Color of the night

Реджина нервничала. И раздражалась. Попеременно то раздражалась, то нервничала, но в хорошем расположении духа ее давно уже никто не видел — и это факт. Она рассчитывала, что Свон выгонит из города этого несносного Августа, увидев непорядок с документами, но та лишь пожурила его, как маленького мальчика, и отпустила с миром. Более того, их все чаще можно было увидеть вместе, и мэр была более чем недовольна такой «дружбой». Эмма же сама не знала, как относится к новичку. Милый, умный, обаятельный, привлекательный -это все, конечно же, хорошо, но его бесконечные намеки непонятно на что и россказни о том, что якобы это он принес ее в то придорожное кафе, 28 лет назад, и то, что попали они сюда с помощью волшебного дерева… Бред. 21 век на дворе, нужно быть действительно ненормальным, чтобы верить в подобные сказочки! И Генри тоже туда же — чем дальше, тем все больше он утверждал, что Реджина — это Злая Королева, сама Эмма — дочь Белоснежки и вообще должна всех спасти… Никого она спасать не хотела. И оставаться в этом городе тоже. Чем дальше, тем больше она убеждалась в том, что приезд сюда был огромной ошибкой. Да, она познакомилась со своим сыном, и он ее искренне любил, но… родители ведь не те, кто родил, а те, кто воспитал, — и настоящая мама Генри — Реджина, как ни крути. — Реджина, я уезжаю сегодня вечером, — войдя в мэрию, шериф отвлекла госпожу мэр от бумаг. — А что так? — не могла поверить своим ушам Миллс. — Надоело мне все. Надоело воевать с тобой за Генри, надоело выслушивать весь этот сказочный бред, — поделилась накипевшим блондинка и пожала плечами. — Но… ты разрешишь мне видеться с сыном? — Разрешу, — после секундной заминки ответила Реджина, не смея поверить в то, что заклятие все-таки не разрушится, а хваленая спасительница покинет город. — Ну, большего мне не надо, — выдохнула Эмма и потупила взгляд в пол. Ей страшно хотелось сказать такое детское «я буду по тебе скучать», но давать лишний повод поиздеваться на собой — да ни за что! — Что-то еще, шериф? — холодно улыбаясь, полюбопытствовала мэр. — Нет, мадам мэр, — так же холодно ответила Эмма и усмехнулась. — Погодите, шериф, — внезапно попросила Реджина, когда Свон уже взялась за ручку двери. — Да? — шериф обернулась и с любопытством уставилась на брюнетку. — Заскочите ко мне домой перед отъездом, — в просьбе Реджины таилось что-то нечистое, но Эмма не знала, да и не хотела знать, что именно. Как говорится: меньше знаешь — крепче спишь. — Хорошо, — Свон пожала плечами и вышла. Реджина довольно рассмеялась, когда за Спасительницей захлопнулась дверь. Так или иначе, она не собиралась оставлять невыносимую блондинку в здравом уме и трезвой памяти, и последний план по добыче проклятого яблока из ее родного, волшебного, мира отнял кучу сил и последние сохранившиеся у нее крупицы магии. В этот день Генри вел себя так, будто бы догадывался о тайных замыслах Реджины — пока она готовила яблочный пирог для Эммы, он то и дело крутился под ногами, и все выспрашивал, когда будет готово. Рисковать здоровьем сына мэр категорически не хотела, ввиду чего пришлось печь два пирога. К восьми часа раздался звонок в дверь, и Генри помчался ее открывать, впуская блондинку внутрь. Умильная сцена «мама и сын» могла растрогать любого, особенно если обратить внимание на то, как ласково Эмма перебирала русые пряди Генри, и как дрожали ее ресницы от грозящих пролиться наружу слез, как искренне прижимается к ней мальчик… о да, это могло растрогать любого, но только не Реджину, которой хотелось, чтобы шериф поскорее покинула черту города. — Кстати, Эмма, мама приготовила яблочный пирог, я принесу! — воскликнул Генри и пулей улетел на кухню. — Малыш, возьми тот что в зеленом