Король умер, да здравствует король!

Быть призраком, конечно, круто, но жутко бесполезно! Никс убедился в этом, когда протянул руку для рукопожатия. Один из королевских гвардейцев протянул руку в ответ, но пальцы прошли сквозь пальцы, не встретив сопротивления. Он повторил урок, когда попробовал помочь с установкой лагеря, не как глефа, нет, как альпинист с опытом восхождения. Но его пальцы проходили сквозь предметы. На самом деле с такой низкой плотностью непонятно, как он до сих пор не провалился под траву и камни, о чем растерянно и спросил. Гвардеец в очках тогда странно покосился на раскладушку. Астралы, да он не мог даже спать, хотя единственный из всех призраков со дня сотворения кольца имел собственную раскладушку: быть призраком, конечно, круто, но предметы домашнего обихода для них бесполезны. Насилу убедил парня с бессонницей, пришивающего пуговицу к черной рубашке, провести ночь с комфортом. Может быть, не с тем комфортом, к которому привыкли королевские гвардейцы, но глефам вполне сгодилось. К тому же по опыту походов Никс знал, что первая ночь в спальном мешке на одном вспененном коврике редко бывает приятной. На почти королевском ложе парень уснул, как убитый – не прошло и пары минут. У него есть рот, но он не мог даже кричать, беспомощно наблюдая за скандалом, который устроил его милый Либертус, обнаружив свою драгоценную пропажу под задницей одного из служителей короны. Это могло бы быть смешно, но он нашел раскладушку, ловко выдернул ее из-под спящего и потрясал ей, как трофеем, словно какой-то военный вождь из дикого галадского племени. Кричал, что такой низости от короля не ожидал и требовал вернуть героя ему. Словно Никса спрятали в багажнике или, к примеру, подали на ужин с саксхэмским рисом. А на самом деле тот, кто был героем, когда-то был, стоял рядом и не мог ничего: ни обнять друга, ни сказать «привет»: призраком быть определенно круто, но они бесполезны. Положение спас скинутый с раскладушки гвардеец. Вкратце объяснил, что они ведут дух своего друга Никса Ульрика к вознесению, и раскладушку тот отдал им сам. Что они – гвардейцы короны, и показал кулон на цепочке. Никс до сих пор не понимал, что тот изображал череп с двумя заостренными резцами. Зато сейчас понимание ударило с силой разрывной пули: он, нет, они все были проводниками мертвых. Все четверо… Он думал, что таких не бывает. А раньше, когда слушал истории у костра – боялся. Рассказывали, однажды в старой недоброй сказке… Да он сам сейчас – участник. Самый бесполезный из самых бесполезных. Чего стоят десятилетия добытого в боях опыта, если не можешь сражаться? Даже – бинтовать раны. Он только беспомощно стоял, и это было так странно. Привыкал к чужому рас(бес)порядку: калории подавали, когда просыпался принц. Зато тот каждый раз был хорошо выспавшимся: в палатке принц мог разлечься как угодно. На ком угодно и под кем угодно. И столько, сколько хотел: палатка все стерпит, это отнюдь не официальность Цитадели. Не то чтобы Никса интересовали удовольствия плоти… не то чтобы он мог что-то съесть или кого-то коснуться. И даже в страсти к сокровищам, в которой тонул Регис Люцис Кэлум, ему было отказано. Зачем существовать, если не можешь жить? Но Никс все равно оставался с ними и присутствовал при каждой стычке. – Какой толк в призраке, – как-то спросил фотограф, – если тот даже не может напугать наших врагов? Но Никс понял, что дело в том, что он даже не отражается на фотографиях. Другой бы обиделся, может быть, ушел, но он остался с ними, официально назвав себя бесполезностью. И все-таки, когда земля утратила твердость под ногами, открываясь черным разломом, подобно открытой ране, он словно снова оказался в строю. Все четверо бросились врассыпную, стараясь избежать страшного падения в самое пекло к Архею. Один потерял равновесие, покачнулся и, ускоряясь с каждой секундой, покатился вниз по осыпающейся насыпи, прямо в ад. Никс прыгнул за ним, как и следует герою. Приземлился легко, как и бывает у бесплотных духов. Человеку пришлось хуже, гораздо. Никс понял это мгновенно по неестественно вывернутым конечностям, по учащенному поверхностному дыханию, по вытекающей из уха прозрачной жидкости, по бледности влажной от пота кожи. Скорее противошоковые мероприятия, перевязки, фиксация… Сейчас рядом был герой… который был жутко, чудовищно, монструозно бесполезен. А еще был призраком. Бесполезный герой всего лишь шут, и это не зависит от истории. Он даже не мог сказать никаких утешительных слов: смерть оказалась той еще сукой. Раздался шорох, затем рев прокатился по ущелью, многократно отдаваясь от отвесных стен. В нескольких метрах от них земля, вскипая, вздыбилась и запузырилась, с отвращением отторгая демона из себя. Прожилки на коже, огненный меч… Это был красный гигант. Игнис не мог