Зови меня моим именем

      В первом же городе они меняют мотоцикл на хэтчбэк и продолжают менять машины, двигаясь от точки к точке, от мотеля к мотелю. Так проще замести следы. Хотя вряд ли за ними рискнут пуститься в погоню обычные копы. Скорее всего, дело передано «Мстителям» и занимается этим Стив вместе с Вдовой. И в одном из городов он действительно видит Стива – мельком, в сумерках, на другой стороне улицы. Может быть, это и не Стив вовсе, но и Брок замечает высокого человека в капюшоне. Смотрит в ту же точку, но ничего не говорит. А Стив – если это вообще он – тут же исчезает в темноте.       Брок в целом начинает относиться к нему теплее. Уходит подозрительность, постоянная напряженность. Теперь Брок чаще смеется, шутит, много разговаривает и напоминает себя прежнего – того, каким был до «Озарения». Почти перестает звать его Баки Барнсом. Но все так же отказывается называть его Джеймс, выбирая нейтральное «солдат».       О прошлом они по-прежнему не говорят. Он пытается выведать у Брока подробности того страшного воспоминания, нахлынувшего после пожара, но безрезультатно. Триггеры тоже не работают: ни запах гари, ни огонек зажигалки, ни Брок, подловленный на рукопожатии, – все это не дает никаких зацепок. Воспоминание исчезло бесследно, будто что-то внутри него и не хочет помнить. Брок же через пару дней упорно делает вид, что вообще не понимает, о чем он:       – Понятия не имею, что ты увидел там в траве, наглотавшись угарного газа.       В голове уже выстроена цепочка вопросов и обвинений, он придумал новую тактику ведения этого разговора, но Брок смеется, и все рассыпается на куски. Он просто слушает его смех, забыв, о чем вообще спрашивал.       Потому что помимо этого чертового воспоминания с рукопожатием его мысли теперь занимает кое-что еще. В гораздо большей степени. И это Брок. Он залипает, разглядывая покрытое ожогами лицо, жилистые руки с сеткой шрамов, то, как Брок двигается, ест, спит, водит машину, курит, особенно курит. И он вновь и вновь прокручивает в памяти эпизод на заправке у раковин – Брок голый по пояс, грязный, обгоревший, черный от копоти, – а он стоит, смотрит, и от желания сносит голову.       Об этом он с Броком не говорит, но вытаскивает из памяти прошлые образы и рассматривает, как порнографические картинки. Он ведь не первый раз видел Брока без одежды, он видел Брока полностью обнаженным. Во всех ракурсах, если задуматься. Просто в глазах Зимнего Солдата это не было чем-то особенным. Это стало особенным сейчас и для него, кем бы он ни был.       Он размышляет о том, что было между ними в ГИДРЕ. Что могло между ними быть. Накачанный транквилизаторами он совершенно точно не мог Брока хотеть, но увиденное глазами Зимнего Солдата он теперь анализирует по-новому. Раньше он не понимал, теперь понял – тогда в ГИДРЕ Брока к нему влекло неудержимо, и это было достаточно явно. Все эти неоднозначные взгляды, смущенные смешки и чрезмерная тактильность – осознание приходит только сейчас. Он вдруг четко вспоминает эпизод – они в общей душевой вместе со СТРАЙКОМ, он ловит взгляд Брока на себе, думает, командир проверяет его на наличие повреждений, и не придает значения. Брок же пялится откровенно, пока кто-то из команды не отпускает язвительный комментарий. Брок начинает разборки, а он так и не улавливает сути происходящего. Понимание приходит много лет спустя.       Он теряется в мыслях, и Брок хлопает его по бедру ладонью. Им нужно свернуть. Брок объясняет, где и когда. Он кивает, но практически не слушает, сосредоточившись на приятном тепле, оставшемся от секундного прикосновения. Через пару минут он повторяет движение Брока, переспрашивает про поворот и кладет ладонь ему на бедро. Проходит секунда, две, он дожидается, когда Брок заканчивает говорить, и только потом возвращает руку на руль. В зеркале заднего вида он ловит тот же взгляд, что и пару недель назад на заправке. Брок смотрит внимательно, обдумывает что-то и первым отводит глаза. Они поменялись местами. Только если Зимний Солдат когда-то просто не понимал, то Брок все прекрасно понимает, но предпочитает делать вид, что не происходит ничего.       