«Иногда просто нет слов, никаких остроумных цитат, чтобы подытожить то, что случилось… Иногда день просто заканчивается.» © Criminal minds — Aaron Hotchner
Минхёк просыпается от грубого толчка сбоку. Перед ним возвышается злой альфа — официант, уже с обеда следящий за ним. В кафе оказывается, что никого не остаётся, а за окном уже давно стоит за полночь. В полусонном состоянии, протирая слипшиеся глаза, Ли включает дисплей на телефоне, надеясь получить хоть какое-то сообщение от Кихёна, но на экране висит старая фотография домашней орхидеи, а в значке уведомлений лишь оповещение о скорой буре. — Мы закрываемся. Идите уже, — грубо басит официант, несколько надменно и неуважительно отворачиваясь от старшего. Мин разочарованно хмыкает, понимая, что будь здесь менеджер или администратор этот парниша вёл бы себя куда более сдержаннее и воспитаннее, но что уж брать от нынешней молодёжи, ведь сам Мин этот период ещё года четыре назад прошёл. Ли собирает свои аккуратно разложенные по столу вещи, жалея, что вовремя не заплатил за тариф телефона, из-за чего подключения обратно занимает целый день. Он даже не знает, куда можно податься в такой ситуации, когда Кихёна нет, а ключ от его квартиры давно утерян, а соседи сидящего у дверей незнакомца вышвырнут пинком под зад, ещё успев накатать заяву в полиции. — Хэй, парень, — Хёк неловко окликает официанта быстрыми шагами идущему к выходу за ним. — Чего вам? Они оба оказываются снаружи здания, и Мин даёт время юноше, чтобы тот закрыл дверь на все замки и шагнул к свету желтых лампочек с фонарей у дороги. — Не подскажете, где тут есть отель или хостел. Мне бы переночевать где-нибудь. — Мин в силу своей особенности мнётся рядом с официантом, уже изрядно разминая пальцы из-за тяжёлой дорожной сумки. Юноша впервые смотрит в упор на мужчину, давая хорошо разглядеть себя, и, возможно, несколько минут предается размышлениям, прежде чем с неким подозрением спрашивая: — Сколько за ночь дадите? — 20. — уже увереннее отвечает Ли, пытаясь растянуть мышцы плеч, разминая их, но ничего определённого не получается. — Тогда переночуйте у меня. Моя квартира в паре кварталов отсюда, — узкоглазый юноша щурит глаза ещё больше, придавая вид несколько уставшего и замороченного всякими делами человека, указывая пальцем правой руки вниз улицы. — Душ и завтрак включительно, — добавляет Мин, решаясь ухватиться за подобное предложение, не беспокоясь о последствиях. — Ещё пять тысяч. — но юноша тоже оказывается не из простых. Он повышает цену, несмотря на риск потери единственного человека, собирающего отвалить несколько тысяч вон ради шести часов, отчего-то уже со знанием того, что Минхёк снижает цену всего на тысячу, чтобы быстро договориться, но не показаться слишком странным, соглашаясь на любые уступки, и дойти до тёплой и светлой квартиры альфы. — Дайте. Для вас, кажется, это слишком тяжело, — альфа без лишних затруднений хватает дорожную сумку в руках омеги, наконец, освобождая его от огромной ноши. Они идут вниз по улице в полнейшей тишине, каждый раздумывая о своём. Юноша явно о своих громадных проблемах, которые в возрасте Мина станут размером в мышь, а Хёк о своей на данный момент самой опасной проблеме — течке. Это его первый день и пока блокаторы помогают, да и запах не такой сильный, но действие слабительных недолгое, буквально час — два, а Кихён прилетает не весь когда. В этом и есть весь Ли Минхёк, блистательный косметолог Сеула, обслуживающий именитых людей с Каннама, а также оставляющий каждую мелочь на потом, когда это уже не будет мелочью. Например, то, что он не купил блокаторы, надеясь на встречу со своим альфой, который, кстати говоря, кинул его, не оставив ни одной записки о том, что случилось с ним. Когда они подходят к дому парня, как замечает Мин по уже утихимшим шагам, то видит вместо представляемой ему многоэтажки, находящейся внизу на один квартал, трёхэтажное здание с тремя домами на каждом этаже. Минхёк сам в таких в былые времена жил, и он жил даже в подвале, потому что денег, когда ты студент медицинского, не хватает никогда. И этот дом выглядит намного безопаснее и приличнее тогдашних домов, но всё же чувство