контейнере! — воскликнула Реджина, скрестив руки на груди. — Так зачем Вы просили, чтобы я заехала, госпожа мэр? — поинтересовалась Эмма, копируя позу брюнетки. — За пирогом. Пусть он скрасит Вам ваш путь, — усмехнувшись, ответила Реджина. — Черт бы тебя побрал, Реджина, — выпалила Эмма, и, подойдя на пару шагов ближе к брюнетке, коснулась пальцами ее щеки. — И по тебе тоже я буду скучать. — Не могу ответить тем же, — отстраняясь, бросила Реджина. — Эмма, держи, — Генри, наконец, вернулся с контейнером в руках. — Завтра увидимся? — Конечно, малыш, — Эмма потрепала волосы мальчика, ненавидя себя за эту ложь, и прижалась губами к его лбу. — Шериф, полагаю, Вам пора, — улыбнувшись, сказала Реджина и приобняла Генри за плечи. — Да, — сделав шаг к двери, прошептала Эмма. — Пока, Генри. — До завтра, Эмма, — попрощался ребенок и убежал наверх. Улица встретила Эмму сильным ветром и моросящим дождем, но ни ветер, ни ледяной дождь не могли притупить жгучую боль в ее груди. Прошло всего полчаса. Тридцать чертовых минут! Ну что могло бы произойти за полчаса? Эмма уже подъезжала к знаку «Leaving Storybrook», когда раздался писк мобильного телефона. — Да? — рявкнула она в трубку даже не глядя на имя звонящего, надеясь, что собеседник не услышит того, что она плачет. — Свон, вернись немедленно, — Эмма впервые услышала мэра Миллс такой напуганной. — Реджина, что случилось? — предприняла попытку прояснить происходящее шериф, разворачивая машину на ходу. — Генри съел пирог, — коротко ответила Реджина и замолчала. — Ты что, мышьяку туда подложила? — саркастично поинтересовалась блондинка, вжимая педаль газа в пол. — Это не шутки! — вспылила мэр. — Немедленно едь в больницу! Короткие гудки, взорвавшие динамик телефона, казалось, подстегивали Эмму еще больше увеличить скорость. — Какого черта происходит вообще, — бормотала она, отчаянно пытаясь не паниковать, приближаясь к зданию клиники. — Они там, — только завидев ее, сообщила дежурная медсестра и мазнула рукой в сторону реанимации. — Какого… — выдохнула Эмма и тут же осеклась, увидев на хирургическом столе смертельно бледного, будто бы воскового Генри, обмотанного всякими трубочками и проводами, тянущимися к разнообразным аппаратам. В палату никого не пускали; Вейл и пара его помощников суетились внутри, пытаясь привести ребенка в чувство. — Миллс, — прорычала Свон, затем схватила едва не плачущую брюнетку за руку, чуть повыше локтя, и потащила ее прочь от реанимации. — Что. Ты. С ним. Сделала?! — раздельно проговорила шериф, побелевшими пальцами вцепившись в плечи мэра. — Он съел пирог, — опустив глаза в пол, полушепотом ответила Реджина. — Что в нем было такого, что он оказался при смерти?! — Эмма чувствовала, что она уже на грани — ей не хотелось спрашивать, ей уже хотелось выбить из так некстати прикусившей язык Реджины ответы на все свои вопросы. — Он предназначался тебе, — взгляд Реджины был тверд и холоден, как будто кусочки льда были в кофейных глазах напротив. — Там было яблоко, съев которое ты должна была уснуть. Навечно. — Я же сказала, что уезжаю, черт подери! — заорала шериф Реджине в лицо и, не удержавшись, встряхнула ее за плечи, как тряпичную куклу. — Зачем нужно было меня травить?! — Чтобы ты не вернулась! — наконец, Реджина сбросила с себя маску равнодушия и спокойствия, и вывернулась из захвата блондинки. — Он бы снова тебя нашел! И снова сбежал! — Я же сказала, что не буду его у тебя забирать! — Эмма чувствовала, что по ее щекам текут жгучие соленые слезы, мгновенно разъедающие нежную кожу. — Ну что, ты теперь довольна?! — Он не должен был его съесть! — взорвалась мэр и закрыла лицо ладонями. — Я даже не предполагала, что он догадается! В следующий миг раздался оглушающий