Тёмные омуты

В окно врывался свежий морской ветер, гомон чаек и дребезжание пролёток и экипажей. В теплый погожий воскресный вечер благородные и не очень господа высыпали на улицы Петербурга, наслаждаясь первыми по-настоящему теплыми майскими днями. Гуро с удовольствием рассматривал расслабленного брата, который с удобством устроился за обеденным столом. Яков Петрович приказал слугам распахнуть окна неспроста. Младший брат не любил духоту, не жаловал закрытые пространства и сегодня все должно быть именно так, как хочется Эрасту, потому что Гуро на самом деле соскучился за тот неполный год, что не видел младшего. — Как же я рад, что ты наконец вернулся! — проговорил Яков, кивая кухарке, чтобы вносили первую смену блюд. Странного вида бутыль, что ему презентовали несколько минут назад, притягивала взгляд, а разлитая из неё в маленькие рюмки жидкость вызывала некоторые опасения, но ударять в грязь лицом не хотелось. Эраст, как всегда серьезный и сдержано-элегантный, с печальными проницательными глазами на бледном лице, неспешно рассматривал обстановку столовой. — Не пытайся пользоваться своим дедуктивным методом, — проследил за взглядом брата Гуро. — Ничего не изменилось. Всё именно так, как и год назад. — Значит ли это, что ты по-прежнему днём и н-ночью пропадаешь на службе? — прожурчал баритон Эраста. — А разве может быть иначе? — усмехнулся Гуро. — Ты еще помнишь другого меня? — Еще как п-помню… Но рассчитывал, что ты хоть немного разнообразишь свои будни. — А я и разноображу. Раз в месяц бываю в театре, чуть чаще — в офицерском клубе, даже на охоту выезжал — не мог отказать князю Репнину. — Узнаю своего брата. Только если к стенке п-припрут. Приятный глубокий смех отразился от обитых темно-золотистым дубом стен небольшой, но уютной столовой. — Я на поводу не иду… Честь оказываю. — Вот теперь это точно ты, Яша, — улыбнулся Якову Фандорин. Слуги внесли первые блюда. Умопомрачительно пахнущая дичь, ароматные соленые огурчики, душистые грузди… Русская кухня во всей красе. У Эраста от вида и аромата захватило дух. — Ну, Яков П-петрович, знаете вы толк во вкусной и сытной еде. — Не жалуюсь. Небось соскучился по родному? Давай выпьем за встречу твоей японской отравы и отдадим должное умениям моего повара. — С б-большим удовольствием. Небольшое заикание, которое становилось заметнее в моменты нервного напряжения, лишь предавало шарма младшему брату. И Яков отчасти понимал многочисленных поклонниц, что старались привлечь к себе его внимание. Какое-то время в столовой было тихо, только неспешно тикали ходики и чуть слышно стучали приборы о тарелки. — И все же наша водка лучше, — констатировал скривившийся Яков. — Маса был п-прав, сказав, что саке это не тот подарок, который стоит дарить г-господину Гуро: «Вашему б-брату больше бы подошел самурайский меч…или подарочный к-кодекс самурая.» Гуро хмыкнул и позволил себе откинуться на спинку стула. — И он был прав, Расти… Фандорин вскинул удивленные глаза и перестал жевать, услышав детское прозвище. — Меня так сто лет никто не называл. — Привыкай. Я соскучился. Ну, а теперь доедай и рассказывай все, что можно о твоей последней миссии. Эраст не спеша прожевал тающую во рту индюшатину и, промокнув губы салфеткой, начал свой рассказ, а Гуро слушал, вновь попадая под мягкое, но неотвратимое обаяние своего сводного брата. Всегда безупречный, тонкий и элегантный младший брат снова напомнил Якову о детстве. Они были сводными братьями с разницей в возрасте в пять лет, которая в настоящее время совершенно не чувствовалась. Так случилось, что мать Якова умерла в родах и отец через три года женился на другой, а еще через два родился Эраст. Яша воспитывался у властного и сухого деда по материнской линии, Эраст же вырос в атмосфере любви и взаимопонимания с отцом и матерью. Братья не были очень близки, но каждый год совместно проводили лето в имении отца. Много позже, когда им уже было не нужно конкурировать за внимание и любовь отца. Эраст, который пошел по внешнеполитической линии и был блестящим дипломатом, и Яков, который служил в Третьем отделении, снова сошлись на почве работы. Якову потребовалась помощь при расследовании подозрительного самоубийства секретаря японского посольства. Благодаря дипломатическому таланту Эраста скандал удалось замять. С тех пор братья тесно общались