Color of the night

Эмма впервые за долгое время просыпалась с четким пониманием того, что, наконец, она выспалась. Утро было прекрасным — солнце ярко светило в окно, отражаясь от белоснежного постельного белья, настроение было приподнятым, и рядом лежала Реджина в той же позе, в которой уснула вечером. — Доброе утро, — с наслаждением потянувшись, пробормотала шериф и, приподнявшись на локтях, заглянула мэру через плечо. Брюнетка не спала, отрешенным взглядом глядя на узоры на ковре, и хранила молчание. Эмма решила в кои то веки проявить тактичность и не стала приставать к ней с расспросами, и молча направилась в ванную. — Не думаю, что тебе можно пить горячее, так что решила ограничиться соком, — полчаса спустя шериф вошла в комнату с подносом, полным еды, в руках. Реджина полностью ее игнорировала. Аппетита не было, пить не хотелось, шевелиться тоже не хотелось, а из-за противного першения и постоянной ноющей боли в гортани желание разговаривать даже мимо не проходило. — Ты не сможешь игнорировать мир вокруг тебя вечно, — поставив поднос с едой на прикроватную тумбочку, проговорила Эмма. Реджина даже не моргнула. Замершим остекленелым взглядом она смотрела прямо перед собой, снова и снова переживая ужасы последних дней (а казалось, целая вечность прошла в этом чертовом огненном аду), не в силах выкинуть эти воспоминания из головы. Эмма кончиками пальцев коснулась плеча брюнетки, выглядывающего из-под одеяла, провела ниже, по спине, и остановилась, оставив руку на бедре мэра. — Больно, Свон, — абсолютно не меняясь в лице, прохрипела Реджина. Эмма нахмурилась, откинула тонкое одеяло, и судорожно вдохнула при виде того, во что превратились вчерашние царапины: они воспалились, углубились, и кровоточили так, что простынь была насквозь мокрой от пропитавшей ее крови. — О, черт, — выдавила Эмма, впервые в жизни чувствуя себя настолько растерянной. — Что с этим делать? Вопрос так и повис в воздухе без ответа. *** Пару часов спустя, обработав и перебинтовав все раны Реджины, сменив ей постель, шериф вернулась домой. — Я не знаю, что делать, — Эмма уже минут пять металась по комнате из стороны в сторону, грозя снести чашку с чаем, которую ей заботливо приготовила Мэри-Маргарет. — Бестолковым хождением из стороны в сторону ты не найдешь ответа на свой вопрос, — проговорил Дэвид, чем-то напоминая дзэн-буддиста. — Я никогда не сталкивалась с подобными явлениями, хотя повидала многое за то время, что прожила в Зачарованном лесу, — присев на краешек табурета, сказала мисс Бланшер. — Может обратиться за помощью к Голубой Фее? Она должна что-то знать. — Черт подери, почему же все всегда так сложно?! — раздраженно воскликнула шериф и с размаху шарахнула ладонью об стол. Чашка, жалобно звякнув, все-таки упала со стола, с громким звоном разлетевшись на тысячи кусочков. — Эмма, в чем дело? — спросил Генри, спускаясь по лестнице. — Вы нашли маму? — Да, — неуверенно ответила шериф. — Пойдем-ка, может на тебя она отреагирует. — Что ты хочешь этим сказать? — на ходу накидывая на плечи тонкую ветровку, поинтересовался Генри. — Ей плохо, — ограничилась блондинка, и, обхватив мальчика за угловатые плечи, пропустила его вперед перед собой. — Эмма, пошли быстрее, — ребенок тянул блондинку за руку, направляясь вперед чуть ли не бегом. — Хэй, малыш, я за тобой не успеваю, — воскликнула Эмма и усмехнулась. — Мама! — шерифу на секундочку показалось, что своим воплем Генри мог бы поднять на ноги и мертвеца. — Мама, как ты? Генри залез на кровать и обнял Реджину за шею. Эмма обхватила себя за плечи