Атака на Хогвартс.

Pov Levi       В тот день мы уже обыденно помогали бабушке. Я стирал в речке, которая находилась под горой, в паре сотен метров от домика, бельё, а очкастая складывала его в большую плетёную корзину.       Четырёхглазая выглядела непривычно. Белая рубаха длиной чуть ниже колена, лапти на ногах и всевозможные висюльки на руках и шее. На мне была белая рубаха с красным поясом и также лапти, но в отличие от Ханджи, у меня рубашка была нормальной длины, и к комплекту добавлялись просторные коричневые штаны, которые сейчас были подвязаны и выглядели как пышные шорты. Такую одежду нам совсем недавно выдала бабушка Ая, а всю эту блестящую хрень, которая была чем-то вроде оберегов от сглаза и подобной фигни, очкастая выпросила у неё же. Я от этого вежливо отказался. — Леви! Ле-е-е-ви! Ну Ле-е-е-е-ви, мне ску-у-чно! — ныло это недоразумение, параллельно разглядывая какой-то цветок. — Ханджи, бельё.       Девушка закатила глаза и принялась складывать поданную мной простынь. Я потянулся к следующему грязному пододеяльнику, но тут кое-что на голове очкастой зацепило мой взгляд. На резинке, которая перевязывала волосы в высокий хвост, сидел огромный шершень. — Очкастая, замри! — как можно более серьёзно произнёс я.       Но мои слова ушли в пустоту. Очкастая резко повернула ко мне голову со словом «Ась?», и шершень пришёл в движение. Насекомое угрожающе зажужжало, и только тогда Ханджи заметила его. — Не двигайся, он реагирует на твои движения и оценивает тебя в качестве угрозы, — попытался хоть как-то помочь.       Очкастая продолжительно моргнула в знак согласия, а я стал вспоминать всевозможные слухи и строчки из книг про этих насекомых.       Шершень — огромная пчела, способная убить одним укусом, но чаще встречаются просто случаи паралича — зависит от места введения яда. Уязвимые части тела у человека — шея, лоб, щёки, нос; в относительной безопасности находится всё, что ниже, за исключением репродуктивных органов. Главный критерий оценивания опасности ситуации — это размер насекомого: чем больше особь, тем больше в ней яда. За свою жизнь я видел от силы 2-3 шершня, но даже по сравнению с ними, этот выглядит как минимум в 2 раза больше. Если сравнивать их с пчёлами, то эта особь больше походит на матку. Чёрт, катастрофически мало информации. Попробовать прибить его какой-нибудь палкой не получится — пусть он и большой, но летает относительно быстро, — огня у нас с собой нет, чем их отпугивать, я не знаю, из подручных средств остаётся только вода и недостиранное бельё.       Я закусил губу изнутри и, цокнув, вывернул всё бельё из железного таза, начиная зачерпывать им воду. — Ханджи, я сейчас вылью на него воду. Есть шанс, что его крылья обвиснут и он упадёт, если так и будет, то хватай из своей корзины что угодно и быстро накидывай на него. Поняла?       Девушка опять моргнула в знак согласия и заметно напряглась. Я посмотрел на насекомое, которое примостилось на плече шатенки и, кивнув, одним движением вылил на него всю воду разом. Очкастая резко дёрнула рукой, сбрасывая шершня с себя, но тот, видимо, не пожелал сбрасываться и вцепился в рукав рубахи сильнее. Послышался сдавленный всхлип Ханджи. Дерьмо, он не прижимался, а жалил! Я быстро поднял с земли какое-то полотно и, обмотав им руку, с размаху ударил по насекомому.       Никогда бы не подумал, что буду переживать по поводу того, что очкастую укусила какая-то букашка, но конкретно сейчас меня пугает еле заметная испарина на её лбу. Быстро подхватываю девушку на руки, но понимаю, что так мы далеко не уйдём. Моя нынешняя физическая форма оставляет желать лучшего, и подъём в гору с живым весом мне пока не по силам, но вариантов больше нет.       Кое-как закидываю очкастую на свою спину и начинаю идти. Блять, ненавижу чувство беспомощности и ничтожности. Когда мы уходили, бабушка занималась травами во дворе, возможно, она ещё там. — Бабушка Ая! — как можно громче кричу я.       