Тёмные омуты

Коля смотрел на себя в огромное ростовое зеркало в позолоченной резной раме и отказывался верить своим глазам. Неужели в таком отвратительно неприкрытом виде полуобнаженного эфеба ему придется показаться на глаза абсолютно незнакомым людям? Да он даже в своей комнате старался переодеваться в целомудренной полутьме, загасив свечи. Из зазеркалья на него глядел бледный худой юноша, на лице которого горящими сапфирами выделялись глаза, прекрасно оттененные бирюзой тонкой туники, вышитой по неровному краю стеклярусом, а может — и настоящим жемчугом, кто знает. Искусанные от нервного беспокойства губы некрасиво подрагивали, а тщательно вымытые и расчесанные волосы неприятно лезли в глаза. Коля чувствовал себя так, словно был полностью обнажен. К тому же он стал ощутимо мерзнуть, ведь на босые ноги были надеты лишь сандалии из мягкой кожи, тонкие ремешки которых невесомо обвивали щиколотку. Коля залился румянцем, вспомнив, как вчера к ним с Сашей наведался доктор с уверениями о том что «необходимо осуществить удаление ненужной растительности на телах», но Бинх, как только понял, о чем речь, выставил эскулапа вон, а явившегося скандалить Августа урезонил тем, что если их с Колей не оставят в покое, он пойдет за защитой к господину Фандорину и тогда уж точно никто их не заставит участвовать в спектакле. Тем же вечером на тумбе у кровати Коля обнаружил письмо. Сердце как-то странно забилось, когда он дрожащими руками разворачивал послание… «Николай Васильевич, прошу прощения если я вольно или невольно обидел вас в последнюю нашу встречу. Хочу предупредить вас о том, что наслышан о предстоящем спектакле и вашем в нём участии. Прошу не паниковать и не волноваться, что бы ни произошло будущим вечером. Уверяю вас в полном к вам своём расположении и готов предложить вам…» — Эй, Коля! — это к зеркалу подошел уже Бинх, которого обрядили в очень похожий наряд, только туника на нём была изумрудной, под стать золотистым кудрям, в которых терялся венок из маргариток. Такой же украшал темную макушку Коли. Неприкрытый намек на драгоценную невинность был оскорбительным. — Ну что ты застыл статуей, подвигайся, а то околеешь. — Ты прав, — благодарно улыбнулся Коля, и принялся мерить шагами узкое пространство комнаты, что сегодня служила им костюмерной. — Не переживай ты так… Может, и не будет никакого аукциона, про который Эраст Петрович предупредил. Но если будет ты же понял, как себя вести? — Понял… — протянул Коля снова вспыхивая. Даже слушать Сашу ему было неловко, а уж представить… — Боюсь, не смогу выдержать все эти взгляды. — Ты думай о том, что все это закончится. И не смотри на меня такими глазами… — Понимаешь… там будет он. — Яков Петрович? — Шшшшш…тише! — Ну это же хорошо… — Чем, Саш?.. Такой стыд… — Вот и веди себя так, чтобы он тобой восхищался… Коля недоуменно взглянул на друга. — Чем восхищался? Да я от страха даже рассмотреть его не смогу в этой темной зале, чтобы хоть немного успокоиться. — Слушай, а пойдем-ка посмотрим на гостей, пока нашего надсмотрщика нет, а Нарцисс со своими подпевалами к графу подались. — Да ты что? А вдруг кто увидит? — Мы туда и обратно. Саша схватил друга за руку и они вместе преодолели темный коридор, неслышно скользнув в одну из дверей красной залы, а оттуда — за громоздкие декорации. Через маленькую щель был хорошо виден еще освещенный зал, где размещались гости. Они и правда были совсем не похожи на тех других, что посещали музыкально-литературные вечера. В уютных креслах перед низкими столиками с закусками уже сидело несколько гостей, все они были зрелыми, если не сказать пожилыми мужчинами. Сердце Коли учащенно забилось, когда в скрытую портьерой дверь вошли еще двое мужчин. Один в идеально отглаженном черном фраке и белоснежной рубашке что-то чуть слышно говорил другому. Коля знал из рассказов Саши, что братья очень похожи, но чтобы настолько… Нет, конечно младший выигрывал в стройности и тонкости черт, но в нем чувствовалась некоторая нервность, в то время как в старшем ощущалось больше спокойствия и даже вальяжности. Объединяло братьев умение держаться с королевским достоинством и врожденный аристократизм, который не купишь за все сокровища мира. Яков Петрович в глазах Коли всегда был необыкновенно привлекателен, но сегодня в расшитом жилете и ярко-лиловом шейном платке, заколотом драгоценной булавкой, казался абсолютно недосягаемым божеством. А эта легкая холодная усмешка на губах и веселость в темных глазах совершенно не могли принадлежать человеку говорившему с ним у озера, написавшему то участливое письмо с обещанием поддержки. Перед ним был сластолюбец и хозяин жизни. Мужчины расположились прямо перед сценой, кликнув услужливого слугу с подносом шампанского и раскланялись с окружающими. Со стороны могло показаться что пришли они сюда лишь для развлечения. — Ну-с Яков Петрович, слышал, что вы мальчика моего решили перекупить? — обратился к Гуро подошедший грузный рыжеватый мужчина. — Отчего же вашего, дорогой мой Федор Михайлович? Аукцион еще не завершился и даже, позволю себе заметить, не начался. Коля не мог больше этого слушать и, дернув за собой друга, на подгибающихся ногах рванул прочь. — Коль, да куда же ты сумасшедший? — Зачем он так, Саш, словно такой же как они все. Видеть его не могу! — Так он же для тебя, дурочка, старается, — пытался образумить друга Саша.- Это же просто игра на публику! Они заскочили в комнатку, что стала им на сегодняшний вечер и костюмерной и гримерной и налетели на разозленного Августа. — Где вы шляетесь, через двадцать минут начало… Бинх, идите к графу за последними наставлениями. Гоголь, вы за ним. После немедленно сюда. Гости ждать не любят.

