Другая история

      Утро застало Меркуцио в объятиях его ненаглядного Ромео. И хоть расставаться совершенно не хотелось, все же, в угоду осторожности ему пришлось покинуть теплое ложе и быстро собраться, пока его никто не обнаружил в комнате Ромео. Нежно попрощавшись с любимым, Меркуцио отбыл домой.       Вернувшись в замок герцога Веронского, он, все еще находясь в состоянии томного блаженства, медленно переставляя ноги, лениво поднялся по лестнице и вошел в свои покои с единственным желанием - выспаться, ведь ночью, они с Ромео не сомкнули глаз ни на минуту.       Однако в комнате Меркуцио поджидал сюрприз, от которого его сонное состояние мгновенно улетучилось.       На его постели лежал огромный букет цветов. Лежащий рядом с ним его амулет на шнурке, срезанный вчера Тибальтом, не оставлял сомнений в личности дарителя. Меркуцио ошеломленно присел на кровать возле букета и потер лоб, растерянно глядя на цветы.       Растерянность его длилась недолго - мысль о том, что Капулетти был здесь - в его комнате, возможно сидел на его постели или даже рылся в его вещах, заставила его в волнении вскочить с места. “А вдруг он до сих пор здесь… прячется...” - пришло в голову Меркуцио и он начал метаться по комнате, заглядывая во все места, где мог бы поместиться человек. Наконец, убедившись в том, что никого, кроме него самого, здесь нет, он вновь присел на край постели и с опаской взял букет в руки. И… ничего не произошло - из букета не лезли змеи, не выпрыгивали тарантулы и прочие насекомые - убийцы, как этого можно было бы ожидать, зная личность дарителя. Цветы были свежими и красивыми, подобранными со вкусом. Было видно, что этот букет собирали в дорогой оранжерее с особым старанием, а не просто так нарвали первые попавшиеся цветки на поле. - Ой-йо-ой-йо-ой, - покачал головой Меркуцио. - Ну!? И что бы это значило? - озадаченно вертел он букет в руках.       В который раз Тибальт ставил Меркуцио своими поступками в полное недоумение и заставлял думать о нем и его поведении. Это начинало раздражать.       И снова ворох догадок, тех же что и ранее, пронесся в кудрявой голове. Но теперь, глупая, на первый взгляд, мысль о том, что Тибальт влюбился в него, казалась Меркуцио не такой уж и глупой.       Впрочем, поразмыслив, он решил, что скорее всего романтические чувства к поступкам Капулетти никакого отношения не имеют. С большей вероятностью, эти действия были частью его очередного коварного плана, хитроумной ловушкой...       Чтобы это ни было, на этот раз Меркуцио не собирался вновь оставлять ситуацию без разбора.       Он решил поговорить с Тибальтом, чтобы попытаться выяснить, чего тот добивается и, если возможно, предотвратить потенциальное зло, которое может исходить от него.       Быстро переодевшись, Меркуцио выскочил из своей комнаты и сбежал по ступенькам, на ходу отдавая приказ слуге оседлать его коня.       Ожидая во дворе лошадь, он раздумывал где ему искать Тибальта. Он сразу же решил для себя, что ни в коем разе не поедет в дом Капулетти. И дело тут было даже не во вражде Монтекки-Капулетти - несмотря на очевидный факт того, что Меркуцио принял сторону Монтекки, в доме Капулетти его бы встретили со всеми почестями, какие принято оказывать родственникам герцога. Так что опасаться ему было нечего. Скорее, Меркуцио волновало то, что вести какие-либо разговоры с Тибальтом на его территории означало бы дать ему ощутимое преимущество, позволив чувствовать себя неуязвимым в родных стенах. Поэтому необходимо было выбрать нейтральное место для беседы.       Ходили слухи, что племянник Капулетти, со своими приспешниками частенько проводит время в одном сомнительном трактире на окраине Вероны. Заведение это, равно как и его хозяин, имело настолько плохую репутацию, что даже упоминание об этом месте в благопристойном обществе считалось верхом неприличия. Честно говоря Меркуцио всегда было интересно, что же там такое происходит, что за трактиром так прочно закрепилась дурная слава. Однако это был как раз тот редкий случай, когда он внимал голосу разума и понимал, что ради удовлетворения своего праздного любопытства не стоит показываться в таком месте и порочить свое имя, тем самым рискуя и репутацией своего дяди.       Сейчас же случай предоставлял ему неплохой повод пренебречь осторожностью и все-таки заявиться в неблаговидное заведение. Ведь цель была продиктована доблестными намерениями - предотвратить дежурные гадости Тибальта.       Конечно можно было бы попробовать поискать племянника Капулетти в других, более безопасных местах, не связанных с какими-либо рисками. Но, как известно, риск - благородное дело, и это придавало Меркуцио уверенности в своем решении. К тому же он уже предвкушал, как потом будет рассказывать Ромео и Бенволио о том, как он с помощью своей ловкости и хитрости смог проникнуть в подозрительный трактир, куда конечно же не так просто попасть, если ты не отпетый злодей, сразился с десятком… нет, с несколькими десятками вооруженных до зубов, злодеев, которые преграждали ему доступ к Тибальту. А после того как поверженные им противники, собирая выбитые зубы и оторванные конечности, расползались по сторонам, он с легкостью вспрыгнул на стол, за которым сидел уже насмерть перепуганный Тибальт и после бравой, обвинительной речи заставил его признаться во всех намечающихся коварствах. Услышанное было запротоколировано на пергаменте и подписано вражеской кровью, после чего документ был передан герцогу, а злокозненный Тибальт Капулетти - заключен под стражу.       Меркуцио с удовольствием представлял как во время его рассказа будет ахать и охать Бенволио, называя его “безрассудным”и “сумасшедшим”, а в глазах Ромео будет читаться неподдельное, невероятное восхищение возлюбленным.       Нарисовав себе столь радужную картину своего триумфа, Меркуцио, без дальнейших промедления, лихо вскочил на своего, только что приведенного слугой, коня и выехал из замка с непоколебимой верой в успех.       Он направился к самой старой, самой заброшенной улице Вероны, которая впритык граничила с лесной глушью.       Чем ближе к окраине города подъезжал Меркуцио, тем дома становились меньше и беднее, а некоторые скорее походили на небольшие сараи. Все чаще встречались заброшенные лачуги с покосившимися крышами, без окон и дверей, заросшие полусгнившим бурьяном и кустарником. Дорога тоже становилась все хуже и хуже: вся в выбоинах и ямах, она отнюдь не способствовала быстрой езде. Однако такой вариант дороги был не самым худшим - камень, которым она была вымощена, хоть и был выщерблен и разбит, все же создавал хотя бы какую-то видимость пути. Но стоило Меркуцио повернуть в переулок, где собственно и начиналась улица, которая ему была нужна, как конь его вступил в мерзкую слякоть. Здесь даже намека на мощеную дорогу не было. Снег, выпавший вчера вечером, таял, смешиваясь с голой землей, образуя коричневую кашеобразную жижу, по которой и чапала белоснежная лошадь Меркуцио, обдавая грязными брызгами себя и своего хозяина.       