Рабы своих господ

«Да куда это девка меня тащит?» Всю дорогу мужчина задавался этим вопросом, пока его «госпожа», ничего не объясняя, волокла его за руку в каком-то не ясном для него направлении. Когда же они прошли бессчётное количество улиц и переулков, девушка неожиданно замедлила шаг и спокойно отпустила руку жреца. Цекель-кан тоже притормозил, не спуская с нее внимательного взгляда. Девушка, откинув голову назад, сбросила капюшон и жестом приказала индейцу идти за ней. Они завернули в очередной переулок, и все звуки стихли за их спинами. Ещё раз оглядевшись и не увидев никого вокруг, Цекель-кан решил, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы потребовать хотя бы объяснений. — Осталось ещё совсем чуть-чуть и… Девушка поперхнулась и не договорила, когда чья-то жёсткая рука с силой развернула ее и впечатала в стену. Молодая испанка тут же встретилась с ледяным взглядом Цекель-кана. Закованная рука бывшего жреца грубо держала ее за горло, и девчушка, хрипя от ужаса и нехватки воздуха, попыталась безуспешно разжать его пальцы. — Кто ты такая? — прорычал индеец. — Откуда знаешь про Эльдорадо? И каковы твои намерения? Голос Цекель-кана звучал грубо, пугающе. Девушка в ужасе лишь хлопала ресницами, пытаясь скрыть невольно выступившие на зелёных глазах слезы. — Лакам ах к’ин, — осипше произнесла она, с трудом пытаясь не плакать. Несмотря на то, что голос испанки сильно сел, индеец узнал свой родной язык. Чужестранка говорила на его языке, причем с неплохим произношением. — Откуда ты знаешь этот язык? — Прошу, отпусти меня, я все объясню. Одно движение руки — и он свободен, а труп задушенной испанки будет остывать в этом богом забытом переулке. Но, если задуматься, то как он вернётся домой? Как будет расхаживать по городу, среди людей которого он выглядит словно кот среди крыс? Как, в конце концов, он снимет кандалы? Цекель-кан резко убрал руки с её шеи и слегка отошёл. Девушка тут же отшатнулась от него и сползла по стене, а индеец же раздражённо фыркнул и поднял бровь, словно говоря «ну давай, рассказывай». — Думаешь, без меня бы ты сейчас стоял здесь? — сипло начала девушка, чуть нахмурившись, и её светлые зелёные глаза потемнели. — Думаешь, ты бы остался в живых? Цекель-кан слушал, не перебивая, и не особо понимал, к чему она клонит. — Если человека долго не покупают, то торговец отдаёт его на рудники, — испанка чуть прищурилась, и от её пристального взгляда жрец напрягся. — А там из-за каторжного труда и ужасных условий люди долго не выживают. Неделя, две, и все. А ты вот так вот отплатил мне за свое спасение? Хороша благодарность, нечего сказать. Мужчина чуть смешался, но все равно недоверчиво косился на девушку: врёт или нет? Быстренько взвесив все «за» и «против», он решил что скорее всего это правда — по его недавнему опыту общения с белыми он уже понял, что даже ради совсем небольшой наживы они не пожалеют человеческой жизни. Только вот зачем его купила эта испанка, он не мог понять? Ей нужен раб? Она ненавидит индейцев и собирается его убить? Просто из человеколюбия и жалости? Из-за последнего предложения в его душе всколыхнулось что-то, чего он не испытывал, наверное, никогда — жалость и даже стыд. Вроде здоровый взрослый мужик, а набросился на невинного ребенка, что спас ему жизнь. А эти светлые изумрудные глаза, немного покрасневшие от слез, но при этом жутко серьезные, почему-то остались в его памяти и не хотели уходить. Будто извиняясь, он протянул девушке руку, и она, чуть заметно улыбнувшись, поднялась, взявшись за его широкую ладонь своей маленькой ручкой. Такой теплой, мягкой и нежной, совсем детской. — Ладно, мой раб, — нарочито-важно произнесла она. — Тебя можно понять — вдали от дома, наверняка голодная, окружённая чужими людьми и закованная, — она хихикнула и кивнула на его колодки. — Я бы, скорее всего, тоже кидалась на всех. — Ах, какая у меня опасная госпожа, — съязвил жрец, но количество злобы в его словах стало куда поуменьшилось. Уже серьезнее он добавил: — Ладно, я пойду с тобой. Но после ты все объяснишь! И не вздумай выкинуть глупость. Девушка резко выдернула свою руку из его ладони и отвернулась, быстро зашагав вперёд. — Я уже уяснила, что с тобой шутки плохи, — её узкие плечи как-то враждебно ссутулились и поднялись. — Сейчас пойдем ко мне, тут не далеко. Индеец двинулся за ней, а испанка, поразмыслив, чуть мягче добавила: — Я, кстати, Элена. — Цекель-кан.

