Небеса

      Родители говорили ему: — Если встретишь девушку, готовую тебя слушать, женись и не думай, А-Сюань. Женись и не думай.       Цинсюань в ответ только отшучивался и смеялся, считая, что родители зря переживают. В конце концов, да, он правда много говорил, но разве это было проблемой?       Однако чем дольше он жил, тем чаще вспоминал эти слова.       У Цинсюаня было много друзей. Что среди смертных, что потом уже среди богов. Он никогда не был один. Его везде сопровождали и ждали на каждом торжестве, всегда выделяя для щедрого Повелителя Ветров лучшие места. Тишины вокруг просто не бывало. А если уж и такое случалось, то рядом всегда возникал Уду, ворчащий за неподобающее поведение.       Цинсюань не знал, что такое одиночество.       Понятия не имел.       Но чем дольше жил, тем сильнее в это высказывание закрадывались сомнения. Люди, окружавшие его, периодически исчезали и возникали снова, виновато улыбаясь, качая головой и говоря, будто это само собой разумеющееся: — Простите, господин Повелитель Ветров, но вы очень много говорите. Сами понимаете, трудно постоянно находиться рядом с таким ослепительным человеком, как вы.       И хотя сказано было с изрядной долей комплиментов, призванных скрасить эффект, суть от этого не менялась: находиться рядом с ним слишком долго люди попросту не хотели и не могли. И не считали это чем-то зазорным, явно отражая то, что так относились к нему не только они.       У Цинсюаня было огромное количество друзей, что среди небожителей, что среди смертных. У Цинсюаня был добрый и любящий брат, с которым можно было обсудить всё, что угодно.       Но ни один из них не был готов провести рядом с ним всю свою жизнь, и от этого почему-то было больно.       Родители часто говорили ему: — Если встретишь девушку, готовую тебя слушать, женись и не думай, А-Сюань. Женись и не думай.       Желание шутить и смеяться больше не возникало.       С Мин И он познакомился случайно. Не то на приёме у кого-то из богов, не то на каком-то празднике… Бог земли тогда сразу сказал, что пришёл, исключительно чтобы бесплатно поесть. Цинсюань смеялся над такой простотой весь вечер, при этом с удовольствием нагружая внезапного собеседника информацией что о блюдах, что о присутствующих. Мин И пожимал плечами, продолжал всё пробовать, но прерывать бога ветра даже не пытался.       Вряд ли слушал, конечно.       Ши Цинсюань налил себе ещё вина, начиная очередную историю, но на этот раз был перебит на середине фразы: — Это ты уже рассказывал. Кажется, тебе хватит, — и, напрочь проигнорировав протесты Повелителя Ветров, юноша забрал у него бокал.       Признаться, бог ветра так удивился, что особенно даже не возражал.       История повторилась ещё несколько раз на других банкетах. Ещё дважды Цзюнь У отправлял их на совместные задания, ещё шесть раз они вызывались уже добровольно.       К двенадцатому Цинсюань уже и подумать не мог, чтобы отправиться куда-то без Мин И. К мрачному богу оказалось на удивление просто привыкнуть.       Цинсюань щурился, задумчиво поджимал губы, нервно накручивал волосы на пальцы и сверлил спину Повелителя Земли взглядом, не особо-то и скрываясь. Мин И же лишь недовольно смотрел в ответ: — Что не так?       — Да всё так, Мин-сюн, просто интересно, ты постоянно рядом, разве ты не устаешь?       Мин И хмурился, не скрывая своего недоумения: — О чём ты вообще?       — Ну как же, я знаю, что много говорю, и что это напрягает. Если вдруг я тебе надоем, лучше скажи сразу, и мым-м-м-м!       Договорить ему не удалось. Мин И рукой заткнул ему рот, напрочь проигнорировав все правила о приличиях: — Можешь не заканчивать, я уже знаю, что ты собираешься сказать какую-то чушь, — Цинсюань обиженно смотрел на лучшего друга, но продолжить говорить даже не попытался. — Хочешь говорить, говори. Я послушаю. Мне не в тягость.       Едва рука исчезла, как Цинсюань открыл рот, готовясь разразиться обиженной тирадой, но не произнёс ни слова.       В голове снова зазвучали слова родителей.       Впрочем, совсем по другой причине.