My little Sean

«…карта железных дорог — его библия…»

      Невозможно перестать удивляться всему происходящему в моей жизни. Это словно сон. Бесконечный сон, что снится, пока я нахожусь в коме с момента совсем не кратковременной потери сознания в тот день, когда нашего с Даниэлем отца застрелили. Спокойные леса, живописные озёра, люди, встречающиеся во время этого сумасшедшего путешествия — до сих пор не верится, что мой рай на земле действительно есть и что это далеко не плод извращённого воображения, которое каким-то непонятным образом решило влюбить меня в парня, не перестающего удивлять с каждым новым днём.       Всё кажется настолько нереальным, таким безбашенным и априори невозможным в реальной жизни, что и поверить в такое-то очень трудно. Усаживавшись в кресле в углу комнаты для зарисовки набросков чего-то воображаемого, я и подумать не мог о том, как всё это может стать моим постоянным окружением. Вообще, я даже и не задумывался о том, кто я на самом деле в этом мире. Это звучит поистине глупо, до крайности по-детски, но мне и вправду было плевать, абсолютно всё равно. Просто тело. Обычный художник-любитель. Сын автомеханика и непримечательный брат мелкого непослушного любимчика отца.       Гулянки, вечеринки, травка — обыкновенные ритуалы, ежедневное удовлетворение потребностей. Но сейчас, находясь в другой обстановке, я начинаю более глубоко вдумываться в суть своего существования. Кто я. Где я. С кем я. Кого и что я люблю. Почему я делаю и говорю то или другое. Я действительно узнаю о себе много нового, что в городе было невозможно. Наверное, мне требовалась свобода, дабы запустить процесс самопознания. Лайла, если быть честным, всегда была и остаётся для меня идеальной. Она понимала себя внутреннюю, осознавала причины своих поступков, действительно жила и наслаждалась жизнью. А вот я — бренное тело, тупо смотревшее на её милое лицо в скайпе и рисовавшее какую-то бессмыслицу в дневнике.       Финн, пошатываясь на ходу, медленным шагом следует к своей палатке, словно упавший со стола клубок ниток, вслед за которым я уверенным шагом пробираюсь через темноту, окутавшую мой любимый лес. Мурлыча себе под нос бодрую песню и изображая что-то вроде гитары, парень запивает скользящие ноты нескончаемым пивом и затягивается уже наверняка смертельной дозой косяка. До палатки рукой подать, но нам явно не помешает проветриться перед тем, как мы окажемся вдвоём в его священном логове. Наверное, он об этом и не думал, — просто старается передвигаться как можно аккуратнее, чтобы алкоголь не дал о себе знать.       Его касания, взгляды, сладкий шёпот — это всё так не похоже на правду, пускай и является ею на самом деле. Ну хоть убей меня, я всё равно не поверю, что это так и что это есть та самая реальность, которую я не принимаю. Неужели все люди такие? Когда приходит настоящее счастье, когда мы оказываемся в тех условиях, в которых мечтали быть всё это время, начинаем придумывать для себя очередные проблемы. Если раньше одной из них была нехватка желаемого, то после — глупые сомнения в действительности происходящего. Почему я просто не могу наслаждаться всем этим? Каждый вечер ходить к озеру, рисовать, купаться, удивляться каждому калифорнийскому закату? По крайней мере это было возможным до дня завтрашнего отъезда, когда моя голова, увы, была полностью в чём-то другом, в каких-то бестолковых рассуждениях, перепрыгивая с одной дурной мысли к другой.       Из вспотевшей от переживаний ладони чуть ли не выскальзывает почти законченная бутылка пива, отчего я нарушаю тихий треск опилок, внося свой дополнительный шорох, который Финн наверняка не услышал, пребывая в своих задымлённых мыслях. До палатки остаётся совсем пара шагов, а потому я начинаю нервничать лишь сильнее. Кто знает, что это вдруг на него нашло после разговора, перевернувшего прежние карты догадок внутренней стороной кверху. Оказывается, Ханс, расхаживающая обнажённой по утрам, несмотря на присутствие людских глаз, спала с ним. По их словам, это просто секс; им до этого нет особого дела, а потому это лишь добавляет к уже разыгравшейся тревожности страх быть просто человеком для удовлетворения сексуальных потребностей. С другой стороны, будучи в таком-то состоянии, Финн всё же отказал Ханне, своему, как-никак, постоянному партнёру, что слегка поднимает настроение и самооценку. Да и с чего я вообще решил, что мы идём трахаться, если говорить его языком?! А если всё же и за этим, смогу ли я пойти наперекор своим нежным желаниям?       