обеими руками, внезапно почувствовав некую скованность, и отвела взгляд от лица Реджины, выражение которого ни на йоту не изменилось. — Мама, ну почему ты молчишь? — прошептал Генри, и, судя по его приглушенному голосу, мисс Свон сделала предположение, что он уткнулся лицом брюнетке в плечо. Реджина не ответила ни в этот момент, ни через несколько минут, когда Генри, не сдержавшись, начал плакать, вытирая слезы рукавом собственной рубашки. Внезапно Эмма поняла, что не может и далее выносить приглушенных рыданий сына. — Пойдем отсюда, — ее голос дрожал от едва сдерживаемого негодования. — Я не хочу… — начал было протестовать мальчик, но, едва увидев сжатые в ниточку губы шерифа и острый, как лезвие ножа, взгляд, сразу передумал, и, шмыгая, поднялся на ноги. — Мы вернемся чуть позже, малыш, — пообещала блондинка, и, приобняв вроде как успокоившегося ребенка за плечи, вывела его из комнаты. Реджина так и осталась неподвижной. *** — Мисс Свон, надеюсь, Вы не забыли о нашей сделке? — появившись будто бы из ниоткуда, поинтересовался мистер Голд, с насмешкой глядя на измученную этим длинным, никак не заканчивающимся днем. — Я помню. Но, во-первых, я не могу оставить Генри без присмотра. Мэри-Маргарет и Дэвид, конечно же, вызовутся в первую очередь, но я бы предпочла оставить его с Реджиной. Отсюда вытекает другая проблема: как привести ее в чувство? Она не разговаривает, не встает, она вообще не шевелится, черт бы ее побрал! И эти ее раны… они не заживают, мы чего уже только не перепробовали! — Спокойнее, шериф! Из-за Вас у меня полировка трещинами пошла, — цепким взглядом провожая расползающуюся паутину трещинок на полировке стойки, проговорил Румпель. — Ваши личные проблемы меня мало волнуют. Вы обещали найти моего сына в обмен на спасение мисс Миллс — будьте так любезны выполнить свою часть уговора. — Черт! — процедила Эмма сквозь зубы и начала метаться по небольшому помещению антикварной лавки. — Не теряйте времени даром — отправляйтесь на поиски немедленно, —жестко сказал Румпельштильцхен, протягивая блондинке какую-то небольшую вещицу. — Но, может быть, я все же переговорю с Голубой Феей… — Не беспокойтесь о Реджине. У нее феноменальные способности к саморазрушению, и ни Вы, ни феи никак не смогут ей помочь. Ей необходимо пережить то, что с ней произошло, без посторонней помощи. — Что это? — поняв, что Голд просто так от нее не отстанет, спросила шериф, глядя на протянутую ей безделушку. — Это была любимая игрушка моего сына, когда мы еще жили вместе, — последовал короткий ответ. — И зачем она мне? — скептически рассматривая игрушку, оказавшуюся куколкой мужского пола. — Она поможет Вам в поисках. Чем ближе Вы будете к нему — тем горячее она будет. — У меня еще один вопрос: в каком направлении мне его искать? Земля большая, — пряча игрушку в карман, поинтересовалась Эмма. — В данный момент он находится в Лас-Вегасе. Он довольно часто перемещается из города в город, но в Вегасе он всего два дня, так что не думаю, что он скоро оттуда уедет. — Мда уж, задачка не из легких, — мысленно прикидывая, как можно отыскать человека в городе, который почти миллионник, да еще и в котором толпы туристов находятся круглогодично. — Удачи Вам, — криво улыбнувшись, произнес мистер Голд, и Эмма Свон вышла из его лавки навстречу пронизывающему ночному ветру. *** Лас-Вегас, город, который никогда не спит, встретил Эмму тысячами разноцветных ярких огней, которые после приглушенного света в аэропорту резали глаза. Бесконечные ночные клубы, казино, полураздетые девушки и мускулистые парни, все, что