***
Можно было попробовать отыскать Оксану на половине её госпожи или на кухне, но Гуро давно понял, как умна эта девушка и решил довериться своей интуиции. Он поднялся с первыми петухами и отправился тем же путем, что и пару дней назад. Предположение оказалось верным. Девушка ждала его на той самой лужайке, где показала альбом хозяйки с пугающими набросками. — Господин Гуро, я здесь, — позвала она Якова, стоя в тени кустов сирени, обрамляющих лужайку и кутаясь в тонкую шаль от утренней прохлады. — Доброе утро, Оксана. — Гуро приветственно кивнул. — Я прочел вашу записку. Сейчас хочу услышать то, что вы бумаге доверить не могли. — Я согласна. Только пообещайте, что защитите госпожу, она абсолютно беспомощна и во всём зависима от этого изверга. — Вы имеете в виду её отца? — Да. — Девушка опасливо оглянулась, словно ожидая нападения. — У меня мало времени. Вы лучше спрашивайте… — Хорошо, тот вечер, что состоится… Он будет проходить в красной гостиной? — Да. Вы ведь там были, — не спрашивала, утверждала девушка. — Только это будет не простой спектакль, как всегда, а инициация… — Не понимаю… — Ну… они так это называют, а на самом деле после спектакля будут проводить аукцион… где все желающие могут купить себе нового мальчика… Гуро выжидательно смотрел на Оксану, которая прятала глаза. — Но когда я был на подобном спектакле неделю назад, никакого аукциона не было… — Он бывает редко и только с юношами которые… которые еще не были с мужчиной. — Девушка замолчала, пытаясь унять дрожь. — Я понял… И этими юношами на этот раз будут Гоголь и Бинх? — Да… Они последние, кому уже исполнилось шестнадцать, — обреченно кивнула Оксана. Яков Петрович почувствовал себя так, словно его с ног до головы окатили ледяной водой. Ведь было… было нехорошее предчувствие. Но услышать вот так… как легко продаётся чужая невинность. Не в раннем темном средневековье, а сейчас и здесь в просвещенном девятнадцатом веке. — И насколько большие суммы зарабатывает на этой гнусности ваш… Оксана так гневно сверкнула глазами, что Гуро осёкся. -… граф Данишевский. — Этого я не знаю. Как не знаю и лиц, что в этих аукционах участвуют. — Позвольте еще вопрос, Оксана? — Да, конечно. — Тот юноша, что похоронен за кладбищенской оградой, тоже был куплен на аукционе? — Да. Но там было совсем иное. — Простите? — Они любили друг друга, — просто произнесла девушка. — Андрей и тот господин… — Спасибо, Оксана. Я очень ценю вашу откровенность. Но откуда вы так хорошо осведомлены? Для юной девушки подобные знания обременительны. — Я уже привыкла, Яков Петрович. А остальное… Скажем так: я умею видеть и слышать. — Обещаю вам, что постараюсь сделать все, что в моих силах и для этих юношей, и для вас с госпожой. И еще, вы можете доверять господину Фандорину как и мне. Встречаться будем здесь, письма при необходимости передавайте с бельём. До воскресенья нам надо многое успеть. — Хорошо, я все поняла. — Завтра утром я дам вам письмо, которое прошу передать Николаю Васильевичу лично в руки. Сумеете? — Сделаю… До завтра, господин Гуро. — Будьте осторожны, Оксана. Девушка поклонилась, скрываясь в противоположной стороне поляны. Яков бы с удовольствием послушал еще птичьи переклички, если бы в груди не поселился отвратительный холод. Стоило только представить Колю под прицелом нескольких десятков масляных похотливых глаз, как Якова накрывала первобытная ярость.***
Коля не спал всю ночь. В странном невесомом состоянии между сном и явью он провел много мучительных часов. К нему являлся и улыбающийся Андрюша, зовущий за собой, и смеющийся Ванечка в каких-то пестрых одеждах, а ближе к утру пришел он, легко касался лаской щеки и смотрел с теплой укоризной. Слезы не заставили себя ждать. Когда утром за ним с Сашей пришел Август, Коля был абсолютно разбит, но управляющего это совсем не волновало. — Собирайтесь, сегодня у вас занятие в салоне. — Это еще в каком салоне? — подозрительно покосился на Августа Саша. — Сами все увидите, Бинх. А если не поторопитесь, то лишитесь завтрака. И вот они уже стояли у двери незнакомого салона, в котором, (как Коля думал ранее), проводятся занятия танцами у младших