Скорее всего, мне хочется романтики, — я же всё-таки не секс-машина или опытный и идеальный для этого дела партнёр. Мне и вправду хочется мило провести время, побыть с человеком, в которого я влюблён и от которого мне нужен далеко не секс. Даже с Джен, когда Лайла попросила меня взять презервативы для той ночи, у меня и в мыслях не было запастись хотя бы одним из них. Не такой я человек, в чём разобрался спустя некоторое время нахождения в окружении совершенно отличающихся от меня людей, с которыми всё же не хочу прощаться. Не знаю, если всё пройдёт хорошо, а Финн хоть немного продемонстрирует свою заинтересованность, можно будет задержаться на несколько дней, а может, даже и остаться с ними, но для этого должно произойти то, о чём я и подумать пока не могу.       Резко останавливаясь на одном месте, Финн наклоняется к своей палатке и открывает её, издавая тем самым кажущийся громким из-за мёртвой тишины звук расходящейся молнии. Впервые за всё это время голубоглазый оборачивается и оглядывает меня накуренным, таким лёгким и безмятежным, но в то же время энергичным и полным сил взглядом. Отходя в сторону от прохода в маленькую пещерку, освещающуюся только лишь слабым фонариком, Финн приглашает войти меня первым, отчего я смущённо улыбаюсь, но без всяких лишних разговоров вхожу вовнутрь, снимая перед этим обувь. Пока тот занимается чем-то снаружи, я нагло вкушаю тепло и атмосферу того места, в которое раньше лишь только заглядывал.       Всё словно на своих привычных местах: фотографии, коробка презервативов, накрытая чем-то вроде крохотного пледа, рядом с ней оранжевый бонг, которого здесь раньше не было, а все книги и карты убраны в один уголок. Тёплый спальный мешок, пропитанный незабываемым запахом моего любимого друга, греет замёрзшие от ночной прохлады ступни в чёрных коротких носках. Надеюсь, они не воняют да и что от меня приятно пахнет. Не люблю такие неожиданные приглашения, потому что я толком не успеваю подготовиться, хотя бы сменить одежду. Вроде бы не пахну, да и в любом случае он предложит свои любимые плюшки, дым которых перебьёт «мужской» аромат. Как только тот с улыбкой заходит к себе в палатку, я наконец-таки могу разглядеть его лицо при свете. Да уж, солнышко, глаза у тебя очень красные, лучше бы тебе взять перерыв от употребления всего этого. Поправляя волосы, Финн закрывает палатку до самого возможного максимума и усаживается прямо напротив меня, наверняка случайно касаясь пальцами ноги моих.       — Милый, ложись, так будет только удобнее! — предлагает уже немного поменявшимся голосом тот, укладываясь на левый бок и подпирая голову ладонью. Забавная картина, давно я не видел его таким расслабленным и живым. С того самого дня у озера. — Давай-давай! Не спи! Тебе понравится, ну же! — всё-таки прислушиваясь к его указаниям, аккуратно размещаюсь рядом в тесноватой палатке, отчего ноги полностью соприкасаются с его, за исключением тех самых мест, о которых лучше сейчас не думать.       Финн, словно плющ, со смехом обвивает мои замёрзшие ноги, отчего соприкосновение наших пахов всё же становится ощутимым. Пока тот копается в куче своих вещей, я невольно замечаю слегка видный бугорок в его штанах, что могу почувствовать, если пододвинусь чуть ближе. Несмотря на всякую скромность, я всё же притворно кашляю и незаметно подползаю на пару сантиметров к нему, чувствуя своим куда более очевидным холмиком то, о чём пока мне даже стыдно мечтать.       Всё-таки возвращаясь ко мне, голубоглазый издаёт скромный смешок и, поджигая немного непохожий на все другие свёрток, протягивает его мне, опять же позволяя попробовать первым. Ни секунды не думая, смело прижимаюсь к его телу и позволяю засунуть что-то новое к себе в рот. Финн улыбается, но не так, как раньше. Совсем не так, как подмигивал или делал комплименты. Он что, стесняется? Обхватывая губами тоненький кончик коричневой бумаги, вдыхаю в себя незнакомый дым с приятным привкусом чего-то фруктового и от выдохнутого удовольствия закрываю глаза, разъединяя хвосты змей и ложась на спину рядом с ним. Сейчас я совсем не буду против, если он добавил туда нечто усыпляющее. Именно в эту минуту я готов пойти против своих истинных желаний. Делай со мной, что хочешь, Финн. Только, пожалуйста, на этот раз делай…       — Тебе нравится? — слышится, словно издалека, его сладкий шёпот, пока я тем временем пытаюсь всеми способами прикрыть неожиданно возникший стояк. Такого даже с Джен быть не могло.       