в те редкие периоды, когда востребованный в разных уголках мира Эраст жил на родине. — Да т-ты меня совсем не слушаешь, Яш. Утомил я тебя своими байками. — Фандорин заметил задумчивость брата. — Ни сколько. У меня этих баек побольше твоего будет и все абсолютно правдивые, — хмыкнул Яков, стряхивая с себя накатившую неуместную сентиментальность. Привезенные Эрастом в подарок чудесные сигары дожидались мужчин на небольшом карточном столике темного дерева с изящными гнутыми ножками, который Яков прикупил по случаю. Отведав вкуснейших французских миндальных пирожных со свежезаваренным чаем, мужчины переместились в уютные кресла и Яков с наслаждением закурил. Эраст вел исключительно здоровый образ жизни, но ничего против ароматного дыма качественных сигар не имел. — У тебя всегда был отменный вкус, Эраст. — Не тебе жаловаться… — вернул комплимент Фандорин. Яков только хмыкнул. — Играешь? — кивнул на карточный стол младший брат. — Помилуй! Просто столик занимательный и довольно редкий, чтобы выпускать его из рук. — Так может?.. — Нет уж, уволь. Даже на интерес с тобой играть не сяду. — Тогда… п-проси сделать нам кофе, есть разговор. Умиротворенный Яков с интересом развернулся лицом к брату. — Серьезный? — Возможно. Это как посмотреть. Яков позвонил, отдав распоряжение молчаливому слуге, и весь превратился в слух. — Как ты знаешь, из Москвы до столицы я добирался… наемным экипажем. И вот на одной из станций п-пришлось целые сутки пережидать непогоду: лило как из ведра. — Знакомо… — Так вот, в то же самое время оказался там довольно п-приятный юноша. Ехал он в противоположную сторону из Петербурга в Москву, навстречу своей н-невесте… Думаю, наши ни к чему не обязывающие беседы ни о чем не переросли бы в ненужные откровения, если бы не большое количество дрянного спиртного на постоялом дворе и отвратительное ничегонеделанье. Юноша был… — Помилуй, у твоего юноши что, нет имени? — Есть. Но мне бы не хотелось, хотя… То, что я поведаю тебе, дальше рано или поздно откроет тебе его имя. Князь Константин Дмитриевич Шацкий. — Лично не был представлен, но наслышан о старшем брате. — В самом деле? — Да, известный мот и кутила. Младший же брат, как говорят в салонах, полная ему противоположность. — Ты прав. Молодой человек мне показался п-положительным. Его сопровождал немолодой уже почтительный слуга. — До того момента, как спиртное развязало ему язык? — вставил шпильку Гуро. — Ты всё такой же циник, Яш. Хотя той ночью он действительно п-перебрал, и я узнал то, что не должен был… Сначала появилось имя — Андрюша, и уже через четверть часа я знал, что юноша с этим именем был сердечным д-другом нашего князя… А потом на меня обрушился такой ворох информации, что чуть не накрыл меня с головой. О любви и смерти, дурных п-предзнаменованиях и вине, из которых я сделал один неутешительный вывод: мой собеседник был уверен, что виновен в смерти т-того самого Андрюши, которого по-прежнему любит, несмотря на то, что его уже нет в живых. Несколько раз за вечер князь п-порывался бежать к какому-то графу Данишевскому, чтобы п-призвать того к ответу. А потом начинал уж и вовсе заговариваться, говоря о мальчиках в клетках. Чтобы мой собеседник не уснул прямо за столом, я п-препроводил его в номер, вверив заботам слуги, а сам всю ночь просидел у себя над книгой — странные откровения про то ли реально, то ли в безумных фантазиях князя п-погибшего юношу не давали уснуть. Утром бледный и опухший Шацкий долго извинялся за вчерашний испорченный вечер, и оставил мне свою визитку. П-погода худо-бедно наладилась, и мы разъехались случайными знакомцами. Сам п-понимаешь, что задавать нескромные вопросы в такой с-ситуации… по меньшей мере глупо. — Странная история. Ты же обычно предпочитаешь держаться подальше от чужого грязного белья… — Уж больно неподдельным было его горе, Яш. Оно п-прорвалось через образ идеального благородного юноши, как молодой р-росток сквозь просохшую землю. Яков затих, понимая, что ступил на хрупкий лёд. Эраст всегда был его противоположностью: с благородными устремлениями, верой в справедливость и странным романтизмом, присущим героям новомодного романа Вальтера Скотта «Айвенго». И это при том, что будучи совсем юным, брат пережил страшную трагедию — потерял любимую невесту. Девушка, с которой он был помолвлен, попала под