Здесь стоило остановиться и подумать. Точное место нахождения трактира Меркуцио не знал. По словам одних, заведение таилось в одном из заброшенных домов в подвале. Другие же слышали, что оно находится не на самой улице, а чуть дальше - в самом лесу.       Второй вариант казался Меркуцио более правдоподобным, поэтому он доехал до конца улицы и не колеблясь въехал в лес. Протоптанная дорожка между деревьями, свидетельствовала, что до него здесь проехал не один человек, а это служило верным знаком того, что он на правильном пути.       Минут 10 медленной езды по вытоптанной тропинке и впереди замелькали огни. Меркуцио решил, что лучше спешиться и привязать свою лошадь где-нибудь здесь, ведь въехать во двор трактира верхом и остаться при этом незамеченным - потенциально проблематично. Он был уверен, что место, где собираются всякие подозрительные личности, должно быть недоступно для человека из приличного общества, и ему казалось очевидным, что вход должен быть охраняем какими-нибудь свирепыми головорезами, которые уж точно не позволят пройти на территорию трактира никакому благородном синьору.       Привязав коня к дереву, Меркуцио снял с себя все драгоценности, сложил их в мешочек и спрятал под седлом. Волосы он собрал в хвост, а на голову накинул капюшон дорожного плаща и перебегая от одного дерева к другому, начал приближаться к забору за которым возвышалось заведение. Однако, к удивлению Меркуцио, кованые ворота были широко открыты и никем не охраняемы. Во дворе было пусто, если не считать привязанных в стойле лошадей и облезлой дворняги, которая поначалу заинтересовалась Меркуцио, но обнюхав его и поняв, что ничего съестного у него с собой нет, потеряла к нему всякий интерес.       “Наверное охрана внутри”, - подумал Меркуцио и, подойдя к массивной дубовой двери, на несколько секунд остановился, нахмуренно свел брови и плотно сжал губы, чтобы придать лицу суровый вид. Он решительно дернул дверь на себя и вошел в помещение, готовый увидеть вместилище разврата и подлости.       Внутри царил полумрак и в первое мгновение Меркуцио было сложно разглядеть что-либо. Зато мерзкий, стойкий запах перегара, витающий в воздухе, он почувствовал сразу и его едва не стошнило.       Было очень шумно - отовсюду доносилась ругань пьяных посетителей, а те, кому уже не хватало слов, продолжали выяснять отношения в драке. Развратные женщины, со следами низменных пороков на лице, сновали по помещению, подсаживаясь то к одному, то другому столику. Здесь же, прямо на полу храпели синьоры, которые уже успели перепиться в усмерть. Двое сражались на шпагах прямо на прилавке у хозяина трактира, который, видимо уже привыкнув к такого рода поведению своих клиентов, продолжал меланхолично разливать спиртное клиентам, совершенно не обращая внимание на дуэлянтов. Напитки, которые он подавал, поражали воображение - жидкости неимоверных цветов бурлили, пенились, горели и дымились.       Любопытство моментально вспыхнуло в глазах Меркуцио и ему очень захотелось попробовать что-нибудь эдакое. Он протиснулся к прилавку, рассматривая, кто, что пьет. Внимание его привлек ярко красный напиток, который булькал и пенился в кружке у одноглазого синьора. Он уже собрался заказать себе такой же, но вовремя отдернул себя, вспомнив, зачем вообще сюда явился.       Повертев головой по сторонам, он не сразу заметил человека, которого искал. Лишь пройдясь в глубь помещения, он разглядел Тибальта за широким столом в самом углу, в окружении своих друзей.       По спине Меркуцио пробежал неприятный холодок. О том, что Тибальт скорее всего будет не один - он совершенно не подумал. Он не был напуган, но мысль о том, что при желании, Капулетти со своими сообщниками с легкостью расправится с ним, а окружающие здесь скорее всего даже ничего не заметят, вызывала неприятные ощущения в солнечном сплетении. И все же, отступать Меркуцио не собирался. Он бы потерял уважение к себе, если бы сейчас развернулся и ушел.       Он уверенным шагом подошел к компании неприятных ему людей и поборов желание сказать что-то типа “ну-ну Тибальт, а тетя знает в каком месте ты проводишь время...”, вполне вежливо поздоровался: - Добрый день! - уставился он на Тибальта, немного сдвинув капюшон, так чтобы тот мог видеть, кто его поприветствовал. На лице Капулетти отразилось явное удивление, когда он понял, кто перед ним. Его друзья, также узнали Меркуцио и сразу же повскакивали со своих мест: каждый принял едва ли не боевую стойку, незамедлительно потянувшись рукой к эфесу шпаги. Тибальт перевел взгляд на них: - Это лишнее. Свободны, - произнес он властным тоном, небрежно взмахнув рукой. Однако никто из его приспешников даже не сдвинулся с места. - Я сказал: оставьте нас! Я сам разберусь, - Тибальт повысил голос и всю компанию моментально словно ветром сдуло. - Что ж ты стоишь, Меркуцио? Присаживайся, раз уж пришел. Или племянник Его Светлости ждет когда ему парчовое кресло принесут? - иронично усмехнулся Тибальт. - Извини, здесь не привыкли к привилегированным особам, поэтому сидеть придется на том же, на чем и все, - указал он на облезлые деревянные стулья вокруг стола. - Или это ниже твоего достоинства? - Ты ошибаешься, - сказал Меркуцио отодвигая стул и присаживаясь напротив Тибальта, - впрочем, как и всегда… Высокомерие - не моя черта характера. А мое достоинство может пострадать лишь от низких поступков, а никак не от сидения на простом стуле… если ты конечно понимаешь, о чем я… Капулетти ухмыльнулся, но промолчал. Он взял в руки свой стакан и залпом допил мутное содержимое, плескавшееся в нем. - Ты наверное догадываешься, что я пришел сюда не просто так ознакомиться с местным колоритом, - начал Меркуцио. - Я хочу знать, что означает твое поведение. Если ты... Тибальт, казалось, его не слушал. Он окликнул мальчишку с подносом, бегающего между столами и когда тот подошел, повелел: - Принеси мне хорошей выпивки. Скажи хозяину, что Тибальт просит что-нибудь для особого случая, что-то приличное, - сопроводил он просьбу серебряной монетой и вновь развалился на стуле. - Так что ты говорил? - обратился он к Меркуцио. - Я говорю, что если ты что-то задумал, тебе лучше сразу же отказаться от своих планов, иначе, когда я выведу тебя на чистую воды, тебе не поздоровится. - Честно говоря, я даже не ожидал, что ты так быстро придешь в поисках объяснений. Я думал, что придется интриговать тебя еще немало времени, - вместо ответа проговорил Тибальт. - О, Тибальт мне несказанно жаль, что я не оправдал твоих ожиданий и все такое, - саркастично проговорил Меркуцио, закидывая ногу на ногу, - но, я не услышал ответ на свой вопрос. - Его нет, - пожал плечами Капулетти. - Нет никакого тайного плана… Есть лишь…. а, - махнул он рукой, - не важно… - О чем