Кивая несколько раз в ответ, безотчётно облизываю от получаемого наслаждения верхнюю губу, а по всему телу пробегают приятные мурашки. Вроде бы, я всё ещё здесь, в палатке, но одной ногой совсем в другом месте, в том, где Финн, наплевав на всякую борьбу с бесцеремонностью того Шона, раздевает меня до гола и оставляет дорожки фруктовых поцелуев на невинном теле. Только приоткрыв рот со всё ещё прикрытыми глазами, чувствую присосавшийся к губам свёрток трав и кусочков фруктов; прикосновение пальцев Финна до моей почти согревшейся кожи чуть ниже губ. Намеренно пытаясь его возбудить или просто-напросто рассмешить, оставляю немного слюней на фильтре, а затем открываю глаза, чтобы взглянуть на это зрелище. Финн уверенно обхватывает его губами и, смотря мне в глаза, облизывает кончиком языка в ответ. Чёрт, чувствую, я краснею.       — Солнце, это ты такой сладенький или моя трава? Надо будет уточнить, — мы смеёмся. Делая пару затяжек, парень ложится на живот и прижимается боком ко мне, что делаю и я для большего удобства как при разговоре с ним, так и при моём внезапном возбуждении. Брюнет достаёт из угла палатки глянцевую карту железных дорог США и раскладывает её перед нами, сразу же указывая на отмеченные чёрным маркером места. — Главное мы знаем — в Вашингтон ни ногой. По крайней мере, в ближайшие пять лет точно!       — В ближайшие пять лет? Финн… — неужели он тоже потерял счёт времени? — Мы скоро уедем. Я и Даниэль, — совсем без желания указываю на Мексику под штатами.       — Постой, уже послезавтра, верно?.. Не может быть, — он растерян и очень заметно меняется в лице не в самую приятную сторону. Всё веселье, всякая энергия моментально исчезают из его взгляда. — Время… Оно так быстро пролетело. Я думал, может, ты всё-таки передумаешь и останешься с нами?.. Вы, как-никак, стали частью нашей семьи, Шон.       — Знаю, Финн, но мы должны… Пуэрто-Лобос — наше спасение, — тот хмурится, не соглашаясь с моим ответом. Да и я сам не понимаю, что на меня вдруг нашло. Шон, очнись, он предлагает остаться, остаться с ним!       — С чего ты взял? — кажется, его злость можно услышать в скрипящих зубах. — Ваша Мексика подождёт! Вы, ребята, сейчас с нами. Мы должны держаться вместе, понимаешь? — я киваю, полностью с ним соглашаясь, но в то же время всё равно не могу выкинуть из головы мысль о родном городе отца. Почему я думаю, что там будет безопасно? Почему именно там?       — Понимаю. Я понимаю тебя, — он тяжело вздыхает и закрывает глаза ладонями. Пора. Нужно сказать об этом сейчас! — Помнишь вечер у озера? Это была наша единственная прогулка наедине.       — Да, Шон, я помню тот вечер как ни один другой, — всё ещё не отрывая рук от глаз и легонько мотая головой, шепчет Финн. Он плачет? — После твоего ухода я долго думал о том, как странно всё прошло. Я почувствовал себя по-другому, понимаешь?..       — Наверное, понимаю… — надеюсь, мы думаем об одном и том же — о нас, как-никак. — Почему мы больше ни разу не собирались прогуляться, чтобы побыть вдвоём? Было столько времени, и мы его так глупо проебали…       — Я не знаю… — наконец убирает руки от лица, позволяя разглядеть слегка влажные глаза. Часть слёз наверняка осталась на нежной коже ладоней. — Но ведь это же решаемо, правда? — поворачивается ко мне, заглядывая будто прямо в глубины души. — Поехали с нами, Шон! Я серьёзно, — вновь позволяю поддаться наслаждению от ощущения руки на моём плече, но уже без всяких мыслей. — Поехали, с нами.       — Я хочу, правда хочу, Финн, но правильно ли мы поступаем, оставаясь с вами? Я веду к тому, что не сможем же мы всё время жить в лесу, — что за чушь я несу? То рассуждаю о том, как люблю это место, а после думаю о городе, как своём единственном варианте существования?! Шон, когда же ты заткнёшься?!       — Мы и не будем здесь всё время. Месяц, а может, два, и свалим куда-нибудь в другой штат. Арендуем жильё, будем готовить на нормальной кухне, ходить за продуктами в магазин. Пить коктейли, Шон! Ну же! Как ты можешь отказаться от всего этого?!.. — толкая меня в плечо, подбадривает голубоглазый, заразительно при этом улыбаясь       Такое будущее мне тоже по душе, но ведь шанс осуществления подобных больших планов в реальной жизни ничтожно низок — особенно в нашем-то положении. Рано или поздно нас найдут. Где бы мы ни оставались, ебучие копы отыщут след! Как бы далеко мы ни уезжали от родного города, фотографии в газетах и объявления по телевизору и радио будут всегда! Нам нужно сидеть где-то взаперти, не выходить на улицу, а уж тем более не показываться людям. Боюсь, я даже не могу довериться некоторым из нашего лагеря. Если парочка из Швеции улетит на другой континент и не будет о нас вспоминать, то Джейкоб… Каким бы добрым, скромным и совершенно безобидным он ни казался — в тихих водах глубоко.       Однако как же хочется забыть обо всём этом и хотя бы на секунду представить нашу дружную компанию где-нибудь в небольшой квартире в центре Нью-Йорка или другого мегаполиса. Расписание, приготовление еды, уборка, свои комнаты. Еда из магазинов, чистая одежда… Душ! Как же я скучаю по тёплым струям воды, стекающим с волос и дальше по спине и придающим бодрость и свежесть на несколько часов вперёд. А Финн… Мы могли бы спать на одной кровати, хотя бы на большом матрасе в абсолютно пустой комнате, что можно закрыть изнутри на замок. Прикрыть шторы, смотреть в обнимку высвечивающийся на стене через проектор сериал, пить пиво и покуривать травку. Лайла… Она могла бы переехать к нам. Ей бы с нами понравилось. Она бы тоже влюбилась в Финна, я уверен.       Но ведь, с другой стороны, как эта городская жизнь кажется пустой, совершенно скучной и однообразной. Нет никаких испытаний, никаких ярких впечатлений. Лучше жить посреди пустыни или в горах, но наслаждаться свободой, которую города, к сожалению, обеспечить не в силах. Не просто же так те закаты отличаются от здешних. Не без причины люди думают иначе в окружении деревьев, а не небоскрёбов. Дожди, жара, метели, звездопады — всё изменяется. Да даже обычный запах становится другим там, где нет ни единой души. Словно все обонятельные рецепторы обостряются, чувствуют то, что не могли уловить до этого.       — Но ты же помнишь Кэсс, она хочет остаться с тем, что уже имеет. Не бросим же мы её одну, — парень закатывает глаза и издаёт лёгкий смешок, потирая уставшие веки.       — Только ты заявишь о желании съебаться отсюда даже в её ненавистный Лос-Анджелес, она сразу же согласится. Ты же ей явно нравишься, Шон! — Финн произносит каждое слово с такой ехидной ухмылкой, будто скрывает в словах какой-то неясный подтекст.       — Ты так думаешь?       — Малыш, ты нравишься здесь абсолютно каждому, — подмигивает мне парень, отчего я краснею и опускаю голову, но сразу же возвращаюсь к нему. Поздно смущаться, пора действовать. — Ладно, у тебя ещё будет время подумать, главное — не затягивай. Давай хотя бы немного помечтаем? Куда бы ты хотел двинуться?       — Хм, даже не знаю. Может, у тебя есть какие-то мысли на этот счёт? — Финн снова загорается и обращается к карте для поисков наилучшего места.       — Может быть, ты хочешь в Юту или Неваду? Пустыни, жара, редко идут дожди. Можно будет загорать абсолютно голыми, м? — смеюсь от одной только мысли о таком времяпровождении вдвоём.       — Наверное, всё-таки хотелось бы немного дождей, — он, не раздумывая, зачёркивает маркером оба варианта.       — Я тоже люблю дожди, правда вот только в том, что жара куда более по душе, понимаешь, солнышко? — я вновь улыбаюсь, но уже без капли смущения. — Северная Аризона! Тепло, но не жарко, зимой в меру прохладно, — мотаю головой, испытывая его на озабоченность этим вопросом. — Техас. Не столь жарко, аллея смерчей, грозы. Близко к Мексике, а потому, если захочешь как-нибудь свалить от нас, ну, вдруг надоест весёлая компания, будет недалеко идти.       — Финн, я не знаю… — совсем неожиданно неприятный пульс бьёт в висок, становится болезненно не по себе. Хватаюсь руками за кружащуюся голову и мягко валюсь на спальный мешок. Финн вовремя подкладывает под голову руку, отчего я вновь, как и в тот вечер, избегаю возможности заработать ушиб.       — Что случилось? Это из-за травы? — беспокоится он, пытаясь найти что-то в вещах.       — Нет-нет, просто мысли. Голова взрывается.       — Это из-за меня? Я что-то не так сказал? — впервые вижу Финна настолько обеспокоенным. Не то чтобы он никогда обо мне не заботился, но это совсем не похоже на прежние ситуации. — Так, ложись, — самостоятельно перекладывает голову к себе на грудь, а я опять погружаюсь в блаженство, чувствуя приятный аромат его тёплого тела и родное сердцебиение. Финн без всяких просьб кладёт свою ладонь на поверхность лежащей на его груди моей кисти и пропускает длинные пальцы через мои, крепко обхватывая их.       — Я не хочу с вами прощаться, — получается выдавить из себя лишь уже озвученную ранее фразу.       — Шон, останься. Останься…       — Но ты не понимаешь! — перебиваю его и слегка приподнимаю голову, чтобы до него дошло. — Что-то непонятное тянет меня туда, словно так и должно быть, словно я и Даниэль обязаны, просто-напросто обязаны прожить дальнейшую жизнь именно там! — он дожидается пока я окончательно замолчу, а затем, поднося к уху едва ощутимые губы, готовится вновь шептать.       — Останься со мной, Шон… — на некоторое время мы погружаемся в тишину. Финн легонько поглаживает мою руку, переворачивает её и водит подушечками двух или трёх пальцев по ладони. — Я запомнил тот вечер не потому, что мне понравился закат или холодное озеро. Не из-за любимой тёплой погоды и не из-за приближавшейся зарплаты. И да, совсем не из-за моего прекрасного косячка, — чуть ли не расплываясь и не засыпая прямо на его груди, усмехаюсь над рассуждениями и продолжаю греться. — Наверное, я должен был сказать об этом куда раньше, чем сейчас, Шон, но…       Финн немного приподнимается и аккуратно убирает мою голову с груди. Усаживаясь друг напротив друга, тот опускает взгляд на свои пальцы, перебирающие торчащую из браслета нитку, и понемногу посмеивается без всякой на то причины. Голубые глаза останавливаются на моих. Наверное, он слышит это громкое и нестабильное сердцебиение. Его взгляд перебирает каждую частичку внутри моего тела, затрагивает отдельные области дрожащей грудной клетки. Финн втягивает в себя небольшой глоток воздуха и едва заметно выдыхает его обратно, невзначай давая мне почувствовать сладкий привкус его языка. Еле уловимо вздрагивая от неожиданного ощущения на своих пальцах чего-то тёплого, резко перевожу взгляд с его лица на руки, пальцы которых вновь обхватывают мои.       — Мне нужно было время для того, чтобы разобраться, чувствуешь ли ты то же самое, — Финн продолжает держать за руку, но одной из них нежно, очень осторожно обвивает моё лицо, что непроизвольно растекается в ней, отчего парень радостно улыбается, а его щёки розовеют, пока мои наверняка принимают более тёмный, алый окрас от перегрева и напряжённости. Глаза закрываются, движусь маленькими шажочками вперёд к обрыву и вот уже падаю вниз, пролетая сквозь мягкое бархатное облако по имени «Финн». — И я, вроде бы, почти уверен, но хочу убедиться…       Каждое его слово постепенно изменяется, а вместо разборчивых предложений слышится лишь что-то похожее на журчание ручья где-то посреди этого леса. Руки валятся на онемевшие ноги, а одна ладонь сидящего напротив или где-то сбоку, а может совсем не находящегося рядом или вовсе несуществующего парня, в которого я влюблён, скользит по соседней щеке моего лица, оглушая окончательно, что я перестаю слышать. Только тактильные ощущения, только прикосновения до челюсти, подбородка, нижней губы, пропускающей под себя вовнутрь рта сладкий, как воздушная вата, большой палец, а затем отдельно мизинец и ещё один, словно на каждом из них разнообразие спелых лесных ягод. Будто на моём лице оказался сужающийся круг дозволяемых ощущений, что становится всё меньше и меньше, забирая у меня ладони и оставляя лишь уловимые на губах пальцы Финна. Неожиданно, как ток от ударившей в воду молнии, губы соприкасаются с ароматным и самую малость влажным персиком, перемещающимся по ним. Желая его укусить, но переставая чувствовать собственные зубы, обвиваю тот губами и запускаю выпуклую часть к себе в рот под верхнюю губу, пока нижняя оказывается под округлостью фрукта. Нектар размазывается по губам, льётся ниже, по подбородку, спускается к шее. Я стараюсь не упустить ни капли сока, но валюсь в бездну, проваливаюсь в пустоту, не чувствуя ничего, абсолютно ничего, кроме одного только привкуса на кончике языка.