некого беспокойства за отопление, свет, воду не покидают взрослого омегу. Благо этот парень не живёт на самой крыше, а на втором этаже вместе с двумя другими. Они поднимаются по слегка шатающейся металлической лестнице, оказываясь на втором этаже очень быстро. Внизу трёхэтажного здание стоит круглосуточный магазин, куда Мин решает зайти ранним утром и поискать слабители, продающие в каждом углу, хоть и не за маленькие деньги. Сейчас ему банально лень, да и внимание альфы привлекать совсем не хочется, учитывая, что запах привлекает не меньше его внимание. — Располагайтесь, — юноша аккуратно кидает дорожную сумку на пол, пытаясь сообразить что-то наподобие тёплой и располагающей к себе улыбки. Мин не удивляется, увидев несколько затхлую квартиру, обставленную в виде дешёвого лофта, идущую ни в какую с его квартирой на Ёйдо, но уютности это не отменяет. На настенном шкафу с несколькими полками, заполненными до отказа видео играми и несколькими книжками нон-фикшена. Ли ставит тысяче вонов на то, что этот мальчик ещё даже университет не окончил, но в армию сходил, судя по армейскому порядку в доме. Ему скорее 20 с небольшим, чем хотя бы 25. — Ванна слева в прихожей. Кухня вот здесь. В холодильнике у меня кот повесился, но есть рамён и рис, а также сушеные водоросли. Магазин внизу вы уже видели. — рассказывает парень, указывая то на ванну, то на шкафчики, то на окно, намекая магазин, и Минхёку остаётся только кивнуть, прежде, чем исчезнуть в смежном проёме ванны, чтобы привести себя хотя бы в какую-никакую форму. Выходит Ли уже в спешке взятой пижаме с влажным лицом, оставшимся голым для вида другого альфы без макияжа, и впервые понимает, что кровать в доме одна. Как он мог не заметить, что единственный раскладной диван — это и есть замена полноценной кровати? — А у вас нет раскладушки? — слегка смущенно спрашивает Мин, с некой опаской поглядывая на две подушки и два покрывало на одной кровати. — Нет, а я спать на полу не могу. Сейчас осень, а за отопление в такой ранний период платить глупо. Мне нельзя болеть, иначе меня вышвырнут из работы. Если хотите, можете спать на полу сами, но вы омега, поэтому я всё же постелил вам рядом со мной. — объясняет юноша весьма малодушно, всё ещё поправляя простыню, а потом раздеваясь под пристальным взглядом омеги. Минхёк смущенно, словно в старших классах, отводит взгляд с рельефного тела парня, опускаясь на мягкую, на удивление, кровать, и в замешательство размышляет, о том, что по приезду обратно в Сеул купит пособие по лечению от педофилии. Этот юноша слишком сильно влияет на почти уже размякшее тело от вожделение Мина, пока тот пыхтит и жалеет, что не купил слабительное, не отказался от предложения и не пошёл искать отель, или в корне не пришёл бы в Ильсон совсем, не дождавшись ответа Кихёна. Он мог перечислять ещё бесконечно, но ни одно это действие теперь не помогло бы в любом случае. — Можете спать спокойно? — монотонно замечает парень, озадачивая и смущая мужчину. — Простите, — в ответ ему просит Мин, поворачиваясь спиной к юноше, чтобы спрятать свои заалевшие щеки в темноте ночи вместе с маленьким, почти незаметным бугорком в штанах. Сознание, как назло, подкидывает всякие картинки с просторов интернета, когда-то просмотренных по дурости молодости, и не знает, куда девать себя и свой стыд. Каждый сознательный, ответственный омега никогда бы не позволил себе такую беспечность, но в этом и есть весь Ли Минхёк. Беспечность в плане секса. Даже с Кихёном, с которым, как выяснилось позже его связывала истинность, Мин переспал не в самое удобное время, поддавшись искушению своего вожделения. Сейчас благо этот молодой парень не хочет его, а значит поддаваться и нечему, но оттого на душе не легче. — Ох, бля, — юноша, о котором уже битый час размышляет неспокойный омега, неожиданно подскакивает с дивана, немало испугав мужчину. — Простите, — теперь он уже обращается к Мину, едва задевая его локоть своим. — Что-то случилось? — неспокойно спрашивает Ли, надеясь, что возбуждение в его голосе ни разу не проскальзывает. — Я… я лучше посплю на кухне. Простите ещё раз, — чуть медля бубнит себе под хозяин дома, забирая только