Никаких звуков шагов или голоса. Грр, ноги ломит нещадно, ещё и бессознательное тело хочет соскользнуть со спины. Дыхалка сбилась. Как же давно этого со мной не происходило. Тут слышу знакомое квохтанье на чужом языке. Бабушка пытается поговорить со мной, но я не слушаю её, а просто головой показываю на бессознательную тушку. Аясу хватается за сердце и качает головой. Вдвоём мы кое-как дотаскиваем девушку до дома и укладываем на кровать. Бабушка всё ещё что-то охает себе под нос, а затем уходит на кухню. — Очкастая... — шепчу и ухожу за бабушкой.       Более абсурдную ситуацию, чем сейчас, я мог видеть разве что во время экспериментов Зоэ. Бабушка стояла над небольшим котлом, что-то помешивая внутри. Выглядело это более чем мистически: котёл булькал и переливался разными цветами, на тумбе были разложены растения и что-то похожее на засушенных насекомых. Окна были распахнуты настежь, а белые прядки волос баб Аи поднимались и опускались вниз сами по себе. Увидев в дверях меня, бабушка как-то странно улыбнулась и подозвала меня к себе. Сначала подходить не хотелось, но любопытство взяло своё. Аясу взяла мою ладонь в свою, и я почувствовал, как меня охватывает тепло. Так уютно и странно. Мы посмотрели в глаза друг другу и, кивнув, принялись за работу. Я подавал бабушке вещи, на которые она указывала, и, когда та отлучалась, оставался помешивать котёл. Закончили мы примерно через полчаса. Очкастая выглядела хреново: прерывистое дыхание, раскрасневшиеся щеки и редкие вздрагивания — если не знать, что с ней случилось, то похоже на обычный грипп.       Бабушка что-то быстро забормотала и стала поить очкастую этим варевом. Я хотел вмешаться и сказать, что в положении лёжа не стоит этого делать, но было поздно, да и вроде прошло всё без инцидентов. Очкастая, как будто ощутив облегчение, выдохнула и провалилась в глубокий сон. Бабушка с улыбкой покачала головой и ушла на кухню — убираться, видимо. И вот теперь, в спокойной атмосфере, можно подумать. Аясу только что набором трав спасла четырёхглазой жизнь, и по-видимому, ей даже не пришлось напрягаться по этому поводу. Вывод наклёвывается очевидный: бабушка знает свойства всех этих трав и реакцию их соединений, она ни разу не исправлялась, не использовала рецепт, а так могут действовать только профессионалы своего дела. Бабушка могла бы давно разбогатеть со своим талантом. Я не знаю, где мы и есть ли где-то рядом ещё люди, но бытовые предметы и одежду она нам покупает, а значит какой-то городок в округе всё же есть. Странно, что такой вывод пришёл в голову только сейчас. Раньше анализ ситуации давался намного легче, а сейчас приходится обсасывать каждую косточку и серьёзно напрягаться. Доходит вплоть до того, что после такого вот простого вывода голова может болеть до двух дней. Впервые такое произошло, когда мы анализировали наше нахождение здесь и отсутствие знакомых факторов. Весь следующий день я страдал жуткой головной болью, списывая это на мигрень, но оказалось, что очкастая страдала в тот день точно так же. Тогда мы не догадались списать это на наши размышления, но после второго, а за ним и третьего приступа болей, мы наконец поняли и были отнюдь не рады открытию.       Глаза слипаются, и голова начинает приятно покруживаться. Перевёл взгляд на Ханджи, та уже успела разворотить всё одеяло и скинуть его на пол. Вздыхаю и укрываю это недоразумение. Откидываю другой край одеяла и залезаю в кровать, к ней, уже привычно грея свои вечно ледяные пятки о горячие ноги четырёхглазой. Если она узнает, что это не случайность, я не отвяжусь от её приколов до окончания жизни... Господи, только не это... the end Pov Levi

---