сражаться. Сердце у Никса сжалось, дыхание сперло. Здесь, сейчас, не будет ни добра, ни справедливости. Все закончится очень трагично для несчастного мальчика. Демон торжествующе взревел, чувствуя мясо. Демон, который хотел мясо. Демон, который знал, что скоро его получит. Огромная багровая рука с толстыми грубыми пальцами вырвалась из вспенившейся черной жижи и потянулась к хрупкой человеческой фигуре: демону достаточно сжать их, и это будет концом для Игниса. Никс подскочил и оттолкнул ее, скорее, от отчаяния, чем применяя реальный боевой прием, и их плоть столкнулась. Его руки уперлись в предплечье демона, чувствуя в них твердую опору. Никс Ульрик, герой глеф, снова стал собой. Вскарабкался по локтю – демон недовольно взревел, шокированный таким непочтительным с собой обращением, – и побежал выше: сейчас Никса интересовали глаза или, на худой конец, шея. Как же хорошо, что демон не успел до конца вылезти из земли. Опять у него в руке был кукри, а демон потерял оба глаза. Обхватил голову здоровенными ладонями, от боли ли, или стараясь прихлопнуть призрака, как назойливую муху. Разумеется, Никса под ними уже не было. Он стоял сзади и уверенно вбивал лезвие между бугристыми жесткими мышцами плеча в суставную сумку. Надавил, используя сталь, как рычаг – та изогнулась, а демон потерял власть над рукой. Отскочил, развернулся и повторил прием с другим суставом. Теперь красный гигант был смирнее котенка. Огромного, весом в несколько тонн, но в сущности безобидного. Медленно и пристыжено опускающегося обратно в преисподнюю, где ему самое место. Никс Ульрик вновь стал героем и мог сражаться с демонами столько, сколько потребуется, но человек был все еще ранен. И у него не было даже кольца, чтобы сделать человека таким же, как он сам. Чутко прислушиваясь к завываниям ветра в каньоне, Никс встал на колени перед раненым и, зубами стянув перчатку с руки, потянулся обнаженной кожей к его щеке: если уже случилось одно чудо, то почему бы не произойти и второму? Пальцы легко прошли сквозь кожу. Веки дрогнули, Игнис медленно приоткрыл глаза. – Эй, держись, у вас же магия есть всякая, – нарочито бравым тоном произнес Никс, с тревогой отметив, как глубоко запали глаза и заострились черты лица. – Никто не умрет на моем дежурстве! ...ну, кроме него самого, но он, технически, уже умер. – Телефон? Любое средство связи? Мы должны подать весточку. Соберись, король твой мне голову оторвет, если узнает, что с тобой что-то случилось. Оба твоих короля. Вместо этого Игнис потянулся правой рукой к рукаву левой, обильно заляпанному кровью и грязью. – Вижу, нехорошо, – быстро согласился Никс, беспомощно замерев. Все-таки он был всего лишь призраком. Он мог попробовать звать на помощь. Собрался с силами и закричал, понимая, что его могут услышать только четверо из семи миллиардов. Только эхо многократно повторило призыв. Игнис протянул руку к призрачному лицу и коснулся лба… Никс накрыл руку сверху своей в инстинктивном жесте поддержки… и ощутил холод, липкость, дрожь… он мог чувствовать Игниса! Быстро и аккуратно осмотрел его: пострадали правая рука (не критично, задел в падении) и вся левая сторона. Вскочил, заметался по дну ущелья, чтобы найти что-нибудь пригодное для изготовления шины.. Его пальцы прошли сквозь ветку. Он мог касаться только демонов… и умирающих?! Но Никс Ульрик все еще был призраком, и в этом были свои плюсы. Он мог парить над землей, мог взлетать ввысь… Аккуратно взял Игниса на руки: тот слабо застонал и, кажется, отключился – к лучшему. Посмотрел наверх: отвесные склоны на добрый километр. Свежие, всего час от роду, края еще не окрепли – и тут, и там срывались легкие струйки земли и небольшие камни: провал дышал. Жил. Волновался. К счастью, им вдвоем не пришлось проходить его с веревкой. Или нет. Никс не отказался бы от партнера в горном походе. При каждом шаге воздух сначала чуть прогибался, но потом словно твердел. Похоже на то, как ступаешь по мокрому песку у самой кромки воды. На третьей «ступеньке» Никс пообещал, что все будет хорошо. На пятнадцатой сообщил, что Игнис будет должен ему пиво, но, раз уж призраки не пьют, то пусть выпьет это пиво сам: «за его здоровье». На двадцать второй сказал, что у них неплохо получается. На пятидесятой поверил в это сам. Старался идти быстро – Игнис захрипел так, будто из него начали вытаскивать кишки. Но слишком медленный темп точно так же его убьет. Поэтому Никс шел. Он где-то слышал, что вера – это прыжок в бездну, потому что веришь, что тебя поймают. Не в его случае. Вера – это когда тебя тащат с самого дна… или ты тащишь. А может, это и не вера, не важно. Все, что имеет значение – путь наверх и теплое тело в руках. Прерывистый, умирающий свет и холодеющее тело. А сверху их ждал человек: фигура в длинном плаще резко