2
10 мая 2019 г. в 16:26
Пока он выковыривает осколки стекла из спины Брока, тот пьет пиво, смотрит телевизор и рассуждает о жизни.
– Это не самое худшее, что со мной случалось.
Действительно не самое худшее. Его тело изуродовано ожогами, шрамами и самодельными наколками. Сегодняшний взрыв меркнет на этом фоне.
– Повезло, что этот дебил не умеет стрелять.
Повезло. Попади он в цель, их бы разорвало на куски.
– Почему он стрелял в тебя?
– Он стрелял в тебя.
– Но он не мог не понимать, что разнесет тебя вместе со мной.
Брок не отвечает. Делает вид, что увлечен рекламой кока-колы, мелькающей на экране телевизора. Потом вступает в односторонние дебаты с ведущим ток-шоу. И кажется, они провалились в какую-то временную дыру, оказались в параллельной реальности. Происходящее до боли напоминает рабочие будни в рядах ГИДРЫ. Будто по окончании миссии они вынуждены заночевать в поле, медики займутся их ранами по прибытии на базу, а пока они справляются сами. Разница лишь в том, что рядом нет остальных членов СТРАЙКА, нет Роллинса, которому Брок всегда доверял обрабатывать собственные раны, нет Майка и Нордстоуна, нет веселого гогота, взаимных подколов и дружеских потасовок. Они остались вдвоем.
Стив считает, жизнь в ГИДРЕ была адом, и очень удивился бы, узнав, что он странно тоскует по тем временам. Человек обладает поразительным качеством приспосабливаться к самым невыносимым условиям – так и он привык жить в аду и научился радоваться незначительным вещам. Дружеско-снисходительному отношению со стороны парней из СТРАЙКА, поощрениям командира. В конце концов, ни Брок, ни его ребята не были виноваты в том, кем он стал. Они просто действовали согласно инструкции. Требовать от них геройства – глупо. Брок и его команда были винтиками в огромной системе ГИДРЫ, шли своим путем и относились к нему не лучше и не хуже, чем друг другу. Как и он сам, они лишь выполняли приказ.
– Где остальные? Где Роллинс?
– Ты и Роллинса помнишь? Ну, можешь забыть. Я один остался. СТРАЙКА больше нет. Приходится работать со всяким отребьем.
Бинты затянуты, и Брок резко замолкает: непрекращающийся поток слов был лишь средством заглушить боль.
– Не туго?
– В самый раз, – Брок хочет добавить «солдат», но осекается на полуслове: – Как тебя называть-то теперь? Баки Барнс?
Это имя еще никогда не казалось настолько нелепым и неприятным, как сейчас, произнесенное Броком.
– Называй, как всегда называл.
– Думаю, тебе пора домой, Баки Барнс.
И, наверное, Брок прав, но только в этом перевалочном пункте ГИДРЫ с выцветшим логотипом кракена на стене он чувствует себя в гораздо большей степени дома, чем в башне Старка или в Бруклине, изменившемся до неузнаваемости.
Он не то что бы не хочет уходить. Он не хочет возвращаться.
Брок бормочет сквозь зубы:
– Что ты здесь забыл, Баки Барнс?
Но сил продолжать разговор уже нет. Брок валится набок, падает лицом в подушку. И сквозь сон посылает его ко всем чертям.