ты? Что - есть? - подался вперед Меркуцио. Их, и без того не вязавшийся разговор, прервал мальчишка-прислужник, который поставил на стол графин, до краев наполненный каким-то бордовым напитком и два, относительно чистых, стакана. Тибальт наполнил оба стакана бордовой жидкостью и подвинул один Меркуцио. - Давай сначала выпьем, - предложил он так буднично, как будто они с Меркуцио каждый вечер собирались, чтобы опрокинуть стакан-другой. - А потом продолжим... - Я не за этим сюда пришел и не собираюсь распивать с тобой непонятно что. - Это вино. Ты зря отказываешься. Уверен, такого вина нет даже в погребах у твоего дядюшки. Меркуцио покачал головой. - И потом, - продолжал Тибальт, - мы знаем друг друга с детства. Почему мы не можем просто выпить по стакану вина как старые знакомые? Глаза Меркуцио поползли на лоб: - С чего это вдруг? Обычно ты предпочитаешь иной способ общения со мной… - Ну…, - качнул головой Тибальт, - мне тоже иногда надоедает размахивать шпагой. Я ведь тоже человек и также устаю от постоянной вражды. - Неужели? - скептически поднял бровь Меркуцио, и все-таки взял предложенный стакан с выпивкой. - Я почему-то был уверен, что ты все время с нетерпением ждешь повода вступить в очередную стычку и устраиваешь всякого рода свары, потому что это наивысшее наслаждение для тебя. Может хватит уже идти на поводу у родительской вражды? Я уверен, что ты даже не знаешь причины ненависти между Монтекки и Капулетти. Так за что ты воюешь? Тебе не кажется это глупым? - Кажется…, - неожиданно согласился Тибальт. - Я тебе даже больше скажу: мне начало так казаться, когда мне было лет 6-7, - он немного помолчал, повертел свой стакан в руках и отпил примерно половину. - Я рос обычным ребенком, таким же как и все… играл в те же игры, что и все, любил праздники, устраиваемые герцогом для детей знатных горожан и совсем не понимал, почему мне запрещают дружить с детьми семьи Монтекки, - развел Тибальт руками и допил свое вино. - “Капулетти не водят дружбы с Монтекки!” Это все, что я слышал в ответ на мои повторяющиеся вопросы о причинах запрета, - хмыкнул он и снова замолчал, наливая себе очередную порцию спиртного. - В тоже время мне вкладывали в уши, что я просто обязан завести дружбу с племянником герцога, то есть с тобой, - он поднял глаза на Меркуцио. - Но как я мог подружиться с тобой, если ты все время водился с Монтекки, а я лишь мог с завистью поглядывать на вашу веселую компанию, - с раздражение сказал Тибальт и лицо его исказила кривая улыбка. - Однажды, на очередном празднике у герцога я наблюдал за вами - вы, как обычно, вволю резвились вблизи Его Светлости, а он как всегда поощрял ваше веселье. Было видно, что твои друзья, Ромео и Бенволио, чувствуют себя в замке твоего дяди как дома. Мне тогда пришло голову: если герцог Веронский разрешает своему племяннику дружить с мальчишками Монтекки и сам с удовольствием принимает их у себя в гостях, значит ничего ужасного в дружбе с ними нет. И я решил для себя, что, вопреки наставлениям дяди и тети, попробую влиться в вашу компанию, - он вновь сделал паузу и отпил из своего стакана. - Несколько дней спустя мне было позволено сопровождать синьора Капулетти в его поездке по делам. И пока он был занят, я прогуливался по торговой площади. Вдруг, возле мастерской оружейника я увидел Ромео, он сидел на скамье и чертил что-то палкой на земле. “Наверное ждет отца” - подумал я и решил, что это вполне подходящий момент, чтобы свести знакомство. Я подошел к нему и, со всей детской непосредственностью, предложил ему дружить... - ТЫ? ПРЕДЛОЖИЛ РОМЕО ДРУЖБУ?? ТЫ - ЕМУ??? Мне это не послышалось? - не поверил своим ушам Меркуцио. - Нет, не послышалось. Именно я и именно ему, - подтвердил Тибальт, снова опустошил свой стакан и опять наполнил его до краев. - Дело в том, что наблюдая за вами, я пришел к выводу, что именно он главный в вашей компании. Поэтому я решил, что если подружусь с ним, то и остальные меня примут. - И? - И ничего, - досадливо пожал плечами Тибальт. - Он сразу узнал меня и даже разговаривать со мной не захотел. Сказал лишь, чтобы я не смел приближаться к нему, потому что я из семьи Капулетти. С тех пор, я ненавижу Ромео Монтекки, - зло выпалил он и одним махом опрокинув в себя вино, громко брякнул пустым стаканом о стол. - Mon Dieu, Тибальт, какая глупость! - улыбнулся Меркуцио и пригубил вино. - Ромео тогда был ребенком, который четко выполнял распоряжение своих родителей. Могу уверить тебя, что его мнение на этот счет давно изменилось. - Зато мое осталось неизменным, - привстав, Капулетти оперся ладонями о столешницу и всем корпусом подался вперед. - Ромео высокомерный, заносчивый, избалованный, своенравный самодур, - чеканил он каждое слово, повышая голос. - Привыкший к тому, что все ему можно, все ему позволено, уверовавший в собственную исключительность... - Это не так, - вклинился в его монолог Меркуцио. - Конечно так! - стукнул Тибальт кулаком по столу. - Именно так! - сел он снова на свое место и, уже без лишних церемоний, отпил прямо из кувшина. - А как же иначе, если сам герцог проявляет к нему снисхождение и благодушие, а ты, хоть и более знатного рода, вертишься вокруг него словно паж или оруженосец. Кузен ему во всем потворствует. К тому же он единственный, любимый сын… Разве мог он под кровом любящих родителей получить настоящее наказание за свои проделки, такое которое он действительно заслуживал по справедливости…, - все больше распалялся Капулетти. - Ох, Тибальт, ну ты хватил через край…, - остановил его Меркуцио. - Наказания… За что, за детские выходки и подростковое озорство? - Тем не менее, почему-то меня за детские шалости наказывали по всей строгости. А когда вы устраивали в городе очередной переполох, все с улыбкой пожимали плечами и умилялись вашей непоседливостью, герцог грозил вам пальчиком и даже не пытался наказать. Ну ладно ты - ты племянник Его Светлости! А Ромео? Кто он такой? Почему ему все, всегда сходило с рук? Меня же за любую, самую безобидную проделку ждало порицание и всяческие лишения в качестве воспитательных мер, - с сожалением проговорил Тибальт и сново взявшись за кувшин, видимо, вознамерился опустошить его полностью.       