покрывало и подушку. Минхёк с облегчением вздыхает, хоть и нервно замечает краем глаза совсем уже не маленький бугорок в штанах. Ему становится безумно стыдно за себя и свою течку, а ещё обидно за себя и свою течку. Ему уже 36 лет с немалым, а Кихён, который старшего его ещё на два года, за все 7 лет их отношений ни разу не заговорил даже о совместном жительстве. Минхёк пробовал даже заняться сексом без защиты и забеременеть, но и этого не случалось: Кихён был до тошноты педантичным в таких делах и даже преданным к своему мужу. И вот, что остаётся теперь Хёку: спать в однокомнатной квартире — лофте с 20-ти леткой, мечтая всунуть его член в свою задницу, пока Кихён не весь где и не весь с кем. — Знаешь, — Минхёк, хватает парня за небольшую ладонь, касаясь его волдырей своими ухоженными пальцами и не зная, как сказать. — Я могу помочь с этим, — он уже жалеет о сказанном, потому что «это же малолетка», но язык в какой-то момент сам следует по жизни, оставив смущенного, заалевшего, дотошного в плане секса Мина, исследуя собственные мягкие, тонкие и засохшие губы, проведя по ним. Взгляд юноши цепляется за этот примитивный жест, привитый ещё с ранних периодов жизни человечества, и поддаётся этому языку своими пухлыми, разбитыми губами, оставив подушку с одеялом на полу. Поцелуй получается неловким, но не менее страстным. Юноша, чьё имя теперь висит в воздухе нераскрытым вопросом, сам льнёт к старшему омеге, не стесняясь переходить на его сторону. Мягко обхватывает твёрдые скулы, прочерчивая влажным языком до шеи, оставляя на них ярко-красные отметины, которые при приезде Ю станут огромной проблемой. А приедет ли он вообще? Минхёк забивает на своего мужчину, зарываясь своими длинными пальцами в жесткие волосы парня, густо отросшие после бритья, и хнычет, ведя задом по мягкому дивану, пытаясь создать трение. Руки в безудержном желании потрахаться стаскивают голубую футболку с тела парня, освобождая его греческий торс от внимания хлопка. Язык сам тянется к телу юноши, обводя ореолы красных сосков у груди, ведя языком по ложбинке между накаченными грудями. Минхёк катается ещё ниже по спине, опускаясь до пупка и опуская свои стопы на холодный пол, согнув колени. С лёгким нажимом упирается парню в бедро, прямо в штаны, снимая их вместе с боксерами. Парень оказывается более страстным, каким-то магическим образом вырывая Мина из-под его пижамной кофты. Теперь это парень оказывается снизу с освободившемся членом, упирающим прямо в тонкие губы Мина. Он оказывается довольно большим, очень большим, признаться честно, потому что в жизни Ли Минхёка было всего трое альф, не считая отца, брата и коллег с работы. Кихён был истинным и всегда был божественным для него, в то время, как оставшиеся два — ошибкой виски с содой на первом курсе и соджу с пивом на выпуске. Поэтому сравнивать этот большой, залитый в розовый оттенок член с выпуклыми венами и смазкой на самом кончике, особо не с кем, но этот член на самом деле прекрасен, офигенен, как говорят нынче молодые. — Пожалуйста, — протяжно стонет парень, а Минхёк только осознаёт, что уже как минуту томно дышит на член с вдохновением глядя на него. Ли ретируется и нежно касается губами головки, боясь вобрать его в рот, потому что даже с размерами Кихёна, он задыхался и в первое время отхаркивал, задевая головкой трахею. Ведёт языком от машонки до головки, помогает себе руками, наслаждаясь тихими вздохами младшего, толкающегося в его кулак бёдрами. Мин неспешно вбирает воздуха в себя, а потом несмело накрывает сначала головку, медленно посасывая, вспоминая всякие разы, когда Кихёна крыло от такого. Не забывает помогать себе руками, играясь с яйцами, ведёт языком, вбирает всё больше и больше, пока головка члена не упирается в самую глотку, срывая с губ мужчины тяжёлые вздохи, а с парня судорожные вздохи. Вверх, вниз. Язык идёт вверх и вниз, внутренняя сторона щёк плотно прилегает к члену, а руки в такт языку ведёт по стволу, помогая языку. Минхёк слишком сильно увлекается леденцом юноши, поздно заметив судорожные толчки парня, обхватившего его мягкие волосы, уже крепко сжимающегося корни волос от накатившейся судороги из-за