Очередная ночь, очередной мотель, он заваливается на узкую койку, полностью одетый. Брок курит и маячит перед ним в полумраке, говорит, что они сбились с пути, рассуждает, в каком направлении двигаться дальше и что-то еще, – он не слушает совершенно, не задумывается над словами. Брок задает какой-то вопрос, он не отвечает. «Спишь, что ли», – бормочет Брок и тушит сигарету.       Но он не спит. Смотрит, как Брок раздевается, расчесывает покрывшиеся коркой ссадины. Темно, но сквозь сломанные жалюзи светит яркая неоновая вывеска, свет отражается от влажной от пота кожи. И в этих мигающих лампочках он жадно рассматривает то, что можно рассмотреть.       Брок уходит в душ и возвращается, с него каплями стекает вода – видимо, и в этом мотеле им забыли положить полотенца. Зажигается очередная сигарета. Брок смотрит в окно, затем смотрит на него и в очередной неоновой вспышке их взгляды пересекаются:       – Не спишь?       Он не отвечает. Молча поднимается с постели, скидывает ботинки, куртку, снимает с себя все. Брок курит у окна и смотрит. Ничего не говорит. Просто смотрит, как он раздевается, как сдвигает кровати и идет к нему. И только когда гаснет сигарета, а они настолько близко, что чувствуют дыхание друг друга, Брок нарушает молчание:       – Ты думаешь, что, переспав со мной, что-то вспомнишь? Это не так. Потому что мы не спали. Это не триггер.       – Мне плевать на триггеры. Плевать, что было, а чего не было. Я просто хочу тебя. Здесь и сейчас. Вот и все.       От этой невозможной близости сознание плывет, он вдыхает знакомый запах, смешанный с запахом сигарет, хочет прикоснуться губами к обожженной щеке, но Брок отстраняется.       – С чего ты взял, что я этого хочу?       Он смотрит на Брока расфокусированно и не понимает ничего.       – Я вспомнил…       – Да? И что же ты вспомнил? – в голосе откровенная издевка. Будто между ними не просто ничего не было, но и не могло быть. – Это не воспоминания, а твои фантазии, Баки Барнс.       Ему и самому уже начинает казаться, что все это действительно выдумки, фантазии. Он ведь по сути ни в чем не уверен. Вся его память в осколках, и они никак не собираются воедино. Брок этим пользуется, на его лице отвратительная жестокая ухмылка. Он не собирается помогать. Напротив. Запутывает еще больше.       И хочется исчезнуть. За миллион километров от этой ситуации, этих фантазий или воспоминаний. Он всерьез обдумывает перспективу одеться и сейчас же уйти, украсть мотоцикл и больше не возвращаться.       – Да, ты прав, Брок. Ничего не было и не могло быть. Ты прав.       Это тупик и он отступает. Но не успевает сделать и шага, как Брок обхватывает его со спины и прижимает к себе в каком-то отчаянном порыве. Это настолько неожиданно, что вместе с равновесием теряется всякая способность понимать происходящее. Брок сжимает его в объятиях так, что больно. Утыкается лицом в плечо и шепчет, срываясь:       – Не могу тебя оттолкнуть... Не могу тебя отпустить...       Его голос совершенно другой. Слова даются с трудом, Брок не хочет их произносить, но это сильнее его. Попытка поиграть в безразличие с треском провалилась. Оставить все в прошлом не вышло. Слишком долго Брок ждал этого момента, слишком долго боролся, боролся за него, теперь с ним и с самим собою, – проиграл по всем фронтам. Они оба проиграли. Их по-прежнему разделяет вереница странных неправильных выборов, которые они не могут друг другу простить. Он ненавидит Брока за ГИДРУ и беспрекословное выполнение приказов Пирса. Ненавидит за то, что, несмотря на все обещания, Брок так и не вызволил его из ада бесконечных обнулений. Брок же не может простить ему «Озарения» и Стива. Но в своем бессильном признании Брок прав: отпустить друг друга они не могут. Хватаются один за другого, целуются невпопад, будто боятся куда-то не успеть, хотя уже сотню раз опоздали.       