Глядя, как он хлещет вино, Меркуцио взвешивал, стоит ли ввязываться с ним в спор или позволить ему и дальше говорить гадости о Ромео. Решив, что сказать несколько слов, в защиту своего любимого, будет не лишним, он уже собрался высказаться, но лишь открыл рот, как его собеседник, расправившись с выпивкой, продолжил свою гневную тираду: - Я все ждал, когда же все вокруг поймут, что Ромео Монтекки жалкий фигляр, не достойный никаких благ из тех, что он имеет. Но увы - наше общество слепо, для них он - пример истинного благородства, едва ли не гордость Вероны! - Дааа…, - протянул Меркуцио, - теперь я понимаю, что твоя ненависть продиктована отнюдь не клановой враждой. Все то, о чем ты говоришь, это обыкновенная лютая зависть, - не скрывая презрения, с укором проговорил он. - И хотеть убить Ромео только из-за зависти ему, это... - А я никогда по-настоящему и не хотел убивать Ромео, - перебил его Тибальт. - Унижать, оскорблять, глумиться и издеваться - да, но убить его - нет. Я не такой дурак, чтобы поплатиться своей жизнью или свободой за кровь Монтекки. - Но ты столько раз размахивал шпагой перед его лицом, что твои намерения казались очевидными. Капулетти злорадно оскалился: - Я хотел увидеть страх смерти в его глазах, хотел чтобы он пал ниц передо мной и умолял меня пощадить его жизнь. Ведь увидеть его смерть и насладиться этим зрелищем я мог бы всего один раз. А унижать Монтекки и заставлять его бояться расправы - можно всю жизнь. Меркуцио пробрала дрожь от его слов и он невольно вздрогнул. Злость кипела в Тибальте словно варево в адском котле. Было удивительно, как он до сих пор сам не отравился своим собственным ядом, наполняющим его до краев. - Твоя версия ничуть не лучше моих домыслов. Ну, да ладно… оставим Ромео в покое…, - закрыл тему Меркуцио.       Он старался казаться совершенно спокойным, хоть внутри него и бушевал ураган. Ему очень хотелось схватить Тибальта за волосы и несколько раз приложить наглой физиономией о стол. А потом взять толстую иглу с грубой ниткой и зашить его поганый рот, чтобы он больше никогда не смел говорить, рожденные в его скудоумной башке, мерзости о Ромео.       Однако он сдерживал себя, прикладывая к этому немало усилий, ведь его целью сегодня было разговорить Капулетти, а не вступать с ним в очередную словесную перепалку. Тем более, слушая довольно откровенную речь Тибальта, он понял, что тот уже хорошо выпивши и сейчас самое время перейти к вопросу, ради которого он сюда и пришел. - Лучше объясни-ка мне, что происходит с тобой после бала? Твое поведение… цветы… Что все это значит, Тибальт? Если это не твои очередные козни, то что тогда? Капулетти усмехнулся глупой улыбкой: - Это всего лишь попытки…, - замялся он и почему-то даже покраснел, - ах, оставь… забудь. Все равно это пустое. - Нет, договаривай. Что пустое? - уставился на него Меркуцио. Тибальт продолжал молчать, уткнувшись взглядом в столешницу. Лишь спустя несколько минут, он вдруг резко поднял голову и вперившись в зеленые глаза Меркуцио, выпалил: - Все! Это безнадежно... Разве могу я рассчитывать на взаимность лучшего друга своего врага? - сдавленным голосом произнес он. - В каком смысле? - не совсем понял Меркуцио. Вернее, он понял, но связать это с собой никак не мог. И даже пришел в недоумение от того, что Тибальт совершенно неожиданно поделился с ним своими переживаниями по-поводу какого-то друга своего врага, к которому видимо был неравнодушен... - Я думаю нам лучше продолжить беседу в уединенном месте, - встал Тибальт. - Не могу я тут при всех разводить сантименты. Ты же знаешь, у меня определенная репутация, - вздернул он подбородок. - Конечно, куда пойдем? К тебе или ко мне? - иронично спросил Меркуцио, с интересом поглядывая на Капулетти, пытаясь догадаться, что же тот все-таки задумал. - Здесь есть где поговорить наедине, - кивнул тот на второй этаж, не обратив никакого внимания на иронию Меркуцио. - Ну нет, Тибальт… Уединиться с тобой в отдельной комнате, в таком сомнительном месте…, - обвел он взглядом заведение. - Я что похож на умалишенного? - Боишься, что я попытаюсь причинить тебе вред? - криво улыбнулся Капулетти. - Меня можно понять… Мои страхи небезосновательны... Не так ли?       Тибальт снова сел и внимательно посмотрел в глаза Меркуцио. Он снял со своей шеи цепочку, на которой болтался простой серебряный медальон и открыв его, протянул украшение Меркуцио. Тот с любопытством заглянул внутрь - там находилась прядь вьющихся шатенистых волос, подозрительно знакомых. Кажется, именно такие волосы Меркуцио видел каждый раз в зеркале, когда причесывался. - Как ты думаешь, могу ли я по-настоящему желать зла человеку, чью прядь волос ношу на груди почти 6 лет?       От услышанного Меркуцио в изумлении открыл рот и очумело переводил взгляд с кудряшки в медальоне на Тибальта и обратно.       В первое мгновение, последняя фраза показалась ему каким-то нелепым набором слов. Меркуцио проговорил ее про себя дважды, прежде чем вся суть улеглась в его голове. Смысл оказался более чем неожиданным и чрезвычайно странным - Тибальт носит с собой прядь его волос почти что у сердца… Все это было бы весьма мило и трогательно если бы не одно “но” - Тибальт Капулетти, каким его знал Меркуцио, был подлым, бесчестным человеком, поверить которому - значит расписаться в собственном идиотизме. “Врет...”, - подумал Меркуцио, разглядывая отрезанный локон. - “Откуда бы моим волосам взяться у него...”, - сомневался он.       И словно в ответ на его сомнения, память тут же услужливо подкинула ему сюжеты из недавнего прошлого: вот он на городской площади - он только что вышел из лавки портного, где примерял одежду заказанную ему к отъезду в Рим. Выглядывая своего дядю, который отъехал по своим делам и вот-вот должен вернуться за ним, он думает о грядущей поездке - его совсем не пугают предстоящие 5 лет обучения впереди, напротив, ему очень интересно. Лишь разлука с лучшими друзьями огорчает его. Задумавшись, он совершенно не замечает, как к нему приближается Тибальт. Несколько колких фраз со стороны Капулетти, пара дерзостей в ответ от него самого и вот они уже сцепились в драке. Неудачно увернувшись от удара, он спотыкается и падает, Тибальт тут же наскакивает на него сверху и выхватывает свой кинжал. В этот же миг из лавки парфюмера выскакивает синьора Капулетти и неловко подхватив многочисленные подолы своего платья спешит прекратить потасовку... - Я отрезал эту прядь у тебя незадолго до твоего отъезда, - завершил Тибальт своим пояснением воспоминания Меркуцио. - Едва успел… еще несколько секунд и тетя буквально стащила меня с тебя, - с легкой улыбкой сказал он и закрыв медальон повесил цепочку обратно на шею. - Да, я помню этот момент…, - немного смущенно ответил Меркуцио, все еще пребывая в немалом удивлении от такого поворота событий. - Синьора Капулетти так тебя отчитывала тогда, что даже мне стало жаль тебя… - Отчитывала, это мягко сказано, - закатил глаза Тибальт и ухмыльнулся. - Как она кричала! Вопила не своим голосом, не помня себя от гнева… Пугала меня наисуровейшим наказанием за такой проступок. - Кстати, ты держался молодцом… Даже глазом не моргнул когда она тебя бранила. - Мне было все равно... Я крепко сжимал в руке твою прядь волос и жутко злился на себя, что снова затеял склоку с тобой вместо того, чтобы завести вежливый разговор и показать тебе, что я так же достоин дружбы, как и твои друзья, - проговорил Тибальт, нервно переставляя предметы на столе с места на место, а потом, сцепив руки в замок, вновь поднял глаза на Меркуцио: - Я прошу тебя, давай продолжим разговор наедине. Я не могу говорить о таком… о таких вещах в такой обстановке. Меркуцио больше не стал препираться и лишь коротко кивнул. - Подожди меня здесь, - пробормотал Тибальт и резко развернувшись, быстрым шагом попетлял между столов. - Ну и ну…, - вздохнул Меркуцио и ошеломленно покачал головой. “И что это было?...” - подумал он и отпил несколько глотков из своего стакана.       