оргазма. Ли успевает только выпустить член, как бесцветная сперма загрязняет его кристально вычищенное лицо, скатываясь к груди и вниз. — Прости, — виновато тянет юноша, вылизывая свою сперму сначала с лица, не всовывая свой язык в рот омеги, и потом ведя языком вниз, к слипшемуся от спермы шее и груди Мина, висящего у него локтями. Запах вперемешку с ванильным арбузом с листьями мяты и твёрдым, но не сладким и не резким запахом дыни с кокосом, приправленный дольками сочного яблока, сводит с ума, хотя бы потому что вместе они создают поворотную и удивительную смесь тропики и севера. Юноша, потерявший память от близости с омегой, вылизывает, кусает и нежно дует на каждую рану, находясь на грани, чтобы поставить метку в столь желанное на данный момент тело. Снова, но уже без спешки и натиска обводит крупные бисеринки на груди омеги языком, накрывает губами сначала одну грудь, потом другую, всасывая в себя вкус тропики с солёным потом, как бы дразня его, потому что как только получает удовлетворённый стон, переходит к другой, и соски остаются один на один со спёртым горячим воздухом. Альфа толкает омегу на спину, теперь сам оказавшись сверху, оседлав его. Его голое естество с тихим всхлипом вибрирует на члене мужчины, создавая некую вибрацию, отчего тот задыхается, нещадно моля о чем-то, еле соединяя слова воедино. Но юноша не спешит. Он мягко, с лёгкими прикосновениями, скользящими по плоскому животу, оказываясь перед маленьким, идеальном в своём создании, членом под хлопковой тканью пижамных штанов, целует влагу на кончике бугорка, пахнущий теперь его любимыми дынями и кокосом. — Ох, срань Господня. — ругается Мин, не понимая, откуда у этой малолетки вообще умение оказывать удовольствие и омегам. В таком возрасте альфы считали себя чуть ли не Божьим даром для омег, отказываясь хоть как-то прививать себе оказания удовольствия для них, а омеги и вовсе считали себя обязанными всегда делать приятное альфам, прежде чем позволить войти в себя. Но с этим юношей всё по-другому. Начиная от их странного «знакомства» в кофейне часами ранее, и их таким же странным сексуальным влечением двумя часами позже, вызванной одной только всепоглощающей, сильной, сладкой омежьей течкой. Минхёк прогоняет из головы эту ненужную информацию в преддверии принятия удовольствия, и позволяет себе затрястись под альфой, с нежным придыханием заметив свой освободившийся член. — Пожалуйста, Господи, пожалуйста, — хныкает Ли с жалким, нуждающимся в этой ласке голосом, толкаясь в маленькую ладонь альфы. — Можно просто Чжухон, — самодовольно тянет парень, врезаясь своим шелковистым голосом в чувственный на данный момент слух омеги. — Скажи, чего ты хочешь. — Чжухон ведёт какую-то игру, нежно выцеловывая область рядом с членом и мошонкой, но не прикасаясь к самому члену. — Прошу прикоснись. Пожалуйста, — Минхёк опускается до жалкого стона, мнет в своём кулаке новую на ощупь простыню, и метается по кровати от агонии порочной близости с Чжухоном. — Чжухони, — в конец теряет своё самообладание, когда его мольба доходит до юноши. Тот язык, что нежно касался горячего тела омеги ранее, без предупреждения жадно проскальзывает во влажную от смазки дырку, вбирая в себя вкусную смазку, не забывая колечком проводить по вставшему маленькому члену. Ноги Мина оказываются на предплечьях Хона, позволяя юнцу в полной мере насладиться телом старшего. Чжухон удовлетворенно мычит в дырку Мина, трахая его одним только языком, отчего старший совсем уж теряет голову. — Господи, быстрее… Я хочу… Давай, — Ли путается в мишуре из собственных словах, слушая свой хриплый голос откуда-то сдалека, и не понимая, откуда в нём столько желания и страсти, что эти неистовые стоны исходят с его языка, заполняя комнату, полную смесью их мускусных вожделений отчаянием и наслаждением одновременно. Чжухон тоже больше не может терпеть. Он срывается в тот момент, когда омега впервые протяжно стонет его имя, а в последующие разы лишь загоняя его сознание в ловушку порочной страсти. Он цепко хватается за полные бёдра, опуская их с шеи и позволяя им обхватить свой прокаченный до идеальных линии кубиков пресса живот. Дырочка, оставшаяся