звонкий звук удара кожи о кожу, и Реджина, пошатнувшись, потерла пальцами горящий след от ладони Эммы. — Он же все время твердил о том, что от тебя можно ждать любой подлянки, так что ты обязана была следить за всеми своими действиями, — срывающимся голосом выдавила шериф, и схватила Реджину за отвороты пиджака. — Ты была обязана его обезопасить в первую очередь! — Эмма… — начала было Реджина, вытирая с лица непрошеные слезы, но ее перебил голос Вейла, внезапно зазвучавший из-за спины: — Мадам мэр… Эмма… мы сделали все, что могли, — с этими словами Вейл кивком указал на дверь реанимационной, которая была раскрыта настежь. Туда никто не входил; и, переглянувшись, Эмма с Реджиной синхронно бросились к одинокому телу ребенка, белеющему в полумраке. — Генри… — выдохнула Реджина, обхватила тонкую хрупкую ладонь мальчика и прижала ее к губам. Эмма же, напротив, не могла вымолвить ни слова. Она погладила сына по щеке, убрала прилипшую ко лбу влажную прядку волос, поправила завернувшийся воротник больничной рубашки, и присела рядом со столом так, чтоб быть на одном уровне с лицом мальчика. — Малыш, помни, что я тебя люблю, — шептала она, глотая слезы. — И всегда буду тебя любить… Кто-то сзади разрыдался навзрыд и, судя по удаляющимся рыданиям, этого человека выпроводили куда подальше. — Мы совсем скоро встретимся, — продолжала шептать Эмма, целуя сына в лоб. — Не скучай там… Вдруг горячая ладонь (это чувствовалось даже сквозь куртку) коснулась ее плеча. Эмма подняла глаза и наткнулась на совершенно беспомощный и… до безумия виноватый взгляд Реджины, все так же прижимающей к губам похолодевшую ладошку сына. — Прости меня, — эти два слова Эмма скорее прочла по губам брюнетки, нежели услышала, и понимание того, что Реджина Миллс, люто ее ненавидящая действительно просит у нее прощения буквально заставило ее застыть на месте. — Что? — выдохнула шериф. — Прости, — повторила Реджина чуть громче, не отрывая от нее глубокого, пронзительного взгляда, и в следующую секунду Эмма коснулась губ брюнетки своими. Что произошло дальше Свон толком не поняла; теплая волна воздуха промчалась по помещению, взметнув волосы и высушив слезы; слабый удивленный возглас Генри «Мама? Эмма?» заставил Реджину отстраниться. — Генри, — радостно выдохнула Свон, обняла сына за плечи и почувствовала, что с ее груди будто бы груда камней свалилась. — А мамой он зовет все же не меня, — а это уже предназначалось Реджине, со слабой улыбкой на губах безотрывно глядящей на ребенка из-под слипшихся влажных ресниц. — Не смей больше так делать, — попросила мэр, заправляя выбившуюся прядь за ухо мальчика. — А ты не смей больше вредить Эмме, — чуть нахмурившись сказал он в ответ, сжимая слабой рукой пальцы брюнетки. — А что, собственно, произошло? — поинтересовалась Эмма, целуя сына в макушку. — Поцелуй истинной любви, — совершенно неожиданно произнес никуда, видимо, не уходящий Виктор Вейл. По его лицу ничего нельзя было сказать, но Реджина вся довольно ощутимо напряглась. — Дорогой, что бы они тебе обо мне не сказали, помни: я тебя люблю, — промолвила она и, поправив и без того прекрасно сидящий пиджак, вышла из палаты под неприязненными взглядами медперсонала, гордо подняв голову. — Что случилось, Вейл? — поинтересовалась Эмма, присаживаясь прямо на хирургический стол. — Я же сказал — поцелуй истинной любви, — повторил Вейл и задумчиво на нее посмотрел. — Кто бы мог подумать, конечно… — Тот самый, который, если верить сказкам, разрушает любые проклятия? — скептически спросила Эмма и усмехнулась. — Именно, — а вот доктор, напротив, был крайне серьезен. — О, Вейл, давайте без шуточек, — отмахнулась от него шериф и улыбнулась сыну. — И кстати, меня зовут Виктор Франкенштейн, — Вейл