так привлекало любителей покутить и просадить деньги в обмен на удовольствие, так и бурлило жизнью, ни на секунду не давая городу застыть хотя бы на минутку. Эмма без особой цели ехала по улицам, раздраженно вертя в пальцах маленькую игрушку, которая была настолько холодной, что пальцы блондинки уже почти потеряли всякую чувствительность. Поворот направо, налево, снова направо, три квартала вперед, мигающий зеленый — Эмма решила проскочить, но знойная брюнетка в экстремально короткой кожаной юбчонке уже ступила на дорогу и бросила на шерифа уничижительный взгляд, чем до боли напомнила блондинке Реджину. Только вот мэр Миллс ни за что бы не надела подобной вульгарной одежды. С этими мыслями перед глазами вновь явился образ свернувшейся на краю кровати Реджины, молчаливой, полностью закрывшейся в себе. Эмма не считала себя вправе спрашивать ее о том, что произошло, и не была уверена, что брюнетке стало бы легче, если бы она выговорилась. А вообще, если по-честному, чем больше Эмма думала о Реджине, тем больше понимала, что ни черта она ее не знает. И это понимание. огорчало. Реджина Миллс была конфеткой в очень дорогой и красивой обертке. А вот какой она была изнутри — не знал никто. Она хотела казаться жесткой, властной, холодной — ей это удавалось мастерски, но была ли она такой на самом деле? Больше, чем все в Сторибруке, ее знал Генри, но — видимо, воспитание сказывалось, — он не особо-то спешил распространяться об их совместной с Реджиной жизни до появления в ней Эммы. На первый взгляд казалось, что он категорически ее не любил, раз уж даже свою биологическую мать нашел и ушел к ней жить, но ввиду последних событий Эмма замечала тщательно скрываемую заботу и тоску по ней на дне мальчишечьих глаз. Со всеми этими мыслями шериф не заметила, как маленькая игрушка в ее левой руке нагрелась. Эмма припарковалась в ближайшем кармане, вышла и пошла вперед, чувствуя себя полной идиоткой. Чем дальше она уходила, тем больше холодела игрушка в ее ладони, вновь превращаясь в ледышку. «Не в ту сторону идешь, барышня», — посмеялась сама над собой шериф и развернулась. Игрушка вновь нагревалась. Слева и справа безостановочно мелькали разномастные двери ночных клубов, обычных и стриптиз-баров, лаунжей, тату-салонов; мимо сновали влюбленные парочки и шумные полупьяные компании, кочующие по злачным мечтам города в поисках веселья. Эмма не обращала на них ни малейшего внимания, полностью сконцентрировавшись на игрушку в ладони, которая была уже не просто горячей, а обжигающей. В какой-то момент блондинке пришлось пришлось перевязать ладонь платком и натянуть рукав куртки до самых пальцев, потому как игрушка жгла неимоверно. Шериф уже начала задаваться вопросом, не вспыхнет ли она, как вдруг игрушка начала пульсировать теплом. Шериф осмотрелась, и ее взгляд зацепился за горящую неоновым голубым цветом табличку «Summernight». Доверившись интуиции, девушка вошла. В небольшом помещении царил полумрак, играла приятная медленная музыка, и весь танцпол был заполонен танцующими парочками. На сцене стоял высокий барный стул, на котором, изящно закинув ногу на ногу, сидела брюнетка в длинном вечернем платье кроваво-красного цвета и проникновенно пела, полуприкрыв глаза. В целом, обстановка располагала, и Эмма позволила себе немного расслабиться и, доверившись интуиции, решила осмотреться. Танцпол, как и положено, занимал львиную долю помещения. Правую сторону занимал бар, поражавший изобилием напитков; прямо и левее, по дуге, находилась сцена и, на некотором отдалении, зона lounge, обставленная