без внимания, соприкасается с воздухом и болезненно пульсирует, в отчаянном желании сжать что-то большое и твёрдое, то, что сейчас тычется ему в зад. Но Чжухон, несмотря на смертоносное желание, проникать не собирается. Он растягивает дырку пальцами, с каждым разом добавляя по пальцу, пока три пухлых и маленьких пальцев не исчезают в тёплой, влажной дырке младшего, а потом аккуратно, с неким сентиментальным вниманием входит в желанное тело, скрещивая свободные сантиметры члена, пока не оказывается полностью внутри. Минхёк теперь берёт обязанность удовольствия на себя. На инстинктивном уровне скачет на твёрдых бёдрах, задевая простату, подхватывая воздух ртом, чтобы не скончаться в прелестном союзе двух тел. Пульсирующее естество Хона внутри заполняет собой всё отверстие Мина, даря ощущения всепоглощающего блаженства. Чжухон оказывается ненасытным, вбирая в себя всего Минхёка, чуть ли не сжирая его в страстном столкновении двух губ, проглатывая все хриплые стоны омеги. Ли вмиг чувствует себя за пределом «слишком хорошо». Слишком хорошо, чтобы сдерживать себя, чтобы оставаться в себе, что единственным выходом остаётся отпустить себя, изливаясь на крепкий пресс Чжухона. Юноша толкается несколько раз, пока не оказывается на пике своей кульминации, заполняя своей спермой всю плоть Минхёка и блаженно вдыхая ароматный запах с волос омеги. Оба ленятся подняться, чтобы хотя бы привести постель в порядок и вынести грязную простыню в ванну. Каким-то чудом накрыв друг друга тёплым одеялом, зарываются друг другу в волосы, обхватив оголённые тела, чувствуя, что оголены у них не только гениталии, но и мысли в одну лишь ночь размером во Вселенную. *** Утром Минхёк встаёт в уютной постели со свежим запахом абрикосов без липкости между бёдер, что на жалкую минуту думает о вчерашней ночи, как о страшном сне. Приходит он в себя в тот момент, когда перед глазами мелькают разные фигурки супергероев, о существовании которых Ли знает только по билбордом в городе. Он тут же смущается, сконфуженно притягивая одеяло к голове и зарываясь им, чтобы отлучиться от мира. И почему физики не придумали ни одну машину, в которой люди могли бы спрятаться от позора? Собравшись с силой, Минхёк раскрывает одеяло, отчасти потому что задыхается под ним, и прислушивается к несуществующему шуму в квартире. Кажется, что хозяин квартиры сбежал ещё давно, оставив Минхёка в полном одиночестве с самим собой и угрызениями совести перед Кихёном. Говоря о Кихёна, Ли приходится проверить телефон на наличие ответов от любовника. — Милый, прости, но в Корею я приеду только на следующей неделе. Мне добавили несколько лекции в Румынии и Словакии. Я отправил тебе подарок. Когда увидишь, позвони. Люблю тебя. — недовольно и в то же время с облегчением вздыхает Мин, имея в кармане ещё несколько дней, чтобы избавиться от запаха другого альфы и провести дни полные одиночества с размышлениями над своими ошибками. По приезду Ю Хёк знает, что не признается в совершенном, но точно обещает себе, что признается в своих чувствах и поставит любовника перед фактом: либо они связывают жизни друг друга узами брака, либо расстаются, несмотря на то, что истинные. Ведь именно это скрытность привела Минхёка на отчаянный шаг: заняться сексом с незнакомцем. Но пока не накатывает очередная волна дикого возбуждения, Мин приводит себя в порядок, питается рамёном с рисом и ставит сорок тысячи вон на книжный шкаф с жалкой запиской, извиняющейся за содеянное. А всё же уйти никак не может. И дело не в том, что Минхёку охота здесь оставаться — Минхёк не прочь бы свалить, так не может из-за того, что двери заперты снаружи. У него нет ключей, а как назло в дверях даже электронного замка нет. Ему стыдно признать это, но ему приходится ждать хозяина квартиры, не имеющего даже электронного замка. В мире технических продвижений для Мина это впервые, когда в квартире нет безопасной защиты, ведь кто угодно может проникнуть в дом и ограбить, хотя по состоянию дома и району можно понять, что в этих квартирах уж точно нет ничего добротного, а у этого парня тем паче. Ли с интересом и негодованием рассматривает свою крепость на несколько