Что бы это ни было, Меркуцио был потрясен, как еще никогда в своей жизни. Тибальт Капулетти, влюбленный в него - это было совсем уж за пределами привычного ему мира и поэтому совершенно не поддавалось пониманию. Наверное, если бы его дядюшка отрекся от власти и подался бы в члены гильдии вязальщиков, он и то был бы поражен гораздо меньше.. “А может вся эта ситуация, да и Тибальт в придачу, не более чем плод моего воображения?..” - пришло в голову Меркуцио и он, обернувшись, глазами поискал в дымном салоне Капулетти.       Тот, как раз, уже направлялся обратно и совсем не был похож ни на какой плод - ни воображения, ни чего либо еще. Хотя нет, прослеживалось явное сходство с плодом томата, поскольку, едва он подошел к Меркуцио, лицо его стало пунцовым, практически того же тона, что и его одежда. Меркуцио заметил в его руке ключ. - Идем? - непривычно робким голосом обратился к нему Тибальт. Немного помедлив, заглушив вялые протесты голоса разума, Меркуцио все же встал и последовал за Капулетти.       Они поднялись по скрипучей лестнице с расшатанными ступеньками и очутились в длинном мрачном коридоре, неприятно пахнущем сыростью. Свечи в подсвечниках на стенах оплавились и поэтому давали лишь тусклый свет, неспособный полностью победить, царившую в помещении, темноту. Единственное окно здесь также не давало света, поскольку на улице уже успело стемнеть. А из-за щелей в нем, по коридору, гулял сквозняк, пробирая холодом каждого, кто оказывался здесь.       Тибальт остановился у второй двери и жестом пригласил Меркуцио войти. Переступая порог комнаты, Меркуцио подумал, что если бы кто-то из знакомых увидел его здесь, в компании Тибальта, это был бы весьма эпический провал.       Войдя в комнату, он осмотрелся: комнатка была небольшой и маленький камин, горевший в ней, полностью справлялся с обогревом данного помещения. Из мебели был один стул, стоявший у камина, кровать, застеленная неожиданно роскошным, пурпурным покрывалом и колченогий столик, на котором стоял кувшин вина, гораздо больше того, что подавали им внизу. Кроме этого на полу лежал потрепанный ковер. Он так выцвел и насколько был грязен, что определить какого он цвета не представлялось возможным.       Тибальт зашел за ним и закрыл дверь на ключ. Звук прокручиваемого ключа и обстановка комнаты, вызвали у Меркуцио совсем уж неприятные ассоциации. Это помещение явно не предназначалось для деловых встреч и дружеских бесед. Должно быть именно в таких комнатах распутницы, которых он видел в салоне заведения, ублажают жаждущих любовных утех синьоров. И вот, пожалуйста, он сам, собственной персоной, в такой же комнате, приведенный Тибальтом, словно мальчишка для развлечений. Почему он вообще пошел на поводу у Тибальта???... “Какая глупость…”, - разозлился на себя Меркуцио, но отступать было некуда. Он перевел взор на Капулетти, который уже успел усесться на краю кровати и, придвинув стол ближе к себе, наливал вино. Тот также посмотрел на Меркуцио и, уловив его неоднозначный взгляд, принял его недовольство собой за настороженность. - Я понимаю, что тебе крайне сложно начать доверять мне, - встал Тибальт. - Тем не менее, постарайся поверить - я ничего плохого тебе не сделаю. Вот, - он вынул кинжал, отстегнул шпагу и отложил свое оружие на каминную полку.       Меркуцио наблюдал за действиями Тибальта, лихорадочно соображая, как себя вести в такой ситуации и о чем говорить с этим человеком. Он приехал сюда с намерением загнать Капулетти в угол, а сейчас сам ощущал себя загнанным в угол неожиданными признаниями того. Однако, совершенно нельзя было допустить, чтобы Тибальт увидел его растерянность. Зацепившись взглядом за шпагу, Меркуцио принял презрительный вид и язвительно произнес: - Чтобы поверить, нужно понять, - он скинул свой плащ и подставив стул ближе к столу, сел. - А мне вот никак не понять, как так: всякий раз, едва завидев меня ты обнажал свою шпагу, а теперь говоришь о возвышенных чувствах ко мне. Демонстрировать ненависть и говорить о любви, - иронично ухмыльнулся Меркуцио, - это немного противоречит одно другому… Ты не находишь? - Как раз нет, - Тибальт сново присел на край кровати, напротив Меркуцио. - Любовь и ненависть идут рука об руку рядом. Я проверил это на себе - отчаяние плотно переплело их в моей душе.       Меркуцио скептически поднял бровь: “Душа? О чем это он? Неужели у столь злобного существа может быть душа?“ - удивился про себя он. Впрочем, вот уже минут 20, как Тибальт не казался ему таким уж злым и испорченным, как он думал раньше. - Я грезил о тебе во сне и наяву, - продолжал Капулетти, - и закипал от злости едва завидя тебя в компании Монтекки. Я ненавидел тебя каждый раз, когда во время моих стычек с Ромео ты вступался за него и дрался на его стороне… - Ты не упускал возможности оскорбить меня даже и тогда, когда встречал меня одного…, - парировал Меркуцио. - Лишь от безнадежности... от невозможности быть рядом, хотя бы в качестве друга... я задирался к тебе, провоцировал, говорил гадости, чтобы хоть как-то обратить твое внимание на себя, пусть и в негативном смысле. - Какой в этом был смысл? Ты добился лишь ненависти, которая с моей стороны совсем не граничит с любовью. - Ты недооцениваешь ее. Единственное чувство, которому было подвластно связать нас прочно и надолго - горячая, сладкая ненависть, которая кипит между нами столько лет. Только я при этом еще и люблю тебя… А ты… Смею надеяться, что в твоих глазах я все же не самый худший человек на земле… Подожди я не закончил… Одно могу сказать точно, даже в те моменты, когда я ненавидел тебя, я все равно не смог бы причинить тебе настоящий вред.       Второй раз за вечер Меркуцио был сражен наповал словами Тибальта. Получалось, что человек которого он искренне считал своим врагом, испытывал к нему нежнейшее из чувств. Это было так странно… сейчас он будто видел перед собой совершенно другого человека - без привычной злости в глазах и кривоватой, насмешливой улыбки. - Проклятье! - с отчаянием изрек Тибальт и спрятал лицо в ладонях. - Я больше всего боялся, что кто-то узнает о моих чувствах к тебе… А теперь что…, - он развел руки в стороны, словно от удивления своими же поступками и горько усмехнулся. - Я сам, лично признаюсь тебе в любви…, - произнес он упавшим голосом, с потерянным видом глядя перед собой, - зачем я это делаю... зачем я все это тебе говорю…, - качая головой, монотонно задавался он вопросами.       