кожаными диванчиками, а так же виднелась дверь, ведущая на балкон и, как подумалось Эмме, в вип-комнаты. Не желая выделяться из толпы, шериф подошла к бару и заказала виски со льдом. Повнимательнее рассмотрев людей вокруг, девушка поняла, что среди посетителей не было людей младше двадцати шести лет, но и не было старше сорока. Большая часть парочек толпилась на танцполе, некоторые сидели в зоне отдыха, одиночки же оккупировали барную стойку. — Добрый вечер, — раздался над ухом приятный мужской голос с акцентом, и горячее дыхание опалило щеку. Эмма села вполоборота к незнакомцу и одарила его цепким взглядом. Среднего роста, загорелый брюнет с карими глазами и прямыми, резкими чертами лица. Не качок, но держит себя в прекрасной форме. — Добрый, — у незнакомца была приятная белозубая улыбка, располагающая к дальнейшему общению. Мачо-мен. Явный сердцеед и. нет, не загорелый, смуглый. — Познакомимся? — акцент, необычный для штатов. Испанец? Итальянец? — Я не ищу развлечений на одну ночь, — растянув губы в мягкой улыбке, ответила Эмма. — Можно и не на одну, — ни на миг не смутившись, парировал незнакомец. — Я — Мартин. — Эмма, — Мартин взял ее за руку и галантно коснулся губами костяшек пальцев. — Позвольте пригласить Вас на танец? — Мартин, я жду друга, — попыталась спровадить приятного молодого человека шериф, не желая отвлекаться от поставленной перед ней задачи. — Я помогу Вам скрасить ожидание. «Была не была», — подумала Эмма, и позволила увлечь себя на танцпол, попутно пряча игрушку в карман джинсов. Двигался Мартин очень хорошо и, отвлекая ничего не значащими разговорами от мыслей о том, как бы не наступить ему ненароком на ногу. Песни сменялись одна за одной, певица со сцены вышла в зал и уже ловко двигалась среди танцующих пар, попутно принимая цветы от завсегдатаев помещения. Танцпол редел. В какой-то момент Эмма почувствовала, что пульсирующий прежде жар игрушки вновь стал равномерным и почти нестерпимым. Шериф отвлеклась от беспечной болтовни с приятным незнакомцем и осмотрелась, стараясь не зашипеть от боли. Людей стало, наверное, в два раза меньше, чем было тогда, когда она только пришли сюда. Lounge опустел, барная стойка, наоборот, была полна желающими найти новое знакомство. Внезапно взгляд Эммы зацепился за молодого человека, который стоял к ней боком, держа в руках бокал с виски. Что-то знакомое чудилось ей в его силуэте. То ли осанка, то ли стиль одежды, а может еще что, блондинка не могла понять. Шериф вглядывалась в фигуру парня, немного старше нее, и не могла понять, почему он кажется ей таким знакомым, и почему ей все никак не удается его вспомнить. А затем этот парень засмеялся и отвернулся к бармену. На его руке сверкнули часы — даже в полумраке Эмма могла поклясться, что это были ретро-часы Лонджинес, двухцветные, с сапфировым стеклом и двенадцатью миниатюрными бриллиантами на циферблате. Когда-то, давным-давно, ее посадили в тюрьму из-за того, что она пыталась сбежать с такими с. — Нил? — сорвалось с ее губ прежде, чем успела додумать свою мысль. — Что? — переспросил Мартин, коснувшись губами мочки ее уха. — Извини. Кажется, там тот, кого я ждала. — не глядя в сторону мгновенно переставшего улыбаться нового знакомого, Эмма направилась к барной стойке. — Двойной виски со льдом и маргариту для моей очаровательной спутницы, пожалуйста, — заказал незнакомый знакомец, к которому жалась миниатюрная, совсем еще молоденькая блондинка. — Нил? — нерешительно коснувшись плеча парня, обратилась Эмма. — Да? — проговорил парень, оборачиваясь. Эмма смотрела в