вычерчивалась на фоне полной луны, и, в серебристом сиянии ее идеально сферического тела, казалась почти черной. На мгновение Никс Ульрик уверовал в Астралов. **** Тот, кто стоял на утесе, стоял там в одиночестве. И не верил, нет, знал, что богов больше нет, они спрятались, уснули, сбежали, отвернули свой лик. Оставили Эос в его руках. И в руках таких, как он. Отдали им под защиту эту маленькую одинокую звезду. Сказать по правде, Равус никогда не был хорошим защитником. Его кровь, кровь Оракулов, ценили, как целителей тел… и душ. Сказать по правде, целителем ему пристало быть еще меньше, чем защитником. Равус Нокс Флёре был королем, а значит, воином. И ни один неупокоенный дух не мог избежать его клинка. Или почти так: у черной короны была привилегия. Отпрыск привязывал душу отца к земле в этой брошенной Астралами стране… **** Тьма пришла внезапно, внезапно и отпустила, вернув в старый недобрый мир одного уже попрощавшегося со всеми человека. «Живой», – просто констатировал Игнис. Игнорируя крики, скрежет и звон (кто бы мог подумать, что астральные клинки будут издавать тот же звук, что и простые лезвия), попытался подняться, опершись на правую руку. Где-то под грудью и ниже тут же прижгло болью. Превозмогая ее, оперся на руку – та отозвалась ослепительной вспышкой где-то ниже локтя. Перелом. Информацию о своем состоянии Игнис воспринял со спокойствием и равнодушием: стоит увидеть смерть, и вот уже можно примириться с лихорадкой. А Игнис смерть видел. Зелья, фениксы и мази закончились у группы еще неделю назад, и все держалось на тонком волоске. Одном маленьком приеме. Перегруппировке. Которая, помимо исцеления, притягивала всех к нему. Разумеется, не было никакой возможности, чтобы Игнис притянул уязвимого, хрупкого и к тому же возможно раненного короля прямо в разверзшуюся в земле бездну. Кажется, для него настало время попросить прощения. А потом Нокт будет вынужден искать себе нового советника. Вскинул голову и заметил, что луна стала как будто ближе. Сильно ближе. Его окружал лес – в провале не было деревьев. Неужели он выбрался? Как? На каком-то остатке сил потянул Ноктиса к себе: Игнис не хотел умирать… без него… **** Потом было долгое восстановление, получение от Равуса бутылки «для согреву», которую магией Ноктиса превратили в чудодейственное средство и залили Игнису прямо в рот. Официальная позиция Региса Люциса Кэлума по вопросу захоронений, которая оставила Ноктису Люцису Кэлуму очень мало шансов сохранить доброе отношение своих предков… Но сейчас был только Оракул, страшный в гневе и уверенный только в одном: призрак, попробовавший человеческой крови, обречен стать демоном. Король Ноктис Люцис Кэлум тоже слышал про такое, когда был еще принцем Ноктом и много сидел на коленях у папы. Одну старую недобрую сказку, в которой магию можно обрести, но только ценой жизни. Говорят, тогда давным-давно Люцисы Кэлумы могли выбрать платить не своей: они будут править, а звездная плеть ляжет на плечи других. Но король-основатель, Сомнус, отказал: он был готов отдать душу за свой народ. Кольцо ждало… и ждет, вечно. Откуда-то из-за моря пришел чародей, полный идей, и научил их обманывать судьбу богов и королей. Это назвали «Вознесением». И с тех самых пор каждый отпрыск линии Кэлум должен вознести своего усопшего предка. Он слышал только про кольцо. Но никогда – про кровь. Эту часть пророчества хранила семья Флёре. Знание о том, что магия была противна Астралам. Души тех, кто в жизни был подобен богам, поворачивал реки вспять, прогибал под себя пространство-время, призывал вихри из огня и пропащих душ, во смерти были лишены покоя. И их ожидало кольцо. Зов кольца мог быть заглушен только свежей, горячей кровью. В основе же лежал простейший обмен: одна душа за другую. Никс только качал головой; мазки засыхающей крови резко выделялись на прозрачном кристально-чистом фиолетово-эфирном лице. Он же герой; и не он рисовал на лбу этот знак, меч в круге, кровавом и жутком кольце. Ноктис сжал руку Игниса – тот покачал головой. Ноктис смотрел – Игнис потупил взгляд. Но маленький король все равно задал вопрос, уже зная, что ему не понравится ответ. Спросил без слов, только черный король исчез, растворился, как ночь в предрассветной дымке, оставив только маленького мальчика, который потерял мать, затем лишился отца, а теперь был близок к тому, чтобы утратить и надоедливого строгого советника, который стал ему и отцом, и матерью. – Ты обещал быть со мной всегда. – Мог ли я предположить, что способный сражаться с твоими противниками призрак будет полезнее королю, чем едва живой советник? Ноктису потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, какую сделку пытался совершить Игнис. Если бы Ноктис Люцис Кэлум так не боялся потерять очкарика, то придушил бы его, определенно.