перекрестный огонь, когда вместе с женихом посещала званый ужин в российском консульстве в Стамбуле, где тот служил секретарем. Именно этот момент выбрали наемные убийцы, чтобы напасть на посла Российской Империи. Девушка умерла на руках Эраста. На память о том трагическом происшествии Эрасту досталось не явное, но примечательное заикание, седые виски в двадцать лет и полное погружение в работу на последующие без малого двадцать. Невеселые думы Гуро прервал слуга, принесший две чашечки умопомрачительно пахнущего кофе. — Яш, если я тебя попрошу кое-что проверить? — Существует ли на самом деле этот граф Данишевский и тот самый убиенный Андрюша? — Вот видишь, мне даже не пришлось ничего п-произносить. — У меня совершенно случайно пару свободных недель отпуска выдались, я хотел провести их в поместье, но… — Знаю, — улыбнулся Фандорин. — Что может быть интересней неразгаданной тайны, не так ли? — Ты составишь мне компанию? — Боюсь, что будет сложно объяснить наш с тобой общий интерес… — В таком случае, я поговорю с нужными людьми. А вот если нащупаю нужную ниточку, тебе придется, друг мой любезный, устроить мне приватную встречу с этим Шацким. — Помогу чем смогу… Ну, а теперь, Яков Петрович, расскажите-ка мне о вашей частной жизни. — И что тебя интересует? — Неужто не нашлось п-приятного благородного юноши, который неровно дышит к лучшему следователю Петербурга? — Увы, Расти… — А тот прелестный итальянец из миланской оперы? — Итальянец отбыл на родину. — Печально. — Ничуть. — Я сожалею, Яш. — Перестань. Тебе много проще, но я что-то не вижу счастливого блеска в твоих глазах. — Ты прав. Вот и отвлечемся от сплина, Яш, начнем новое расследование. — Вот за это стоит выпить.

***

— Хорошо хоть не в Полтавскую губернию… Язвительный голос Якова Петровича Гуро отразился от обитых темным сукном стен казенного экипажа. Его безмолвным собеседником была лишь сонная муха, один бог знает откуда появившаяся в закрытом пространстве и истово бившаяся в стекло, стремясь на свободу. — Удивительно хорошая дорога, никак не походящая на проселочную, — продолжил монолог сам с собой Гуро. Лучший следователь по особо важным делам III Отделения извлек из дорожного несессера изящный серебряный нож и любимую антоновку, откинулся на неудобную спинку сиденья, и, отрезав первый тонкий сочный ломтик, с наслаждением захрустел. Новое дело, которое показалось выдумкой воспаленного алкоголем сознания поначалу не вызывало у него особого интереса, и если бы не личная просьба Эраста, Яков Петрович не покинул бы свой уютный домашний кабинет этим довольно холодным и ветреным весенним днем. Весна наступала неспешно, как и всегда в Петербурге, но судя по зацветающим деревьям обещала быть теплой. Какие-то три часа по довольно приличному тракту и Яков Петрович уже в получасе езды от загородной усадьбы графа Данишевского. Как раз есть немного времени проанализировать ситуацию. Серебряный нож вернулся на место, а из дорожной папки были извлечены и разложены на колени и сиденье в мнимом беспорядке бумаги из нужного досье. — Так-так поглядим. Что вы за фрукт, дражайший Алексей… На несколько долгих минут Гуро погрузился в изучение бумаг под мерное покачивание экипажа и редкое стрекотание потревоженных сорок. Граф Алексей Данишевский, если верить докладной записке, был человеком далеко не бедным и очень непростым. Обедневший польский дворянин сорока пяти лет, в свое время удачно женился, получив в приданное за женой сталелитейные предприятия на Урале и в одночасье разбогател. Овдовел через десять лет брака, воспитывал единственную восемнадцатилетнюю дочь Елизавету. Пять лет назад прикупил старое поместье графов Алтуфьевых, практически поднял его из руин, разбил сад, уже два года как организовал пансион для мальчишек-сирот. Соседями Данишевские характеризуются исключительно положительно. Да, несколько холодны и высокомерны, редко собирают у себя шумные компании соседей, почти не выезжают в город и на охоту. Но в тоже время охотно ссужают друзьям и знакомым крупные суммы. Немногочисленные приемы в честь именин юной графини считаются самыми богатыми и изысканными. Но вот незадача — случилось неприятное происшествие, которое шокировало князя Шацкого и задело Эраста, но отчего-то не упоминалось оное ни в одном отчете местного полицмейстера. Замяли? Но, если это