часов, осознавая, что лица юноши он уже не помнит, или не запоминает хорошо. Но несмотря на это, Мин узнаёт его на фотографиях, стоящих на книжной полке. Под каждой фотографией подписывается его имя на английском со странными инициалами: «BJ». У него самая обычная внешность среднестатистического корейца: небольшой рот, маленькое лицо, крошечный нос, узкие глаза и неряшливые тёмные кудряшки, которых он вчера не замечал. По сему Чжухон, как представился во время соития, ежедневно выпрямляет их. Как вчера и догадывался Мин, Чжухон служил в армии и судя по фотографиям по сей день поддерживает связь со своими сослуживцами. А ещё у него своя группа, состоящая из нескольких амбалов, как назвал бы их Кихён, но по мнению Мина мужчин с избыточной массой мышц. Чжухон на их фоне не выделяется, потому что находятся те, кто ещё меньше парня. Минхёк совсем немного завидует юноше, сам явно прогадавший со своим истинным. Кихён выглядит божественно, и это не нуждается в утверждении даже, но у него квартира в 130 квадратных метров на одной из высоток Каннам-го, богатые друзья, посещавшие фитнес-клуб только чтобы купить там хороший тренажёр в виде красивых и молодых омег. Минхёк же, выросший в семье докторов, живущий с родителями в том же самом Каннам-гу и водящий дружбу исключительно с омегами хороших и обеспеченных альф, не имеет таких вот друзей, с которыми без страха можно бы хоть в огонь и в воду. Ли сам не понимает в какой момент простое желание иметь преданных друзей превращается в желание иметь такого шикарного альфу. Может, в тот момент, когда он улыбается на одной из фотографии в одной черной майке, обнявшись со своими корешами на фоне Пусанского пляжа, или в тот, когда Мин не может увести взгляд с полуобнаженного тела юноши, стоящего в позе греческих богов с прелестным прессом на показ. Низ живота снова сводит от «хочу», а состояния помутнения возвращается назад. Юноша, несмотря на лицо ребёнка, выглядит сурово или хитро, почти как те детишки, что норовятся сделать что-то неправильное и нарушить правила. Минхёк сгорает от невозможности прикоснуться к этому телу снова, заново почувствовать всё и провести хотя бы эту неделю в забытье, прикрывшись течкой. Но он не может. Ему без пяти минут сорок, а он желает ребёнка, которому от силы 22, только потому что он служил в армии и в скупе добавляется два года к заслуженным 20-ти. Чжухон ловит Мина неожиданно на самом сокровенном, когда старший с влажными бойфренд-джинсами стоит у окна, держа в руках рамку с его фотографией. Омега от неожиданного и внезапного появления младшего в квартире, где минутой ранее точно никого не было, роняет рамку, напугав не только хозяина, но и самого себя. — Простите, я не услышал, как вы вошли, — омега с трясущимися от позора руками собирает осколки стекла, пряча красные румянцы на шеках, уткнувшись в колени. — Не трогайте, иначе поранитесь. Я принесу пылесос, а вы сядьте, — Чжухону фамильярность омеги по отношению к нему не нравится, но ему приходится фамильярничать в ответ, только потому что так требует этикет и воспитание. — Что вы. Я виноват и должен всё исправить, — у Мина голос дрожит, будто бы за секунду он превратился от взрослого омеги в стеснительного шкеда. — Я же сказал, что не стоит. Просто сядьте, — раздраженно просит Хон, выуживая из укромного уголка лофта пылесос с длинной шлангой, пришедшего из прошлого века. Сам Мин не убирается и даже не готовит, хоть и умеет, но знает, что у всех людей уже современные пылесосы, а не громоздкие машины со странным механизмом и удлинённой шлангой в два метра. Он уверен, что такими даже во времена его родителей не пользовались в его семье, но ничего не говорит. Тихо отходит в сторону, позволяя альфе самому убраться не вредя ни одному из них. — Я думал, что вы уйдёте, как только проснётесь, — между делом вставляет юноша, а Хёк понимает читает между строк, не зная, куда себя девать. — Вы закрыли дверь снаружи, и я не смог открыть, — признаётся Мин, вытаскивая из бумажника ещё пару тысяч за рамку. — Но не беспокойтесь, я уже ухожу. Прошу прощения за вчерашнюю ночь. — он вежливо кланяется младшему, искренне извиняясь за свою беспечность и