до боли знакомые глаза напротив и не могла поверить — перед ней стоял тот самый Нил Кэссиди, ее первая, а от того запомнившаяся на всю жизнь любовь, тот самый Нил, который бросил ее. — Ч-черт, — процедила шериф сквозь зубы, и поспешно вытащила из кармана раскаленную игрушку. Нил автоматически отпустил глаза, и удивленно пробормотал: — Откуда это у тебя? — Милый, кто это? — с любопытством разглядывая Эмму из-за плеча Нила, поинтересовалась блондинка. — Старая знакомая, — невнимательно ответил Нил, переводя глаза с мгновенно остывшей до нормальной температуры игрушки в нервно трясущихся руках Эммы на ее лицо и обратно. — Эмма, откуда это у тебя? — Так Голд. ты. — понимание накрывало сознание тяжелой волной, путало мысли, мешало дышать. — Ты — сын Голда? — Я понятия не имею, кто такой Голд, Эмма. — Нил, нам нужно поговорить. — Тебе, быть может и нужно, но точно не мне, — отрезал парень и отвернулся к барной стойке, схватив бокал с виски. — Пока, Эмма. Приятно было повидаться. — Нил, Голд — это Румпель, — негромко произнесла блондинка, но парень все равно услышал. — И он просил меня найти его сына. Пожалуйста, давай поговорим. Нил тяжело вздохнул и встал со стула. — Пойдем, — он грубо схватил Эмму чуть выше локтя и потянул в сторону двери, ведущей в вип-комнаты, но успел на ходу бросить своей спутнице: — Милая, я вернусь минут через десять. Соскучиться не успеешь. Не особо церемонясь, Нил впихнул блондинку в ближайшую открытую комнату, закрыл дверь и скрестил руки на груди. — Не присядешь? — поинтересовалась шериф, усаживаясь на кожаный диван. — Не думаю, что разговор будет долгим. — Ты знал о том, что я — дочь Белоснежки, Нил? Парень пристально всмотрелся в лицо девушки, затем молча опустил глаза в пол. — Ты знал, — утвердительно произнесла она. — Почему ты сдал меня полиции? — Нам нельзя контактировать, Эмма, — после небольшой паузы проговорил Нил. — Это чревато и для тебя, и для меня. — Раньше ты со мной контактировал, да еще как, — вспоминая первые недели, которые они прожили вместе, проговорила шериф. — Что изменилось? — Ты должна выполнить свое предназначение. Я — твоя помеха в этом. — Когда ты об этом узнал? — Прямо перед нашим побегом. Ко мне подошел какой-то парень и все рассказал. — Если мое предназначение было в том, чтобы разрушить заклятие Реджины — я это сделала. — Всегда знал, что ты — умница, — впервые за этот вечер Нил искренне улыбнулся. Затем, поразмышляв несколько секунд, парень все же присел, откинувшись на спинку дивана. — Я должна привезти тебя в Сторибрук. Я обещала Голду. — Лучше бы ты никогда с ним не связывалась, Эмма. Он — мастер втягивания людей в сделки, от которых выгоду имеет только он, а остальным людям они приносят только горе. Что он пообещал тебе в ответ? — Он помог мне найти Реджину, — с нежеланием пробормотала Эмма. — Зачем она тебе сдалась? — Она пропала, никто не знал, где она, да и сейчас толком не известно, где она была. — По моему скромному мнению, там ей было и место, вдали от людей. Все равно никто бы не заскучал по ней. — Ты не прав, Нил, — тяжело вздохнула шериф. — В ее жизни есть кое-кто, кто точно по ней скучал бы. Генри. Эмма смотрела в глаза Нилу и единственная мысль, которая вертелась в ее голове, вызывала у нее приступ острой паники: «У тебя есть сын, Нил.» — Надо же, — проговорил Нил и пригубил янтарный напиток. — Ты должен поехать со мной в Сторибрук, — внезапно охрипшим голосом проговорила Эмма. — Я ничего никому не должен. Мой отец бросил меня, когда я был ребенком. И не уверен, что хочу воссоединиться с ним сейчас. Так