банальное самоубийство, то какой в этом смысл? Проще заполнить все бумаги, провести расследование, закрыть дело и спать спокойно, чем заниматься укрывательством. Перебирая бумаги, Яков Петрович раздумывал о том, для чего ему эта банальщина, отчего он так легко согласился на авантюру, предложенную Эрастом. Все же инкогнито прибыть в поместье ему не позволит известность и статус государева служащего… и всё же, всё же. Он едет, без бумаг, лишь с устного одобрения генерал-губернатора, которому самому давно интересна усадьба «Темные омуты». Слишком хороша у Данишевского псарня, да и борзого щенка на именины внучке хотелось бы подарить. Псарня Гуро тоже заинтересовала, но по совершенно иной причине. Зачем она человеку, чрезвычайно редко выезжающему на охоту? Яков Петрович задумался, устремив взгляд на проплывающий мимо пейзаж. Цветущую мелкими белыми соцветиями рябину и густой боярышник, за которым поблескивала вода. Озеро или запруда. Было не разглядеть. Но вот уже вдали мелькнули первые строения и экипаж достиг изящных кованых ворот, украшенных изображениями то ли цапель, то ли журавлей. Гуро не разглядел. Кучер повелительно крикнул, послышался недовольный бубнёж и экипаж вкатил на территорию усадьбы. Сторож, молодой мужчина довольно крепкого телосложения, поклонился. — Вас ожидают в главном доме, ваше высокородие. Хотелось, конечно, прибыть неожиданно, словно снег на голову, но, чтобы соблюсти приличия и придать своему визиту некоторую частность, пришлось отослать письмо и дождаться приглашения. К необычайно мягкому и доброжелательному письму Гуро было приложено рекомендательное князя Шацкого, с которым еще раз обстоятельно и на трезвую голову поговорил Эраст. Не сказать, что из этого разговора они с братом узнали что-то новое. Молодой князь поведал, что пансион для благородных и талантливых юношей сирот, которые находились на полном обеспечении Данишевского, был известен в округе. Граф сам подбирал воспитанников, которые отличались талантом танцоров, музыкантов, поэтов и писателей. В поместье устраивали театральные представления, музыкальные и литературные вечера, на которых присутствовали избранные окрестные помещики и господа из Петербурга. На одном таком вечере Константин Шацкий и встретил своего прелестного эфеба, который играл на арфе и восхитительно пел. Потом были редкие, но целомудренные свидания на территории поместья, чувства были пылкими и взаимными до того самого момента, когда Константин рассказал юноше о предстоящей женитьбе. Он хотел предложить Андрюше содержание и статус тайного любовника, но тот не захотел ничего слушать… А через три дня пришло письмо от графа, что Андрей погиб. Проехав еще немного, Яков Петрович остановил экипаж. — Ты, голубчик, следуй к главному дому. А я пройдусь, ноги разомну, да воздухом свежим подышу, — обратился он к кучеру. «Осмотреться без надсмотрщиков за плечом никогда не помешает» Возница откланялся и не спеша двинулся вперед, а Яков Петрович с наслаждением потянулся. Передернув плечами, — после теплой кареты холодный загородный воздух пробирал до костей, — Гуро тоже двинулся вперед, но не по главной дороге, а по тропинке, которую приметил еще из окна кареты. Уже через пять минут прогулки Гуро должен был признать, что поместье действительно огромно, а устройством сада занимаются с любовью и знанием дела. Ровные тенистые аллеи. Липы и клены. Яблони и вишни. Ухоженные акации, стройные ряды молодых розовых кустов. Все гармонично уживалось вместе. Новые дорожки облагораживались гранитом и мрамором. Граф действительно не бедствовал. Засмотревшись на совершенно точно искусственно вырытый пруд и изящный мостик над ним, казавшийся миниатюрной копией венецианских, Яков Петрович не сразу заметил одинокую фигурку, склонившуюся над книгой. Неожиданно появившийся перед взором читатель сидел на скамье под раскидистой ивой на другой стороне пруда. Он был поглощен чтением, и не заметил появления мужчины в экстравагантном красном пальто. Лицо юноши, (а то, что это был юноша, стало понятно по черной крылатке, которая полностью окутывала его хрупкую фигуру), было завешено неопрятными темными прядями. Гуро с интересом прищурился, но решил не подходить к зачитавшемуся мальчишке. Успеется. Если он живет в усадьбе, то от пристального внимания лучшего следователя столицы ему не скрыться.