Брок трахает его у этого же подоконника, со спины. Все происходит в какое-то мгновение, в дичайшей спешке. Будто Брок боится передумать. Или боится, что передумает он. Или все это окажется сном, фантазией одного из них. Или отравленный обидами разум возьмет верх, кто-то из них остановится и скажет «хватит». Но так даже лучше. Без лишней неловкости, недосказанности и потупленных глаз. Без лишних вопросов и объяснений. Брок совсем не нежен, в сексе такой же, как в жизни – резкий, грубый, прямолинейный. Кусается, оставляет на коже царапины и синяки. И это именно то, что нужно. Со Стивом было бы иначе – с долгими словоизлияниями, приторно нежно, тошнотворно медленно. Брок совсем другой. Он не церемонится, трахает от души, жестко, не сдерживая себя. Сопровождая толчки шлепками ладонью. И ему нравится так. Он такой же, как Брок.       Смазки не достаточно, все наспех, и каждое движение ощущается на грани. Но отстраниться ему Брок не дает, лишь трахает жестче и сильнее. Вымещая невысказанные обиды или наслаждаясь реализованными желаниями – не так важно. В глазах рябит от ярких неоновых лампочек, мелькающих сквозь полосы жалюзи. Он стонет, Брок, наоборот, с лязгом сжимает зубы, дрочит ему свободной рукой, ускоряет темп и сбивается, движения превращаются в хаос, все превращается в хаос – слепящие вспышки продолжают мелькать, даже когда он закрывает глаза, закидывает голову. Брок впивается зубами в его плечо и стонет хрипло. И настолько хорошо, что хочется умереть. И больше не открывать глаз. Закончить на этом все.       Он падает назад расслабленно, зная, что не упадет. Брок обхватывает его со спины, утыкается лицом в шею и выдыхает тяжело. Секунда, две… Очнувшись, Брок отстраняется. Жалеет, что поддался эмоциям. Растирает пальцами веки, ищет сигареты и прячет взгляд.       Но через пару минут они трахаются снова, в душе. Он просто следует за Броком, а тот ничего не говорит. Мгновение, – и они сжимают друг друга в объятиях, попеременно упираясь ладонями в мокрый кафель, с трудом удерживая равновесие. Хлещет вода, волосы липнут к щекам, пальцы скользят по вздувшимся шрамам. Брок смотрит на него темным долгим взглядом, тянет за волосы, но не целует. Что-то мелькает в его глазах в последний момент. Возможно, какое-то воспоминание. Но он спросит об этом позже. Как спросит и о том, почему Брок избегает прикосновений бионической руки. Крепко держит его за запястье, предупреждая каждое движение. Сначала это кажется своеобразным проявлением нежности. Потом – попыткой удержать равновесие. Наконец закрадывается подозрение, что это просто страх. Мысль почти абсурдная, бионическую руку он контролирует лучше, чем живую – и Брок это прекрасно знает. Но неизменно впивается пальцами в металлические пластины, не давая к себе прикоснуться.       Но пока он не спрашивает. Не до этого. Тем более металл скользит по влажному кафелю, и выбора нет, он меняет опорную руку. Брок заметно напрягается, но сделать ничего не может, а остановиться ни один из них уже не в силах. В отличие от Брока, он старается быть нежнее, старается сдерживаться и дает время привыкнуть. И жаль, что вода шумит так сильно, что совсем не слышно дыхания друг друга, не слышно даже собственных стонов. Брок что-то говорит, он не может разобрать, но при этом что-то отвечает. В памяти всплывают сотни моментов, сотни взглядов, а это мгновение, будто недостающий кусочек пазла. Нет, Брок не врал: между ними действительно ничего не было раньше. Но все вело к тому, чтобы это произошло.       Усталые они падают в постель, не раздвигая кровати. Засыпают мгновенно. В полудреме он случайно задевает Брока бионической рукой. Тот отстраняется тут же, с головой закутывается в одеяло. И можно объяснить это тем, что неприятно голой кожей соприкасаться с холодным металлом. Но слишком много совпадений. Он делает еще одну попытку лечь рядом, – Брок дергается и отодвигается к краю кровати.