порочность, из-за которой склонил ребёнка к сексу. Но юноша, кажется, не разделяет его взглядов. Он прячет свой механизм из прошлого века, с неловкой улыбкой оборачиваясь к омеге: — Я купил вам блокаторы. Не могу сказать, что разделяю ваше сожаление о прошлой ночи. Если захотите, можете остаться у меня до конца вашего периода. Кажется, что у вас нет альфы. — Чжухон правой рукой вручает маленькую пластинку с блокаторами, выдающимися без рецептов в каждом магазине, действие которых длятся не более шести — семи часов, а второй будто предлагает невидимую путёвку в сладостную негу, состоящую из жаркого секса без обязательств. Ли в свои 20 никогда не согласился бы на такое предложение, уступив чужому альфе и беря своё достоинство в свои руки, и Ли в свои 36 делает также. Он вежливо берёт пластинку, одними губами благодаря юношу за заботу и берёт свою дорожную сумку, собранную на длительное время, и собирается быстренько свалить, как говорится у молодёжи, но парень хвостом плетётся за ним. — Тогда позвольте мне проводить вас. — Чжухон без разрешения хватает тяжеленную сумку, опрокидывая её на правое плечо и обуваясь на ходу. Минхёк мнётся рядом, не зная, как сократить их знакомства до минимального, чтобы проходя мимо друг друга на улице, даже не подать виду, что знакомы. — Да ну вас. Я из-за вас сегодня отпросился с работу и даже купил продуктов, хотя никогда не покупаю ничего, кроме полуфабрикатов. Позвольте хотя бы проводить вас. — альфа непозволительно сексуально дует губы и хладнокровно улыбается, совмещая в себе мальчишество и мужество одновременно. — В любом случае я не знаю хорошо город, — как бы соглашается Ли, закидывая свой джемпер на плечи и натягивая на уже грязные волосы черную панаму. Чжухон радостно загорается, улыбаясь от уха до уха, и берёт все вещи омеги, не обременяя его ничем. Он выглядит очень ответственным и добрым, слишком хорошим для того, чтобы быть вчерашним грубоватым мальчиком с кафе выше по улице. Минхёк теперь и не знает, чем заслужил такую благодать. Пусть всего в 24 часа, но ему приятно гулять по пустой улице с тем, кто готов в тихую заботиться о нём, поднимая его сумки, придерживая за запястье, чтобы не упал, провожая до автовокзала, потому что так надо, покупая сладкую картошку, чтобы утолить голод хотя бы на время. Мин на самом деле задумывается, что он сделал или не сделал, раз ему выпал такой шанс с одной стороны обернувшейся для него страстью, а с другой отчаянным концом его грёз. — У вас такая мягкая кожа, и вы сами такой бледный. Боюсь, что невзначай прикоснувшись к вам, могу разбить вас, — признаётся Чжухон, когда они спускаются к главной улице, чтобы пройти, как думает Минхёк, к метро. Ли чуть смущается и страшно краснеет, даже не осознавая этого. Хон этого не замечает, но ладонями ощущает вспотевшую ладонь старшего, которую так и не отпустил после того, как один раз взял. Со стороны они выглядят парой, немного странной, совсем не вписывающийся в представление других, сорванная со страниц бульварных романов, но абсолютно такой, которую не может связывать один только одноразовый секс. Чжухон по своей структуре очень мягкий, мягче, чем весь Минхёк, и Мин это знает после одной лишь ночи, когда вместо жесткой ебли, триггером котой был умопомрачительный запах Хёка, было сладостное занятие сексом без жесткости. Им обоим в эту ночь хотелось, а когда хочется времени на прелюдии в виде трепетного минета или вылизывания ануса омеги нет. Хочется просто траха, чтобы всю плоть пениса обволокли тёплым покровом кожи, но вчера всё происходило по-другому. Чжухон ебал его медленно, почти лениво, с заметной трепетностью не забывая про волшебные точки, чувственно прижимал маленький розовый фаллос мужчины и нежно целовал его в мягкие, вспотевшие щеки и скулы. Этот молодой парень не олицетворение какого-то безнадёжного романтика с книжных страниц многострадальных романов, а чистая мужественность, которая сопроваждается такими вот сладостными речами. — Хотите ещё чего-нибудь? Может, вы хотите попить? — спрашивает Чжухон, проходя мимо круглосуточного магазина, вспоминая, что на обед у омеги была только сладкая картофель. — Нет. Давайте добираться