***

Коля почти не дышал, когда зазвучали флейты в руках сосредоточенных близнецов. Парчовый занавес неспешно раскрылся с их с Сашей помощью. Оба остановились на авансцене, освещенной десятками свечей. Зрительный зал же тонул в полумраке. Саша и Коля преклонили колени, дожидаясь появления главных действующих лиц и чувствуя на себе внимательные оценивающие взгляды. — Убили… Его сиятельство не дышит! В комнату ворвался управляющий и остановился прямо перед сценой, беспомощно разводя руками. За ним вбежал бледный как мел Ванечка. Музыка оборвалась… — Господа. Граф…он…не дышит. А потом, будто что-то вспомнив, ринулся к сцене. — Это ведь ты, маленький звереныш? — зашипел Гофман на Колю. — Ты последним заходил в его кабинет! Коля распахнул глаза, ошарашенно вслушиваясь в сбивчивую речь Августа, но с колен подняться не решался, лишь беспомощно подался назад. Со своего места решительно встал Гуро, а за ним и его брат, и только тогда Коля понял, что всё происходит на самом деле, а не снится ему в очередном кошмаре. — Где он? — бросил Гуро Августу. — У себя в кабинете. — Идете со мной и ни слова больше. — Жестко припечатал Гуро, с наслаждением замечая, как бледнеет Гофман. — Остальных гостей запереть в их комнатах, из поместья никого не выпускать. Эраст, проследи. — Прошу за мной, ваше благородие! — подобострастно прогнул спину Гофман. Перед тем, как проследовать за Гофманом, Яков легко поднялся на сцену и, подняв Колю с колен, накинул на него свой сюртук, прошептав в висок: «Идите к себе. Никуда не выходите и ничего не бойтесь». Коля хлопал глазами, не веря в то, что все ужасы, на которые он так долго и спешно настраивался, остались позади, а на его плечах лежит пахнущий терпкой горечью сюртук. — Я-Яков П-Петрович, я не убивал. — Знаю. — Теплая рука соскользнула с плеча, ласково мазнув по запястью. Бинх же сориентировался быстрее. Сам прошел в кулисы, где и был перехвачен Фандориным. — Саша, — окликнули его мягко. — Не оставляйте Колю и н-никому не открывайте двери комнаты, пока я не приду. Эраст Петрович едва заметно кивнул на взволнованных и обозленных отменой представления гостей, один из которых, тот самый, что мечтал обставить Гуро на отвратительных торгах, не отрывает жадного взгляда от Коли, которому что-то на ухо шептал Яков. — Слушаюсь, Эраст Петрович… Сделаю, как говорите. — И еще, постарайтесь спокойно п-припомнить, что с вами сегодня происходило. Час за часом, минута за минутой. Нам может это п-понадобится. — На плечи Саши тоже легло тонкое сукно сюртука. — Не стоит, Эраст Петрович. Фандорин нахмурился и Бинх сдался, без экивоков пропихивая руки в рукава чужого сюртука. — Заберите Николая Васильевича и б-бегом к себе. — А-а вы? — А мы, Саша, скорее всего будем работать всю ночь. — Работать? — Ах, вы же не знаете. Яков лучший дознаватель П-петербурга и теперь не успокоится, пока не найдет убийцу. Ну, а я — скромный дипломат, но тоже кое-что умею. Саша стоял как громом пораженный. — Вы расследуете преступления? — Не я, а Яков Петрович. А теперь выполняйте указание, Александр Христофорович. — Слушаюсь. Саша сорвался с места, восхищенно блестя глазами. Настоящее убийство! Настоящий следователь! Только вид бледного друга, провожающего нечитаемым взглядом спину Гуро вернул Сашу с небес на землю. — Коль, пойдем скорее. Юноши скорым шагом устремились в своё крыло, а за их спинами прозвучало: — Господа, минутку внимания. В связи с трагической смертью г-господина Данишевского прошу вас проявить п-понимание и остаться в выделенных вам комнатах до прибытия господ из управления.

