в его истинном обличье, даже в геройском костюме, зачесанными назад волосами и стоящей челкой люди примут его за огромного поклонника (самого себя, коим он совершенно не являлся, особенно после всего этого… подлого романа с Инко). Но опять же, мальчик был слишком проницательным и слишком наблюдательным, он выделялся среди остальных его поклонников… Тошинори тяжело сглотнул. Неужели именно так Инко узнает правду? Если уж на то пошло, то, по правде говоря, он и так слишком долго держал ее в неведении. Глубоко вздохнув, он попытался заговорить: — Я… — Всемогущий, его по телеку показывают! Мальчик в мгновение ока оказался у телевизора и сел как можно ближе к экрану. — Мне нужно это записать! Тошинори потребовалось некоторое время, чтобы понять, что нет, его тайная личность все еще остается тайной (по крайней мере, пока) и что ему нужно снова начать дышать, если он хочет остаться в живых. И только тогда он заметил, что от страха слишком сильно сжал кондитерский мешок и теперь весь крем оказался на столе. — Извини, — попытался сказать он Инко, надеясь, что она не слишком сильно на него рассердится, ведь ему и так нужно было за многое извиниться. — А? — отозвалась она, даже не взглянув на него. Женщина не отрывала глаз от экрана. Конечно, — подумал Тошинори, тоже глядя на себя, дающего интервью. Конечно, ее больше интересовал тот он, ему было слишком хорошо об этом известно. И все же… это немного больно. Потому что, в конце концов, это все же он. Но Тошинори не мог винить ее в этом, он не имел на это права, учитывая свое поведение. — Я… э-э… немного пролил крем, — сказал он, когда интервью закончилось. Только тогда Инко заметила на столе огромную каплю сливочного крема и разорванный кондитерский мешок. — Все случилось так внезапно, что я испугался и… — Все в порядке, — сказала Инко, перебивая его. Она издала небольшой смешок. — Я тоже перепугалась. Им потребовалось несколько минут, чтобы избавиться от беспорядка и начать все заново. К концу дня у Тошинори была целая дюжина макаронс-подсолнухов, которые он сложил в любезно предоставленную Инко симпатичную коробочку. Имеет ли выпечка хоть какое-то значение? Он все еще сомневался в этом. — Мистер Яги, — сказала Инко, подражая противному голосу мисс Роттенмайер, беря один из лишних макаронс и откусывая небольшой кусочек. — Они очень хороши. — Как что? Колеса игрушечных машинок? Инко рассмеялась и покачала головой. — Нет, — сказала она своим обычным голосом, — как макаронс. Они очень хороши. И я уверена, они смогут передать твое послание. Он готов был поклясться, что услышал в ее голосе странный, неожиданный оттенок меланхолии, но, возможно, она просто немного устала — как и он — проведя целый день за выпечкой. — Надеюсь на это, — ответил он.

***

Инко сидела за столом, глядя на последний оставшийся макаронс. Тошинори настоял на том, чтобы остаться и помочь ей убраться на кухне, когда они закончат готовить, и как только дело было сделано, Изуку тоже помог, сметя остатки и оставив лишь одного «выжившего». Она взяла его с тарелки и откусила от него кусок. Конечно, его макаронс были далеки от совершенства, и все же… на вкус они были лучше, чем все те, что ей доводилось пробовать, включая ее собственные и те, что приготовила мисс Роттенмейер, которые всего каких-то пару дней назад казались Инко абсолютным кондитерским совершенством. И когда все стало таким запутанным? Она даже не заметила. Инко чувствовала себя самой ужасной, двуличной женщиной на свете, даже если не была уверена, что у нее со Всемогущим что-то есть, и даже если у нее абсолютно ничего не было с Тошинори. В ту ночь Инко заснула на диване, окруженная более или менее глупыми романтическими книгами. Единственная книга, в которой она не искала совета — это «Десятичный Герой Дьюи», потому что, давайте посмотрим правде в глаза, она не способна разрешить эту запутанную проблему, ведь Тошинори и Всемогущий не могут быть одним и тем же человеком. Однако из-за беспокойства и вызванного кофеином погружения в литературу Инко сделала два интересных вывода: во-первых, практически в каждой прочтенной ею книге фигурировал ревнивый персонаж, а во-вторых, к сожалению, упомянутый персонаж всегда оказывался главным антагонистом.