воспитанников. Оказалось, что внутри их уже ждали и компания эта была отнюдь не приятной. Отвратительно довольный собою Ванечка Александров и насмешливо щурящиеся два его прихвостня. — И что мы тут делаем? — спросил у Гофмана Бинх, едва завидел расположившееся на диванчике трио. — Сегодня у вас совместная репетиция нового спектакля. А так как Иван у нас один из лучших актеров, его сиятельство приставил его к вам наставником. — Наставником? — Бинх чуть не рассмеялся прямо в лицо управляющему. — Этот? — Прекратите паясничать, Бинх. Иначе я все же познакомлю вашу спину с розгами. — Только попробуйте, — огрызнулся Саша. — Сценарий на столе. У вас, Александров, — обратился Гофман к Ванечке, — есть день, чтобы обучить этих деревенщин хотя бы сносно двигаться. — Слушаюсь, господин Гофман. Управляющий поспешил вон, а Ванечка соскользнув с дивана и, невесомо ступая, приблизился в своим ученикам. — А ты чего молчишь, писарчук? — хмыкнул он, глядя на отступившего от него Николая. — Язык проглотил? — Мне с тобой разговаривать не о чем. — Ну конечно. Ты же только с такими тупоголовыми, как Бинх, общаешься. — А ну замолкни. — Саша закрыл собою друга. — Будешь учить — учи. А не то разукрашу твою физиономию. Тут же за спиной Ванечки выросли близнецы. — Ладно, давайте заниматься. — Коля поспешил разрядить обстановку, потянув друга за руку- Где сценарий? — Держи. — Александров хмыкнул и протянул ему несколько листов. Углубившийся в чтение на какое-то время, Коля опешил. — Тут… тут же нет ничего от изначального… — Что же ты такой тупой, Гоголь? Все именно так и было. — Вовсе нет! Нарцисс никогда не был возлюбленным Аполлона. Он был влюблен в нимфу Эхо и наказан Афродитой за своё к ней равнодушие неразделённой любовью к самому себе… — Какой ты у нас осведомленный, — рассмеялся Александров. — А господину графу больше нравится наш сценарий. Где Аполлон снимает с Нарцисса проклятие и они наслаждаются любовью друг к другу. — А для чего мы вам нужны? Ставили бы свою пошлятину сами, — резонно заметил Саша. — Мы так красиво, как вы, ходить не умеем и улыбаться, как болванчики тоже. — А вы учитесь. Даже если будете просто за спиной Аполлона с опахалами стоять — это нужно делать кра-си-во, — слащаво протянул Александров. Коля смотрел на высокого яркого Ванечку, с тонкой талией и осанкой сказочного принца, на его злые, но такие прекрасные васильковые глаза, опушенные длинными ресницами, и ему хотелось никогда больше не видеть себя в зеркале, а еще лучше — умереть. Потому что как… как его бледная кожа, сутулая фигурка и тонкие жидкие волосы могут сравниться с шелком этих кудрей, изяществом этих стоп и красотой этого глубокого голоса? Ни один здравомыслящий человек не посмотрит на него после того… после того как брал в постель такого красавца как Ванечка. Яков Петрович конечно же не слепой и не идиот чтобы выбрать его. Значит эта прогулка лишь игра… тонкое издевательство от скуки. — А если мы не хотим в этом участвовать! — стиснул кулаки Саша и дернул к себе за спину задумавшегося друга. — Ты, Бинх, опять в карцер захотел и дружка своего решил за собой утащить, — оскалился Павел. — Мы это вам можем устроить. — А пусть бы и в карцер, чем эти бесстыжие тряпки на себя напяливать, — кивнул Бинх на разложенные на скамье у стены полупрозрачные одеяния. — А твой красавчик, что тебя по аллеям выгуливает, один будет прогуливаться или кого-нибудь из нас пригласит? — поддержал брата Михаил. Коля с ужасом увидел, как друг пошел красными пятнами. — Что ты сказал? — То и сказал. Это же не я со взрослыми господами по кустам обжимаюсь. — Ах ты… — Саша, Саш, не трогай их! — Коля практически повис на друге, стараясь удержать. — Видишь же, они специально! Им только того и нужно, чтобы мы в карцере оказались. — Пусть не трогают Эраста Петровича, — Саша блестел глазами и тяжело дышал. — Успокойся, я прошу тебя. — Разбежались, — рявкнул Ванечка на близнецов. — У нас и так времени в обрез. — Говори, что делать, — Коля отпустил дрожащего от злости друга и нетерпеливо перелистывал сценарий. — Мы всё поняли и готовы приступить. — Ну вот и чудно. Не совсем еще дикий, писарчук. — Не