***

Гуро коршуном влетел в кабинет хозяина поместья, ожидая увидеть лужу крови, пистолет или окровавленный нож, но все оказалось намного сложнее. Данишевский лежал на ковре, неуклюже поджав под себя ноги, белая туника Апполона была задрана, оголяя обнаженные бедра и ягодицы (видимо, для исторической достоверности под сценическим костюм граф не надел белья). Руки были неестественно выгнуты, тело перед смертью скрутила судорога, а из приоткрытого рта вытекала пузырящаяся слюна. В нескольких метрах от тела валялся початый бокал, покрытый мелкими трещинами, видимо, выроненный убитым при падении. На столе, на котором были разложены какие-то бумаги и папки, нашлось то, что привлекло внимание Якова. Серебряный поднос, на котором стоял графин с вином. Гуро подошел поближе и, внимательно осмотрев графин, принюхался к содержимому. У графа был хороший вкус. Отменный итальянский миндальный ликер пах потрясающе. Яков усмехнулся. Орудие преступления, лучше которого не придумаешь. С подобным Яков Петрович уже однажды сталкивался. Миндальные ликеры отлично маскируют запах цианида. Список подозреваемых ширился и множился, хотя основные гости исключались из числа подозреваемых, ведь чтобы засыпать в этот графин яд, нужно как минимум знать про слабость графа к итальянскому ликеру, а как максимум — быть вхожим в домашние апартаменты хозяина поместья. В кабинет заглянул Эраст и Гуро пригласил его пройти кивком головы. Фандорин в одно мгновение оценил обстановку. — Отравление. — Как видишь, убийца не мудрствовал лукаво. Всё понятно для того, кто умеет видеть. — Я хотел п-послать человека с письмом, но думаю, что в такую грозу ехать опасно. В это мгновение, словно подтверждая слова Эраста, за окном ощутимо сверкнуло и послышались отдаленные раскаты грома. — Обождем до утра. — Начнешь расследование в одиночку? — Думаю, что я знаю с чего начать. — Гуро склонился над Данишевским, мертвые глаза которого смотрели на мир с застывшим ужасом. — Жаль, что эта тварь так легко отделалась. — Яков скрипнул зубами так, что Фандорин поморщился. — Согласен, но мы должны быть благодарны нашему отравителю, который оборвал эти н-непристойные мерзости. Гуро резко развернулся к брату. — Это первое, о чем я подумал, когда этот сумасшедший Август начал голосить. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду испытывать такую явную благодарность убийце… Настолько сильную, что готов на многое закрыть глаза. — Что ты задумал? — Увидишь, — улыбнулся вдруг Гуро. — С прислугой, воспитанниками и домашними будем говорить с утра, Елизавета Алексеевна пусть спит спокойно, а вот господ гостей я хотел бы разговорить прямо сейчас. Под шумок можно многое вытрясти из этих извращенцев. — Яш, я прошу тебя. Не руби с п-плеча и будь осторожен. — Не учи старшего, Расти. Лучше садись, поработаешь у меня писарем. Фандорин явственно видел, как в брате просыпается так присущий ему охотничий азарт. — Слушаюсь, ваше благородие, — отозвался Эраст, чувствуя, как его отпускает былое напряжение. — И, Расти, пригласи сюда Августа, чтобы воду не мутил и наведайся к мальчишкам. — Хорошо. Фандорин вышел, а Яков снова прошел к бездыханному телу. — Ну что же, господин граф. Жаль, вы уже не можете мне ответить, кто же стал тем карающим десницей, что прервал вашу никчемную жизнь. Желающих, как я понимаю, было великое множество.