что в Сторибрук ты вернешься одна. И можешь не передавать ему привет. — Нил, твой отец — не единственная причина, по которой ты должен поехать со мной туда, — слова сорвались прежде, чем Эмма Свон морально подготовилась к тому, чтобы озвучить причину номер два. — Правда? И какая же вторая причина? Нил испытующе вглядывался в лицо блондинки напротив. Эмма не отводила взгляд, не кусала губы, не щелкала пальцами. Она всеми силами старалась держать себя в руках и не выдать своей отчаянной нервозности. Но открыть рот и сказать несчастных четыре слова отчего-то казалось во много раз сложнее. — Может не утруждаться и не придумывать. Пока, Эмма. Действительно рад был тебя видеть, — с этими словами Нил поднялся, коснулся губами лба Эммы и направился к двери. — У тебя есть сын, Нил, — едва слышно выдохнула шериф, до белизны сцепив пальцы в замок. — Повтори? — Нил Кэссиди застыл в дверном проеме, не оборачиваясь. — Его зовут Генри. Я родила в тюрьме, — как оказалось, первая реплика была самой сложной, произносить остальное было уже не так сложно. — И я не хотела ему такой жизни. Он рос в приемной семье. — Как он оказался в Сторибруке? — Его приемная мать — Реджина Миллс. От взгляда, которым на нее смотрел Нил, она мгновенно вспыхнула от стыда, и сама не могла объяснить себе, из-за чего. Может быть от того, что отказалась от родного ребенка и отдала его в чужие руки? Или от того, что не захотела стать ему матерью, которой он заслуживал? — Почему ты не сказала, что была беременна? — глухим голосом спросил Нил. — Я узнала об этом уже в тюрьме, — безэмоционально ответила Эмма. — Поехали, — после короткой паузы бросил Нил и вышел из комнаты. Когда Эмма подошла к бару, то успела заметить конец сцены, которую устроила спутница Нила: — Ну и вали! Слава Богу, что-то, что тебя можно пальчиком поманить и ты сразу же помчишься на зов, я узнала прежде, чем между нами завязалось что-то серьезное! — с этими словами блондинка выплеснула Нилу в лицо содержимое своего бокала, яростно зыркнула в сторону Эммы и ушла, попытавшись напоследок хлопнуть дверью, чего у нее не получилось — двери закрывались автоматически. Нил лишь покачал головой, не глядя ей вслед вытер лицо салфеткой и вышел, не говоря ни слова. *** Обратный путь до Сторибрука они провели в молчании. Нил не задавал вопросов, да и сама Эмма не горела желанием разговаривать. Она периодически искоса поглядывала на мужчину, сидящего на соседнем сидении, и понимала, что им больше не о чем разговаривать. У них больше нет ничего общего, а значит, их ничего больше не связывает. Отчего-то понимание всего этого приносило Эмме внутренне успокоение. — Эмма! — едва завидев ее, выходящую из машины, Генри выскочил из дома. — Я скучал. Шериф потрепала непослушные мальчишеские вихры, улыбнувшись ему в макушку. Генри тоже улыбался и прятал лицо у нее на груди, крепко обнимая ее за талию. — И тебе привет, малыш, — легко коснувшись губами макушки Генри, проговорила Эмма. — Здравствуйте, — поздоровался мальчик, отстраняясь от блондинки. — Я — Генри. — Здравствуй, — не отрывая напряженного взгляда от мальчика, медленно проговорил Нил. — Я — Нил. Шериф наблюдала за Нилом, гадая, какой следующий шаг он предпримет, и облегченно выдохнула, когда мужчина протянул руку для рукопожатия. Генри не заморачивался никакими посторонними размышлениями, и потому без стеснения пожал протянутую ему руку. — Ух, какой ты сильный, — губы Нила тронула едва заметная улыбка. — Ну, я же мужчина, мне положено, — безапелляционно заявил мальчик. — Генри, как тут у вас дела? — поинтересовалась