пытайся меня оскорбить. Если так нужно графу, мы будем в этом участвовать. — Гоголь, ты говоришь об этом так, словно я тебя заставляю на барщине спину гнуть. — Это в разы хуже. — Дурак. Если ты понравишься зрителям, то твоё будущее обеспечено. Эти мужчины очень, Гоголь, очень влиятельны. Коля зажмурился вновь от ненавистного «будущего» — Как же я сразу не понял! — Саша внимательно разглядывал вещающего Ванечку и медленно прозревал. — Это ведь не просто спектакль, да? И зрители наверняка не те что приходят на литературные вечера… Вы…вы там как непотребные девки… — Ты… Да как ты смеешь, дурачок деревенский? Да что ты понимаешь? — Я ведь прав? Бинх смотрел так смело и открыто, что Ванечка на мгновение стушевался, но лишь на мгновение, тут же с еще большим жаром продолжил доказывать свою правоту: — Это искусство и в этом нет ничего зазорного. — Искусство?! Да он вас использует, а вы… — Да если хочешь знать, нам это нравится. Очень! Близнецы услужливо поддакнули, держась подальше от Бинха, продолжающего сверлить их глазами. — Да если хочешь знать, — продолжил Ванечка, — на воскресном спектакле будет и твой обожаемый Эраст Петрович и его старший брат, который уже заметил меня и оценил по достоинству. — Ах ты подстилка графская! — зашипел Саша, чувствуя, как от ярости пылает лицо. — Как ты смеешь… — Не трогай меня, дикий деревенщина! — заголосил Ваня. Коля осознал, что делает что-то не то, лишь неоднократно с наслаждением приложив по Ванечкиному прелестному личику многострадальным сценарием. Только вмешательство Августа, явившегося на крики отбивающих своего предводителя близнецов, предотвратило возможное кровопролитие.***
Гуро считал, что явился в комнаты Данишевского уже самим собою. Холодным и спокойным, циничным и жестким профессионалом. Он был готов услышать то, что наверняка ему предложат. Как же он ошибся. — Яков Петрович, а вот и вы. А я вас ждал. Присаживайтесь. Граф потягивал кофе из маленькой изящной чашечки и почитывал свежую прессу. — Благодарю. Гуро опустился в кресло напротив. — Я хотел напомнить вам о завтрашнем вечере, (он, надеюсь, будет для нас всех незабываемым), и предупредить, что на этот раз нас ждет еще один аттракцион. — В самом деле? — Гуро улыбнулся уголками губ. — Интригуете. — Отнюдь. Спешу вас обрадовать. Завтра вы сможете приобрести не только благосклонность, но и невинность нашего Коленьки. Ведь я не ошибусь, друг мой, если скажу, что мальчик пришелся вам по вкусу? — Приобрести?.. Яков был рад отработанному до автоматизма умению в любых ситуациях держать себя в руках. Но сегодня он, кажется, превзошел самого себя и даже дал фору Эрасту. — Небольшой приватный аукцион. Только представьте: прелестные полуобнаженные мальчики в золотых клетках, словно сказочные жар-птицы, чуть прикрытые тонким шелком тела… — Увлекательно… — Скажу по секрету: Коленька, несмотря на свою дикость, кусочек очень лакомый, потому желание приобрести его будет у многих моих постоянных клиентов. Данишевский красовался, он вел себя даже не как полноправный хозяин подневольного раба, а скорее как «кот»*. — Думаю, что моих средств хватит чтобы не упустить… этот кусочек, — расплылся в хищной улыбке Гуро, мечтая даже не о бокале, а о бутылке бургунского, что так хорошо прочищало мозги и успокаивало нервы после боя в 1812 году.***
Эраст ожидал его, сидя на той же скамье, на которой еще вчера Яков грел ледяные колины руки. Выслушав рассказ брата, Фандорин вгляделся в его посеревшее лицо, и понял, как же хорошо, что он приехал. Когда Гуро на взводе, низвергаются небеса. Сейчас это было видно невооруженным глазом. Даже любимая трость Якова яростно билась о блестящую кожу его сапога, словно хвост рассерженного гепарда. — И что ты решил, Яш? — успокаивая, Эраст осторожно положил руку на плечо брата. — Я закрою всю эту богадельню. Но для этого надо вытащить отсюда Колю, и я это сделаю. — Выкрадешь? — абсолютно серьезно высказал предположение Фандорин. — Зачем, Расти? Мне пока не с руки ссорится с хозяином дома — может и сбежать. Поэтому я просто куплю мальчика. — Купишь? — Ты сомневаешься в моей платежеспособности? — Вовсе нет. Но это так на