***

Сашка с отвращением сорвал с себя тонкие шелковистые тряпки и облачился в привычную ученическую форму и только тогда заметил, что Коля так и сидит на краешке своей кровати, кутаясь в сюртук с чужого плеча так, словно тот был способен укрыть его от всего враждебного мира. — Коль, ты переодевайся, — начал осторожно Бинх. — Если хочешь, я отвернусь. — Саш, а вдруг они решат что я и есть убийца? — Ты что, заболел? Когда ты начал всерьез воспринимать этого сумасшедшего Августа. — Но я же правда был последним, кто заходил в кабинет. — Этого мы не знаем, — почесал в затылке Бинх. — И что граф тебе сказал? Коля опустил глаза. — Сказал, чтобы я не смел что-либо выкинуть во время спектакля и после… Иначе обещал продолжить то, что случилось в тот вечер, когда ты меня спас. — Вот тварь. — Сашу передернуло от злости. — А мне опять карцером угрожал. — Выходит, этот убийца нас спас от этого аукциона… — В-выходит. Да что ты вцепился в этот сюртук. — Саша попытался помочь другу, но получил лишь полный укоризны взгляд. — Ну ладно, как хочешь… Пожрать бы… Надеюсь, Эраст Петрович к нам все же зайдет. — Эраст Петрович? Что же ты раньше не сказал? — попенял другу Коля. Он аккуратно снял и уложил на подушки драгоценный сюртук Якова и принялся быстро переодеваться. Несколько минут прошли в полной тишине, пока Бинх не решился спросить. — Коль, а у вас с Яковом Петровичем… что? Гоголь странно вздрогнул и порозовел. — Что? — Да ладно, понял я всё… Коля покраснел еще гуще и снова зарылся в душистую шерсть сюртука носом. — И что ты понял? — Что никуда ты теперь от него не денешься. Коля распахнул свои озёрные глаза и выпалил: — Он просто был ко мне очень добр. — Ну-ну, прям как ко мне господин Фандорин, — усмехнулся Саша и только потом понял, что сказал. А Коля будто и не услышал, думая о своём. — А ты знаешь, что он знаменитый следователь? — поспешил перевести разговор на другую тему Бинх. — Кто? — словно очнулся Коля. — Яков Петрович твой. — Полицейский? — Ага. — Бинх мечтательно закатил глаза. — Я тоже хочу быть таким, как он. — А я убийца… — Ну что ты опять… Сейчас они с Эраст Петровичем поймают душегуба и все забудут, что тут орал этот дурак Август. — Я должен его увидеть. — Ночь на дворе, Коль. — Я должен сказать ему, что… верю ему. Только ему. Коля и сам не заметил, как снова завернулся в тонкую ткань с теплым ароматом сандала и задремал, отпуская страхи тяжелого бесконечного дня.