Брови Меркуцио поползли вверх - никогда ранее ему еще не доводилось видеть Тибальта таким расстроенным, с таким безнадежным видом и в столь обреченном настроении.       Однако чувства и переживания Капулетти хоть и ошеломляли, но на деле мало валновали Меркуцио. Он судорожно соображал, как из этой ситуации извлечь пользу. А то, что влюбленность Тибальта может быть полезной, было очевидно и не воспользоваться этим было бы непростительно глупо. - Так подожди…, - поднял он руку ладонью вперед. - А как же твоя кузина? - задал он вопрос, чтобы выиграть время на свои раздумья. - Вся Верона судачит о том, что ты влюблен в единственную дочь Капулетти. А ты признаешься в любви мне… Или… одно другому не мешает? - он подмигнул весьма игриво, в своем стиле. - Дело не в этом…, - покачал головой Тибальт. - Я давно осознал свои предпочтения и женщины меня совсем не интересуют. Любовь к кузине - лишь прикрытие. Мне удобно, чтобы все вокруг так думали. Это отличное оправдание тому, что я не стремлюсь найти себе пару и жениться. Так что пока веронцы обсуждают мою безнадежную любовь, я живу своей жизнью. - А ты не боишься, что синьор Капулетти вдруг решит отдать дочь за тебя замуж? - Нет, нисколько. Скорее небеса обрушатся на землю, чем синьор Капулетти отдаст свою принцессу замуж за человека без высокого титула и богатства. А я, в его глазах - никто и поэтому не достоин руки его дочери. Так что, мне нечего опасаться. - Да, - согласился Меркуцио, - отличная отговорка получилась. Главное, что использовать ее можно бесконечно долго, - заметил он и, чтобы создать видимость дружеской беседы, что, как он чувствовал, было сейчас необходимо, наполнил вином опустевшие стаканы и предложил Тибальту выпить за то, чтобы всегда находились удачные отговорки, которые позволяют прятать свои истинные предпочтения.       Тибальт нашел этот тост очень милым и с удовольствием выпил до дна, слегка улыбнулся, склонив голову набок и вдруг изрек: - Вот если бы ты не принял сторону Монтекки, мы могли бы с тобой быть хорошими друзьями… и кто знает, что еще... - Возможно… Тем более, что когда ты себя ведешь нормально, а не как разъяренный баран готовый бодаться просто ради бодания, то ты вполне приятный собеседник. - Спасибо, - немного смущенно проговорил Капулетти, с трудом пряча довольную улыбку. - Не за что, - открыто улыбнулся ему Меркуцио. - Еще вина? - спросил Тибальт и потянулся к кувшину.       Меркуцио кивнул. Кстати Тибальт был прав - вино действительно было превосходным. Если бы герцог его попробовал, он был бы страшно разозлен, что вино в его погребах не самое лучшее в Вероне. Наливая вино, Капулетти, как бы невзначай, спросил: - Так все же, с кем же ты перепутал меня на балу? - А, - махнул рукой Меркуцио. - Не о чем говорить…, - как можно более просто сказал он, понимая, что об этом как раз нужно поговорить. Потому что откажись он отвечать на этот вопрос, создав ореол тайны и у Тибальта это наверняка вызовет повышенный интерес. Поэтому нужно было что-то сказать. А вернее соврать. - То было мимолетное увлечение, так… ничего серьезного, просто от скуки…, - говорил он нарочито беззаботно, чтобы Капулетти уверовал, что тот человек, с которым он должен был встретиться тогда на балу, ничего для него не значит и не пытался разузнать кто это. - Мы и знакомы-то были всего несколько недель, - на всякий случай добавил Меркуцио, чтобы совсем отвести возможные подозрения Тибальта от Ромео. - Понятно, - протянул Тибальт. - А ты? Ты ведь тоже там не просто так стоял? Ждал свою вторую половину? - спросил Меркуцио немного дерзким тоном.       То, что Тибальта сегодня так легко было вытягивать на откровения, разжигало в Меркуцио охотничий азарт. Ему хотелось, пока это возможно, узнать всю подноготную об этом человеке. Тем более Капулетти, казалось, совсем потерял бдительность. То ли спиртное так на него действовало, то ли он действительно был настолько влюблен в Меркуцио, что под влиянием чувств готов был открыть все свои секреты. - Не совсем так, - пустился Тибальт в пространные объяснения. - Я ждал человека…, - немного запнулся он, - некоторые время мы были близки, потом расстались… и вот в день бала он прислал мне записку, что ему необходимо поговорить со мной… он предлагал встретиться на балу, возле входа в зимний сад… я ответил согласием… потому я там и стоял… ждал его… а тут вдруг ты на меня накинулся… - Ну а после, тебе все же удалось встретиться с тем человеком? - поинтересовался Меркуцио. - Да…, - кивнул Капулетти, - встретиться удалось, но разговора не получилось… - Почему? - Ну… после встречи с тобой мне уже было все равно, что он скажет… Я же раньше не знал, что ты, как и я, предпочитаешь мужчин... а когда мне это открылось, у меня даже появилась смутная надежда…, - стушевавшись сказал Тибальт и покраснел. - Звучит наверное глупо… - Да нет, почему… Может наша встреча там была не случайной… возможно это что-то значит, - повел свою игру Меркуцио. Он наконец определился с выгодой и тут же нарисовал в голове план, кажущийся ему идеальным. Он решил немного подыграть Тибальту, дав ему надежду, чтобы получить взамен влияние над ним и заставить его забыть о вражде с Монтекки, а главное - оставить Ромео в покое.       Заведя беседу на нейтральную тему, Меркуцио, подкрепленный смелостью от выпитого алкоголя, вел себя довольно многообещающе. Он откровенно строил глазки Тибальту, периодически дотрагивался до его руки, пикантно закидывал ногу на ногу, пленительно улыбался и вообще использовал весь свой богатый арсенал завлекающих уловок, на которые обычно попадались мужчины определенной ориентации.       По-началу Тибальт смущался такому, неожиданному для него, поведению Меркуцио и даже слегка краснел, всякий раз, когда ловил его заигрывающий взгляд. Но спустя некоторое время, не чувствуя фальши и подвоха, со стороны кудрявого пленителя мужских сердец, совершенно расслабился, начал вести себя гораздо раскованнее, активно применяя свои приемы обольщения.       За разговорами о том о сем, вино почти подошло к концу. Допив последние несколько глотков, Меркуцио вдруг осознал, что он невероятно пьян и, с вызовом, посмотрел на своего собеседника, желая укорить его в выборе столь крепкого напитка.       Но Тибальт, истолковал его взгляд по-своему. Он обошел Меркуцио, проведя по его спине руками, слегка склонился и поцеловал его в макушку, а потом, потянув за шнурок, стягивающий непослушную копну кучерявых волос, развязал его, предоставив кудрям Меркуцио своевольно рассыпаться по плечам. - У тебя шикарные волосы…, - с придыханием проговорил он и присел на одно колено возле Меркуцио сбоку, уставившись на него влюбленным, немигающим взором. Меркуцио в непонятном для себя волнении рассматривал Тибальта почти в упор, позабыв о приличиях. Он находил довольно интересными его черты лица, ему нравились его широкие плечи и сильные руки. В голову пришла мысль, что так быть не должно. Меркуцио резко встал: - Ну, спасибо за компанию… Было приятно пообщаться с тобой… в первый раз в жизни…, - усмехнулся он и взяв свой плащ со спинки стула, неровной походкой направился к выходу.       