согнулся в шутливом полупоклоне. — Эмма, они все вспомнили, кто они на самом деле, — заговорщицки произнес Генри. — Мама потому и ушла. Они все ее ненавидят, и, скорее всего будут мстить за то проклятие, которое ты разрушила. — Вот незадача, — нахмурилась Эмма, глядя в зеленые глаза сына, как в собственное отражение. — Ты ей поможешь? — в голосе Генри очень отчетливо звучала мольба, которой шериф, даже если очень хотела бы, то не смогла бы отказать. — А куда я денусь? — тяжело вздохнув, пробормотала она в ответ. — Иди. Обо мне позаботятся, — начал заверять ее Генри, но все же сомнения не прекращали грызть Эмму изнутри ни на секунду. — Вейл? — произнесла она, и тут же получила ответ на не озвученный вопрос: — Я свяжусь с Дэвидом или Мэри Маргарет, а пока присмотрю за ним. Не беспокойся, — улыбнулся Виктор, и ободряюще сжал ее плечо. — Спасибо, — одними губами сказала шериф, и вышла из палаты, чмокнув сына в щеку на прощание. — Привет, — произнесла Эмма, входя в дом мэра Миллс без стука. — Привет, — напряженно ответила Реджина, сидя в кресле мрачной тенью. — Я до сих пор не понимаю, что вообще сейчас в городе происходит, но я хочу быть сейчас рядом с тобой, — произнесла шериф, приближаясь к брюнетке. — Все жители вспомнили, кем являются на самом деле, и, скорее всего, решат устроить самосуд. А магии в этом городе нет, так что защититься от разъяренной толпы я навряд ли смогу, — как-то обреченно произнесла Реджина, и подобрала ноги под себя. — Это так дико: магия, самосуд, забытые личности, — прокомментировала Свон, присаживаясь на подлокотник. — Ты не могла разрушить проклятие, не веря в то, что волшебство существует, — сказала мэр, прижимаясь щекой к обивке кресла. — В тот момент я отчаянно верила в чудо, может поэтому, — пожала плечами блондинка. На несколько минут в комнате воцарилась звенящая тишина; Эмма старалась придумать, как ей теперь защитить Реджину от толпы, жаждущей крови, как не убить ее самой за то, что она посмела поставить здоровье и жизнь Генри под угрозу, и как теперь жить, вообще. К тому же, в скором времени ее ожидала встреча с «родителями», а к этому она была совершенно не готова. Реджина же думала о том, что ей теперь делать с Эммой — Генри не простит, если она попытается выжить блондинку из города. Ко всему прочему, непонятные чувства обуревали ее душу, когда она пыталась понять, что именно ее сподвигло на извинения тогда, в реанимации, и почему эта Свон пришла ее защищать, хоть об этом и не сказала, но это было ясно. А еще Реджину Миллс волновал вопрос, как же привнести в этот мир магию, ведь без нее действительно и жизнь будет не мила… и не так продолжительна. — Свон, я не знаю, как ты, но я страшно устала и хочу спать, — сообщила мэр, поднимаясь на ноги. — Я с тобой полностью солидарна, — ответила Эмма и зевнула для наглядности. — У меня большой дом, выбирай любую комнату, — бросила Реджина, снимая пиджак и закидывая его на плечо. — А если я хочу остаться в той, в которой я уже провела ночь однажды? — с опаской поинтересовалась Эмма, вглядываясь в осунувшееся лицо брюнетки. — Туда тебе ход заказан, — без капли иронии отрезала та и поднялась наверх. Двумя часами спустя Эмма поднялась в спальню хозяйки дома и присела на краешек ее кровати. Реджина крепко спала, обнимая подушку (и кто бы мог подумать?), волосы разметались в разные стороны, а ворот пижамной рубашки сполз, оголяя плечо. Эмма улыбалась, наблюдая эту картину в течении нескольких секунд, а затем забралась к брюнетке под одеяло, обняла ее за талию, и уснула, уткнувшись носом ей в шею. Перед тем, как отключиться, она успела подумать о том, что волосы Реджины пахнут корицей, и это очень, ОЧЕНЬ приятный запах. Особенно, если вдыхать его перед сном.