быстрее. После обеда все автобусы разъедутся — придётся ждать вечера или даже утра. — взволнованно объясняет Мин, не желая оставаться в беспредельной близости с тем, чей запах входит в каждую пору на теле. — Хорошо. Если вы так хотите, я согласен. Хон согласно кивает, ища свободной рукой бумажник, запрятанный в недры своей спортивной куртки. Минхёк видит старания парня, но помочь боится. Одно телесное касание, и омега сам зацелует эти пальцы, не обращая внимания на прохожих, потому что хочется невмоготу. Блокатор лежит в собственном кармане, с идеальной не тронутой обёрткой и не читанной инструкцией внутри. У Ли нет не только возможности, сил выпить их, но и желания тоже. Он, как самый обдолбанный омега с обдолбанными мозгами, следует за альфой в разгар течки, потому что не хочет потерять запах альфы, так полюбившемуся ему с недавних пор (со дня). Он, как и о прекрасном пенисе альфы, может рассказывать сутками и писать докторскую про его запах. Всё в нём настолько сочетающее, что орлиный взгляд Хёка не находит в нём изъяна. В конце концов, Мин сдаётся. Он погружает свою руку в чужой карман и достаёт оттуда черный, ничем не выделяющийся бумажник. Они стоят в автобусной остановке совсем одним, в отличии от рук, снова нашедших друг друга с приятным переплетением пальцев. Если в мире и есть Бог, то, вероятно, он ошибся, забрав все мозги не только Хёка, но и Хона, и также отдав их мозги какому-то мальчишке, ставшему вследствие вундеркиндом. Иначе их связь никак не обосновать, потому что обосновать-то должно быть нечего, но вместо этого они стоят, спрятавшись от безжалостных туч, предвещающих дождь под крылом автобусной остановки в ожидании автобуса, когда они смогут выпустить друг друга и вцепиться в рукоять. — Можешь положить сумку на землю. Он довольно тяжёлый, — напоминает Ли, чувствуя себя виноватым перед мальчишкой, вынужденной из-за сплетения не только стоять, не сев на пустую скамейку, но и держать дорожную сумку омеги вне зависимости от того, что он тяжёлый. — Он выглядит дорогим. Не хочу испортить, — объясняет юноша, то и глядя на дорогу, потому что иначе ему придётся встретиться глазами с Минхёком. — Всего двадцать тысяч. Не так уж и дорого, — отмахивается Мин, а Чжухон, наконец, поворачивается к нему, давая разглядеть себя полностью. Свои узкие в горшину глаза, маленький, размером в орешок, нос, пухлые губы в подарочный бант, сладкие щеки, заалевшие от холода и маленький лоб, прикрытый кудрявыми волосами в ярко-чёрный цвет, напоминающий матовую поверхность жемчуга. — А я думал, что не меньше десяти тысяч долларов. — Ну так двадцать тысяч долларов же. И это необдуманно произнесённая фраза молнией разделяет их, кидая обоих по обеим сторонам баррикады. Невидимый пол/потолок в виде их окружения, статуса, денег и благосостояние, блаполучно игнорировавшаяся всё это время, сам давит на них своей правдой, колющей глаза. Чжухон всегда будет смотреть на Минхёка через стеклянный потолок, до которой даже дотянуться не сможет, а Минхёк вскользь будет наблюдать за юношей через хрупкий пол высшего общества, боясь в один день рухнуть туда, но с трепетом вспоминая поездку в самое дно. Они оба понимают, что всё произошедшее не просто фатальная ошибка для них обоих, это ничто. У них был секс без обязательств, можно сказать даже за деньги, которых Мин благородно оставил в доме Чжухона, и всё. А они глупо держались за руки, пытались соответствовать друг другу и угодить, в то время, как это бесполезно. — Вот и автобус, — Чжухон больше не тянется к Минхёка. Он пропускает омегу первым, позволяя ему спрятаться в пучине офисников, решившихся пообедать и молит Бога, чтобы омега принял наконец блокатор. Потому что те, кто окружен богатством и роскошью, никогда не смогут быть с теми, у кого не то, что серебряной ложки во рту, а и медной особо не имелось. ***Транспозиция внутренних органов (situs inversus) — редкий вариант биологически нормальной анатомии, в котором основные внутренние органы имеют зеркальное расположение по сравнению с обычным нормальным положением: сердце находится с правой стороны, печень расположена слева, желудок — справа. То бишь, всё не как у всех.