Однако, едва он потянулся к ручке двери, как руки Тибальта перехватили его, плотно припечатав к стене. Он взял Меркуцио за подбородок, поднимая его лицо, прижался к нему вплотную, так близко, что тот чувствовал его горячее дыхание на своей щеке. - Ты думаешь я позволю тебе просто так уйти? - он выдохнул ему прямо в ухо, отчего мурашки побежали по коже.       Меркуцио даже не успел ничего ответить на этот выпад. Губы Тибальта нашли его рот и страстный, чувственный поцелуй заставил его вздрогнуть. Он инстинктивно ответил на поцелуй. Ему подумалось, что это можно себе и позволить, тем более, что не в первый раз. В тот момент Меркуцио думал, что это еще он принимает решения, но на самом деле, решения за него уже принимали алкоголь, плескавшийся в нем и его молодой организм.       Тем не менее, его порядком напугало, что от голодного, полного безумной страсти поцелуя Тибальта, огонь желания вспыхнул в его крови, отдаваясь жаркой дрожью в теле.       И хоть рассудок Меркуцио уже начал мутиться от чувственных ощущений, вожделения и выпитого, что-то внутри него все еще взывало к голосу разума - если он сейчас потеряет голову, то потеряет все.       Он тут же попытался вырваться из крепких объятий Тибальта, но тот обхватил его горло рукой - не настолько сильно, чтобы придушить, но достаточно хватко, чтобы ограничить возможности для маневра. Другой рукой залез ему под рубашку, поглаживая спину сверху вниз, каждый раз запуская пальцы под пояс его брюк, все ниже. Прикосновения его теплой ладони, что проходилась по позвоночнику, мягко касаясь кожи, заставляли спину непроизвольно выгибаться. Его язык проскользил по нижней губе Меркуцио, прошелся по щеке и коснулся уха. - У тебя самые соблазнительные губы. Они созданы для поцелуев…, - прошептал Тибальт и ослабив хватку на горле возлюбленного, принялся ласкать его шею и подбородок подушечками пальцев, продолжая чувственно целовать его ухо.       Дыхание Меркуцио участилось, он запрокинул голову позволяя Капулетти продолжать - что ж, хоть он и был для него чужой, все же было в этом что-то… Да, признаться, он находил все это невероятно возбуждающим.       Тибальт, воодушевленный отсутствием сопротивления со стороны желанного мужчины, вновь прильнул к его губам, продолжая гладить его по спине и груди. Он втиснул свою ногу между ног Меркуцио и бесстыдно терся ею о него, разжигая возлюбленного все сильнее, заставляя совсем забыть о попытках самоконтроля.       Меркуцио закатил глаза, чувствуя волны неотвратимого, сильного возбуждения. Искушение темным туманом дурманило разум, а благоразумие в последний раз послало ему слабый сигнал. Поймав его, Меркуцио оправдал себя тем, что просто играет с Тибальтом и у него все под контролем.       Он не заблуждался, у него действительно было все под контролем. Проблема была только в том, что голова Меркуцио не имела ни малейшего отношения к этому самому контролю, поскольку она явно утратила первенство, почти полностью передав бразды правления другой части его тела. Собрав остатки разумных мыслей, Меркуцио уверил себя, что сможет остановиться и прекратить все, как только это начнет заходить слишком далеко. Не сейчас, позже… возможно, когда они примут горизонтальное положение… Да! Это будет самый удачный момент, чтобы прервать интимную аудиенцию и оставить Тибальта в печальной неудовлетворенности, породив в нем, тем самым, острое желание бороться за продолжение и дальнейшее развитие отношений. Вот тогда-то и можно будет выдвигать ему свои условия.       Забавно, мысль о получении некой власти над Тибальтом Капулетти, еще больше заводила и раззадоривала Меркуцио. Он совершенно не воспротивился, когда тот предпринял попытки раздеть его. Напротив, он предоставил ему полную свободу действий, да и сам не бездействовал: инстинктивно ощущая надобность раздеть и Тибальта он принялся избавлять его от одежных пут.       Капулетти быстро и нетерпеливо стягивал одежду с Меркуцио, швыряя ее куда попало, сразу же осыпая жадными поцелуями обнажившиеся участки его тела, периодически прикусывая кожу, словно желая попробовать ее на вкус. Схватив полуголого возлюбленного за руку, Тибальт потянул его в сторону кровати и толкнул того на постель. Сорвав с кудрявого красавца остатки одежды он сделал шаг назад и его восхищенный взгляд заскользил по мужественному стану Меркуцио, оглядывая его с головы до ног - более совершенного мужского тела, по его мнению, природа не создавала.       Меркуцио также с интересом разглядывал Капулетти. По его мнению он был очень даже неплох... скорее даже хорош.       Тибальт сел рядом с ним на кровати, некоторое время просто целовал его, а потом медленно лег поперек огромного ложа, увлекая за собой возлюбленного. Не прерывая поцелуев, он перевернул его на спину. Опытный язык заскользил по коже с немыслимым мастерством, а теплые руки неустанно продолжали ласкать самые интимные места, точно зная, где необходимы их прикосновения, заставляя Меркуцио вздрагивать и выгибаться в могучих объятиях Капулетти.       Его объятия, были чересчур пылкими и властными, он вел себя импульсивно, бурно, страстно, целовал и гладил так нагло, как будто Меркуцио принадлежал ему уже давно, всецело и полностью.       Меркуцио на мгновения закрыл глаза: не так... совсем не так касался его тела Ромео... - Посмотри на меня Меркуцио, мне нужно видеть твои глаза, - прозвучал возле уха хриплый от возбуждения голос Капулетти, заставляя его отвлечься от воспоминаний о нежных, тонких руках Ромео.       Открыв глаза, Меркуцио посмотрел на Тибальта в упор, увидел в его глазах пламя. Он ощущал этот сумасшедший огонь, горевший в нем и было очевидно, что Капулетти с большим трудом сдерживает желание слиться с Меркуцио немедленно.       Данное себе ранее обещание, что не позволит своей игре с Тибальтом зайти слишком далеко, Меркуцио уже позабыл. Сейчас его занимала мысль о том, что секс с врагом это должно быть очень интересно. Это не на шутку будоражило и казалось невероятно увлекательным. Было одно “но” - завладеть Тибальтом должен был он сам, а никак ни наоборот. Даже будучи в состоянии опьянения, Меркуцио прекрасно понимал, что позволить Капулетти овладеть им, это значит сыграть себе в минус. В этом не было бы ни азартного возбуждения, ни темпераментного наслаждения от подчинения недруга таким способом. А вот отодрать Тибальтушку по самое небалуйся, вот это было заманчиво, это было самое то!       Жгучее вожделение от мысли, что Тибальт будет полностью в его распоряжении и только он будет решать сделать ему хорошо или плохо, доставить ему удовольствие или причинить боль, заставило Меркуцио перейти в активное наступление. В один миг он, из томного ленивца, снисходительно принимающего ласки своего спонтанного партнера, превратился в неистового любовника и быстро, не давая Капулетти опомниться, уложил того в нужную ему позицию.       