      Ханджи проснулась на следующее же утро. Она была свежа, бодра и полна сил. Леви только недовольно что-то пробурчал в подушку, не желая вставать. Сейчас он с какой-то стороны понимал новобранцев, которые всё время опаздывали и утром выглядели самыми убитыми из всех.       Зоэ, увидев, что её друг так нагло её игнорирует, запрыгнула ему на спину и, гаденько усмехнувшись, принялась его щекотать. Первое время реакции не было, но спустя пару секунд капитан зашевелился, пытаясь скинуть с себя тяжёлую тушу. Попытка не была успешной, и теперь брюнет беспомощно брыкается, отчаянно пытаясь сдержать смех, но... — Пх… аха… очк… кх… астая..! — донеслись до девушки заветные звуки. — Ну наконец-то! Я-то думала, ты полностью окаменел, ан-нет, щекотка ещё работает!       Ханджи бодро подскочила и с задорным смехом выпрыгнула из открытого окна прямо на поле. Её платье-рубашка чуть цеплялось за растения, но её это нисколько не смущало, настроение было таким хорошим, и единственное, что сейчас хотелось, — смеяться и шалить! — Грр... Четырёхглазая! Леви резво подскочил с кровати и, также поддавшись порыву, выпрыгнул вслед за девушкой. — Сначала догони, мелкий! — с задорным смехом поддразнила девушка. — Ну держись, сволочь очкастая... — с очень недоброй улыбкой произнёс Аккерман.       А с крыльца дома с доброй улыбкой на них смотрела бабушка Ая, радуясь, что эти дети наконец приняли это место как свой дом. Сейчас они выглядели невыносимо мило: все в колючках и листиках, которые сами же друг в друга покидали, запыхавшиеся и с радостью на лице. Конечно, радость они выражали по-разному, девочка — открыто улыбаясь и заливисто смеясь, мальчик же держался до последнего, но приподнятый уголок губ говорил всё за него. — Дети, — позвала их бабушка.       Те синхронно обернулись, на секунду прекращая войну. А затем произошло кое-что странное. Мальчик еле заметно покраснел и отвернулся, скрыв лицо волосами. Девочка увидела это и, заливисто смеясь, потащила своего всё ещё смущённого друга в дом, игнорируя его явно нецензурные высказывания.       Дети сели завтракать, уже не препираясь, как было пару дней назад. За едой Ханджи начала расспрашивать, что же всё-таки случилось. — Ваааау, ты правда меня вылечила всего одним отваром?! — с восторгом спросила Зоэ на смеси двух языков.       Бабушка, примерно поняв суть вопроса, по-доброму улыбнулась и кивнула. Это стало ещё одной отправной точкой.       Ханджи слёзно умоляла Аясу взять её в ученицы, а та и не собиралась отказываться. Так они и чередовали занятия: первый день — язык, второй — травы, третий — язык и т. д. Язык они изучали вместе и уже заметно сдвинулись с первоначальной точки. У обоих получалось складывать примитивные предложения и вопросы, Ханджи даже выучила небольшую песенку из четырёх строк. Бабушка не могла нарадоваться на них и всё время старалась проявить свою похвалу и ласку через прикосновения. Ханджи к этому относилась в целом спокойно и позволяла гладить себя по голове и спине, а вот с Леви было сложнее. Он знал, что бабушка не причинит ему вреда, хотела бы — давно бы отравила, но выработанный инстинкт говорил другое, и каждый раз, когда бабушка тянулась к его волосам, он отдёргивался, как от огня. Ему было больно видеть эти грустные глаза и понимающую улыбку, но себя он пересилить пока не мог.       С уроками зелейничества* было чуть сложнее. Ханджи с энтузиазмом изучала всё и даже больше, а вот Леви это особо не интересовало. Да, это выглядит завораживающе и волшебно, но посвящать всего себя этому, как очкастая, он не собирался. Единственное, что он сделал, так это записал названия растений, которые можно использовать мгновенно и без специальной аппаратуры, так, на всякий крайний. Списочек, конечно, получился внушительный, где-то даже пришлось делать зарисовки, чтобы не путать где что, но лучше так, чем по незнанию отравиться. Вот и сейчас брюнет сидел за столом, размышляя о бытие и наблюдая, как очкастая под надзором баб Аи что-то варганит. Волосы у обеих представительниц прекрасного пола были заколоты, поверх одежды были надеты фартуки, а руки защищали перчатки. В целом, всё цивильно, но Леви раздражал тот факт, что от этих отваров остаются жуткие масляные следы, а отмывать их вручную — та ещё мука. — Баб Ай, зачем тебе это? — на ломаном, как они позже узнали, английском спросил Леви. Бабушка сначала непонимающе посмотрела на него, а затем, увидев, куда направлены глаза ребёнка, ответила: — Это не обычная палка, она особенная. Когда подрастёшь, сделаем тебе такую же.       