тебя н-не похоже. Настолько погружаться в дело лично. — Думал, что я натравлю на графа жандармов и буду наблюдать со стороны? — Что-то вроде того. — Мне жаль этих мальчишек… Им не нужна подобная слава. — Скорее, одного мальчишку? — мягко проговорил проницательный Фандорин. — Это из-за него т-ты сам не свой? — Ты не прав, Расти. Я хочу вытащить их всех… Но тех двух, которым грозит этот чертов аукцион, особенно… Они ведь даже не догадываются, что их ждет. — Гуро перехватил руку брата и пожал. — И опустим пока всю эту романтику, не до того. — Как скажешь, Яш. А если выкупить обоих? — Боюсь. что это будет выглядеть подозрительно. — Гуро поднялся и зашагал к озеру, сожалея, что сегодня в душевном раздрае не захватил угощение для птиц. — Отнюдь нет, если Александра выкуплю я, — решительно сказали за его спиной. Яков обернулся к брату. — Ты серьезно? — Разве о таком шутят, Яш? — Ты прав, это может быть выходом из ситуации, а в свете твоих частых встреч с этим Сашей… — Вот именно. — Хорошо. И, Расти, ты ничего не хочешь мне сказать? — О чём? — Ну, возможно об этом самом мальчике. — Он очень старательный и сообразительный ученик. — Конечно… конечно. — А теперь, с твоего позволения, я пойду к нему, — улыбнулся Фандорин. — Постараюсь предупредить так, чтобы не напугать и не быть слишком откровенным. — В чем в чем, а в искусстве дипломатии ты всегда был непревзойденным мастером, — ответил Яков. — Ступай, я буду у себя. Фандорин направился к учебному корпусу усадьбы, а Гуро вернулся в свои апартаменты, впервые абсолютно не представляя, как будет составлять короткое послание к человеку, одна мысль о котором уже вызывает настолько сильные, ранее неведомые чувства.***
Саша мерил шагами классную комнату, в которой ожидал появления Эраста Петровича. В голове был полный сумбур. Этот странный спектакль не выходил из головы. Интуиция била в набат, кричала о чем-то очень, очень нехорошем. Слишком фривольным было действо. А страшная догадка переросла в уверенность, когда бесстыжий Ванечка стал хвастаться своими сомнительными подвигами. На бледного, дрожащего от стыда и злости Колю смотреть было страшно. Саша таким друга еще никогда не видел. Былая апатия Гоголя словно куда-то исчезла. Юноша с горящими голубым пламенем глазами впервые полез в драку, и при этом очень не литературно поносил обидчика. Кажется, даже Ванечка опешил от такого напора. И сидеть бы им обоим в карцере, если бы не этот злополучный спектакль. Решено, он поговорит с Фандориным. Тот же просил быть откровенным, и сам еще не разу не обманул, прикрывал перед Августом, рассказывал потрясающе интересные вещи о странах, что есть где-то далеко за морем, тепло улыбался ему, Саше… Так ему улыбалась только матушка и это было очень давно. Эрасту Петровичу хотелось верить, его хотелось видеть рядом, с ним хотелось говорить… А еще так хотелось спросить: правда ли то, что сказал этот гнусный Александров? Неужели Фандорин опустится до посещения подобного… А если неправда? Как после этого смотреть в его глаза? А если не спрашивать, то Саша измучается от неизвестности. И почему, почему вдруг стало так страшно и больно, когда Саша представил Эраста Петровича рядом с Ванечкой… да даже с этими гнусными близнецами. Неужели то, на что они намекали правда, и он… Ну уж нет… Он просто дружит с наставником, человеком на двадцать лет старше… Это просто дружеское влечение и точка. А все остальное фантазии. Бинх так глубоко задумался, что даже не заметил, как в классе неслышно появилась причина его тяжких дум. — Добрый день, Александр. Саша обернулся и… вся его решимость противостоять странному влечению куда-то испарилась. На него смотрели с таким участием и тревогой, что Бинх понял, что-то случилось или вот-вот случится. — Здравствуйте, Эраст Петрович. — Присаживайтесь, Саша. Разбирать новую тему будем чуть позже, а пока у меня к вам серьезный разговор. Прошу отнестись к нему с должным вниманием. — Я слушаю вас, Эраст Петрович. ________________________________________ * «кот» — термин, которым обозначали в Российской империи сутенёра (сводника, владельца публичного дома) мужского пола в XIX-начале XX веков.