Подсознательно он ждал хоть какого-нибудь протеста со стороны Тибальта, но тот и не думал сопротивляться. Он, с нескрываемым удовольствием на лице, позволил Меркуцио сделать с ним все, что тот хотел, отзываясь на каждое его движение восторженными стонами и вздохами. Его тело бесстыдно и похотливо выгибалось дугой, сотрясалось в немыслимом блаженстве. Слова, что рвались наружу от переизбытка эмоций, повисали в воздухе бессвязными звуками.       Меркуцио происходящее тоже доставляло несказанное наслаждение. Доселе неизвестная, свирепая страсть пронизывала каждую его клеточку. Что ж, нельзя было не признать, что в постеле ненависть играла на стороне чувственной услады гораздо эффективнее, нежели любовь.       В какой-то момент Тибальт все же оказался сверху. Но теперь вероятность принадлежать ему, Меркуцио уже не пугала. Он порывисто и страстно гладил мощные плечи и спину Капулетти. Пряди падали тому на лоб, а обычно испорченное злостью лицо стало сейчас милым и привлекательным. Меркуцио обвил руками шею Тибальта и приблизил к себе его лицо: если поначалу он просто позволял себя целовать, то сейчас он уже сам жаждал утонуть в жаре его ненасытных губ и, завладев губами бывшего врага, ласкал его язык своим. Теперь он уже был готов позволить Тибальту все. Капулетти это ясно ощущал и поэтому действовал уверенно, постепенно раскрывая все свои умения.       Меркуцио конечно не был новичком в делах интимного характера, однако рядом с Тибальтом почувствовал себя едва ли не девстеннком. Тот был необычайно опытен и знал великое множество способов получить и доставить удовольствие. Меркуцио сбился со счета, сколько поз они сменили, а в комнате не осталось места, где бы они не отметились. Все это было похоже на бешеную, дикую, яростную гонку в угоду всепоглощающей потребности получить удовлетворение.       Сладостное блаженство все нарастало. Чувства и ощущения достигли своего апогея и сплетенные, в единое целое, разгоряченные тела окатила горячая волна наслаждения. Мир вокруг, казалось, взорвался на тысячи осколков, а потом все словно замерло.       Меркуцио лежал на постеле, в сладостной неге томно прикрыв глаза. Тибальт был рядом. Подушечки его пальцев касались подбородка, носа, век, кудрявых волос любимого мужчины. Он прикасался к нему почти с благоговением, а его губы шептали такие нежные слова, которые только можно было себе представить.       Мог ли хоть один их них, еще несколько часов назад, представить себе подобную идиллию, достойную кисти Грёза, с его любовью к изображению сентиментальных сцен с явным драматическим преувеличением… Впрочем, в моральном смысле здесь были бы ближе "Приплыли" или "Не ждали".       Засыпая на плече у Тибальта, Меркуцио подумал, что завтра его ждет самосуд, самобичевание и самосожжение на костре раскаяния. Но это будет завтра, а сегодня хотелось лишь спать.       Однако утром Меркуцио было совсем не до самокопания и критического анализа своих поступков. Появились дела поважнее. Такие, как например оторвать ужасно тяжелую, раскалывающуюся от боли, собственную голову от подушки. Встать на ноги вообще казалось непосильной задачей.       Тибальт, который почему-то выглядел бодрым и свежим, как будто это совсем не он вчера вместе с Меркуцио выпил несколько литров крепленого вина, подал ему руку и помог встать. - Доброе утро! - весело сказал он, улыбаясь во весь рот. Меркуцио поморщился и потер лоб. Его слегка подташнивало, а в ушах противно шумело. - Доброе…, - промычал он. - Добрее не бывает… У меня в голове будто в набат бьют, - пожаловался он и бесцельно пройдясь по комнате сново плюхнулся на кровать. - Вот, возьми, - подал Тибальт ему стакан с теплой жидкостью зеленоватого цвета и сел рядом. - Это отвар зверобоя. Мне обычно помогает прийти в себя, - пояснил он. - Я вижу, - кивнул Меркуцио, пробуя отвар на вкус. - Выглядишь так, словно ничего и не было... - Было! - слишком поспешно, громко выкрикнул Капулетти, как будто боялся, что его кудрявый принц сейчас сделает вид, что ничего не было и зарубит их отношения на корню. - Я имел ввиду, что ты выглядишь, как будто и не пил…, - прокомментировал свое предыдущее высказывание Меркуцио и добавил: - А то, что было - я помню… Не очень хорошо, без ярких подробностей… но помню. - Тогда придется все повторить! - заигрывающе произнес Тибальт. - Потому что как раз ярких подробностей было предостаточно, жаль, если ты этого не вспомнишь. Меркуцио сразу хотел ответить колкостью на это самоуверенное предложение Капулетти, но вовремя вспомнил, зачем вообще во все это ввязался, тут же заулыбался и перешел к изложению своих условий. - Обязательно повторим…, - утвердительно качнул он головой. - Но! Ты должен мне пообещать кое-что…, - интригующим тоном начал он. - Я весь внимание! - вздернул подбородок Тибальт. - Пообещай мне, что оставишь в покое Монтекки. Ты и твои дружки…, - с напором сказал Меркуцио. - Если уж ты заговорил о любви ко мне, то ты должен проявить уважение и к моим друзьям. - Надеюсь, в твои планы не входит подружить нас? - с подозрением покосился на него Тибальт. - Нет, - ухмыльнулся Меркуцио. - Я не жду вселенской дружбы между вами… Просто перестань цепляться к Ромео и науськивать на него своих тупоголовых соратников. Этого мне будет вполне достаточно. - Ну, если ты просишь…, - с неожиданной покорностью в голосе изрек Тибальт. - Я очень постараюсь. - Постарайся… Я в тебя верю, - усмехнулся Меркуцио и наконец выпил отвар. - Помоги одеться, пожалуйста. Мне нужно срочно домой… Думаю герцог точно недоволен моим продолжительным отсутствием, без предупреждения…, - с легким беспокойством проговорил он, пытаясь дотянуться до своей одежды, что валялась на полу.       Наскоро одевшись с помощью нового любовника, Меркуцио чмокнул его на прощание и рывком открыл дверь, намереваясь уйти. - Когда мы встретимся снова? - остановил его вопросом Капулетти. - Я пришлю тебе записку со временем и местом встречи, - пообещал тот и поспешил покинуть заведение.       По дороге домой Меркуцио постепенно вспоминал все подробности проведенной ночи, раздумывая о том, что все было не так уж и страшно и, что ради спокойствия своего любимого Ромео можно несколько раз и потерпеть.       Уже вечером он получил первое свидетельство не напрасности своих действий. Ромео, приехав к Меркуцио в гости, с огромным удивлением рассказывал как встретил днем в городе Тибальта. И тот не только не предпринял никаких попыток вступить с ним в очередной конфликт, но даже отогнал от него бродяг, которые слишком настойчиво выпрашивали у него милостыню. У Ромео, внезапно изменившееся поведение племянника Капулетти вызывало немалое изумление, а Меркуцио многозначительно поднимал брови и загадочно улыбался.