Мальчик на такое заявление только скептически повёл бровью и продолжил смотреть, как бабушка мешает варево в котле своей палкой, про себя посмеиваясь над очкастой, которая с горящими глазами записывала всё, вплоть до положения этой палки в котле. — А я? Мне сделаешь? — пылко спросила Ханджи.       Бабушка на это только по-доброму кивнула, а затем пригрозила пальчиком, чтобы её ученица не отвлекалась. Леви же продолжил за ними наблюдать, про себя подмечая всякие мелочи. Вот бабушка поправляет свою косу, Ханджи сосредоточенно хмурит брови и еле заметно закусывает губу, снадобье начало менять цвет, и запах также немного изменился — теперь оно пахнет не кисло, а как-то сладковато, напоминает мёд с молоком. Вдруг идиллию прервала Ханджи. Она в очередной раз повернулась, чтобы взять какую-то травку, но не рассчитала свои габариты и задела котёл бедром. Тот, словно в замедленной съёмке, начал падать. Леви подскочил из-за стола, Ханджи что-то испуганно пискнула, и только бабушка осталась спокойна. Она осторожно вытерла свою палку об фартук и, тяжело вздохнув, принялась махать ею туда-сюда. Дети перекинулись непонимающими взглядами и вопросительно уставились на Аясу. Но вопросы отпали сами собой, когда из конца палочки заструилось голубое свечение, чем-то напоминающее очень тонкий, чуть ли не прозрачный шёлк. На секунду комнату охватила вспышка, из-за чего всем пришлось зажмуриться. Миг — и кухня уже в полном порядке, котёл стоит на газу, поварёшки и травы разложены по местам, и, главное, никакой жижи на полу.       Леви медленно опустился на стул и, прикрыв глаза, начал массировать виски. Ханджи же застыла в одном положении с чуть приоткрытым ртом. Опять. Опять, блять, всё пошло по пизде. Опять ничего не складывается. Что тут, чёрт возьми, происходит в конце-то концов? Именно такие мысли и вопросы крутились в головах детей. Но додумать самим им не дали, бабушка легонько улыбнулась и начала говорить, выбирая достаточно простые слова, чтобы всё было понятно. — Вы мои дети, внуки, семья. Я вас очень люблю, и вам нечего бояться, это, — указывает на палочку в руках, — всего лишь инструмент для работы, он помогает. Вы ведь у меня умные, я знаю. — Бабушка чуть встрепала Ханджи волосы и щёлкнула Леви по носу. — Скоро я вас и этому научу, но пока рано. Вы обязательно пойдёте в школу, и там вам всё объяснят молодые профессора. Я уже стара и не могу учить вас в полную силу, но обещаю, что вложу в вас все свои знания, хорошие мои, только не бойтесь, бабушка вас не обидит и в обиду не даст, обещаю.       Леви потёр нос после щелчка, Ханджи пригладила волосы, оба выглядели какими-то потерянными. Мальчик глубоко вздохнул и одним большим шагом приблизился к бабушке. Девочка также встала ближе. Дети посмотрели друг другу в глаза, и без слов каждый взял в свою руку ладонь бабушки и, перевернув её, аккуратно поцеловал. Аясу в шоке смотрела на это, не веря своим глазам. Она знала, что эти дети не плохие и даже привязались к ней, но такое... На такое она и не могла надеяться. Они признали её и доверились, они целуют её руки.       Аясу еле заметно затряслась и, осторожно отстранив руки, крепко обняла уже точно своих детей.       А сами дети в тот момент могли думать только о том, что они опять совершают огромную ошибку, и о том, какие же всё-таки тёплые у бабушки руки.