Небеса

      У Цинсюаня очень красивые руки, что в мужском, что в женском облике.       В мужском это длинные аккуратные пальцы, выступающие вены и тонкие запястья — совсем не такие, как у его брата Ши Уду. Кажется, возьмись за них слишком сильно, и на светлой коже наверняка останется след.       В женском — ладони значительно меньше, а пальцы короче. Это уже не изящная кисть какого-нибудь наследного принца, а мягкая рука придворной девушки. Нежная, аккуратная, кажется, возьмёшь её в свои руки, и вместо обычной кожи почувствуешь прикосновение к бутонам цветов.       Хэ Сюаню хотелось бы взять эти руки в свои, нежно провести пальцами по тонкой коже и целовать, целовать, целовать!..       В конце концов, разве это не принято делать с произведениями искусства?..       Хэ Сюань не знает, откуда эти мысли. Не то голову одолевает дурость, не то наваждение, не то эти руки и правда столь красивы, что их можно лишь целовать. Право слово, учитывая, что их обладатель любимый чужой судьбой Ши Цинсюань, демон поверил бы в любое объяснение. Бог ветра же никогда не знал ни боли, ни страданий, так что он не удивится, даже если кожа его сладка на вкус.       Быстрее бы дождаться подходящего момента, напасть и втоптать это тело в грязь. Уничтожить, как был уничтожен он сам. Превратить произведение искусства в мусор, каким оно и должно быть.       Лишь тогда это наваждение отступит, верно?..       Демон Чёрных Вод так и поступает. Он похищает Ши Цинсюаня, открывает ему правду, убивает брата, а самого теперь-уже-не-бога заковывает в цепи и бросает в тюрьму, чтобы Повелитель Ветров мучился и молил о смерти также, как и он когда-то.       Желаемого он добивается. Небесное сияние исчезает, как будто его и не было, волосы тускнеют, ломаются, грязными колтунами висят по бокам. Кожа приобретает какой-то нездоровый оттенок. Руки становятся слишком худыми и даже костлявыми, совсем не такими, как прежде.       Вот только всё равно, глядя на них, Хэ Сюань готов поклясться, что никогда прежде ничего красивее не видел, хочет касаться, мягко сжимать в собственных ладонях и целовать, целовать, целовать!..       Несмотря на все старания его личное наваждение так и не проходит, заставляя постоянно задаваться вопросом: а правильно ли он поступил?.. Он упрямо твердит себе: «правильно!» — но почему-то от одного взгляда на эти руки у него сжимается сердце.