***

Элена привела бывшего жреца в свой дом, до которого и правда было недалеко. С любопытством осматривая жилище своей госпожи, Цекель-кан отметил, что у белых совершенно нет вкуса — в строении было жутко неуютно, как-то неудобно и тесно; кучи мебели громоздились по всему помещению, мешая ходить, а из-за крошечных окон в комнате витала неприятная духота. Все же индеец присел на диванчик у стены, напряжённо озираясь по сторонам, а Элена ушла куда-то в другую комнату. Вскоре она вернулась и подошла к Цекель-кану, и тут внезапно в её руках блеснуло сталью лезвие ножа; одно мгновение — и мужчина молниеносно отскочил от испанки, резко разворачиваясь к ней лицом и вставая в позу «не подходи, а то хуже будет». — Успокойся, — она миролюбиво улыбнулась и опустила руки. — Я ведь не успела взять ключ от твоих колодок. Девушка поднесла нож к проёму для ключа, Цекель-кан недоверчиво наблюдал за ней. Он уже прекрасно знал, что бледнолицым людям лучше не доверять, но несколько движений — и он свободен! Тяжёлые кандалы с грохотом рухнули на пол, и бывший жрец с удовольствием потянулся, потирая запястья. Так было гораздо лучше—все же, эти чертовы колодки весили немало. — Спасибо, — бросил он, чуть отвернувшись от неё. На это Элена только кивнула и отошла к столику посередине комнаты, начав набирать воду в высокий бокал. Став к Цекель-Кану полубоком, она дала ему отличную возможность себя рассмотреть, что мужчина и сделал. Молодая испанка была невысокой и худощавой. С ее узкой талии до щиколоток сниспадала длинная красная юбка, почти полностью закрывшая ноги, а сквозь черную рубашку просматривались небольшая грудь и покатые плечи. На худую спину, словно водопад смолы, стекали длинные черные волосы, подвязанные красной лентой в хвост, и через ворох ее волос было видно длинную тонкую шею, на которой все ещё светились алым светом следы от пальце. Заметив их, Цекель-Кан тут же отвернулся. — На вот, попей, — индеец взял протянутый кубок, до краев наполненный водой, и в одно мгновение осушил его. После кивнул в благодарность и, вытерев с губ остатки воды тыльной стороной ладони, со стуком отставил пустой бокал на близстоящий столик. Элена чуть насмешливо смотрела на него, а после фыркнула: — Там ванная, — она кивнула на ближайшую открытую дверь, протянула ему длинное полотенце, а после ещё раз окинула его — похудевшего, грязного, с немытыми волосами, раздетого и с горящими диким огнем глазами — беглым взглядом. — Там уже есть вода и все остальное, пойди туда да приведи себя в порядок, а я пока тебе соображу что-нибудь перекусить. Заметив очередной недоверчивый взгляд Цекель-кана, он с обидой добавила: — Слушай, если бы я хотела тебя отравить или утопить, то не покупала бы. Жрец издал лёгкий смешок и, немного расслабившись, произнес: — Ты права. Когда он прикрывал за собой дверь ванной, он, чуть обернувшись, добавил: — Но потом я хочу все узнать. — Непременно, — улыбнулась Элена. — Но пока вымойся, одежду я тебе скоро принесу. Цекель-кан кивнул и исчез за дверью, а Элена прикрыла глаза. Что же, она была рада, что за не столь длительное время их знакомства индеец перестал пытаться ее убить, пусть и относился к ней настороженно. Несмотря на то, что ей весьма приглянулся чужеземец с Эльдорадо — высокий, гордый и, чего греха таить, симпатичный; молодая испанка видела, что он не доверяет ей, и чуть что, может натворить дел. Девушка вспомнила слова своего ныне покойного деда — Томаса Ривера — и то, что именно таким он много лет назад описывал ей индейцев. Строптивых. Гордых. Красивых. — О, Великий Кецалькоатль, помоги мне, — она прижала ладонь к груди. — Дедушка, этот день настал!