Эмма, надеясь, что ребенок поймет, о чем именно она его спрашивает. И, к счастью, он прекрасно все понял. — Все по-прежнему. Не ест, не пьет, ни с кем не разговаривает, не встает, — горечь, сквозившая в голосе Генри, заставляла сердце Эммы болезненно сжаться. — Ясно. вы тут пообщайтесь пока с Нилом, я пойду, загляну к ней, — проговорила шериф, не глядя в сторону мужчины. — Я скоро. *** Реджина лежала на своей кровати, свернувшись в клубок и пустым взглядом глядя перед собой. На прикроватной тумбочке стоял бокал сока, к которому явно еще никто не притрагивался, и тарелка с сэндвичами, в которых листья салата уже успехи пожухнуть. Эмма приготовила тампоны для обработки и дезинфицирующий раствор, присела на краешек кровати и, секунду поколебавшись, откинула одеяло. Казалось, все старания по излечению ран Реджины были впустую — бинты, которые стягивали чуть ли не все тело Реджины, были пропитаны кровью насквозь; избавившись от бесполезных кусков ткани, Эмма обнаружила, что царапины не покрывались коркой, постоянно кровоточили; кожа вокруг них была припухшая и покрасневшая. Казалось, что это были вовсе не безобидные царапины, а чудовищное творение Фредди Крюгера, сошедшего с экрана в человеческий мир. — Голд сказал, у тебя феноменальные способности к саморазрушению, — ни с того ни с сего начала шериф, аккуратно прикасаясь смоченным тампоном к глубокой царапине на плече Реджины. — Я не знаю, что с тобой произошло и что ввело тебя в такое состояние, но, полагаю, то, что эти твои раны не получается залечить ни обычным человеческим способом, ни волшебным, означает, что это — плоды твоего сознания. Легкое касание кончиков холодных пальцев горячей щеки. Эмма невольно поразилась контрасту — от тепла тела Реджины пальцы покалывало. — Я знаю только по слухам, что ты вытворяла раньше, но все равно, в моей голове не укладывается, как нужно было себя позиционировать. чтобы каждый первый был бы рад прийти сюда и добить тебя, лишь бы ты не выкарабкалась. Мэр Миллс лежала, полностью игнорируя слова и действия Эммы, ни разу не шелохнувшись и не отвечая. Блондинке казалось, что Реджина даже не моргает, глядя куда-то в пространство перед собой. — Но знаешь, среди всех этих людей есть кое-кто, кто безумно по тебе скучает и переживает за тебя. и я сделаю все, что угодно, чтобы ему как можно меньше пришлось смотреть на то, как его мать каждую секунду по крупицам уничтожает себя по непонятным ему причинам, — в горле блондинки встал ком, от понимания того, что как бы Генри не кричал, что он не любит Реджину и жить с ней не хочет, но внутри — сейчас Эмма осознавала это так ясно, как еще никогда прежде, — он все же прикипел к ней до такой степени, что не сможет выкинуть из своей жизни вот так запросто, не сможет перестать беспокоиться и переживать за нее. Обработанные царапины на спине и плечах, казалось, начали кровоточить еще больше. Эмма тяжело вздохнула и перешла на бедра. — Мне еще ни разу не приходилось вытягивать кого-то с того света. — Я. не. могу. — слабый шепот, как дуновение ветра, сорвался с потрескавшихся губ Реджины. Эмма вздрогнула от неожиданности и наклонилась к ней поближе. — Что? — Я. не. могу. — повторила Реджина и попыталась повернуть голову в сторону Эммы. У нее не получилось. — Чего ты не можешь? — спросила шериф, спустившись на пол, и присев на колени рядом с кроватью, глядя брюнетке, взгляд которой так и не стал более осмысленным, прямо в лицо. — Из. избавиться. — Реджина говорила так тихо, и с таким трудом, что Эмме пришлось наклониться к ее лицу вплотную, чтобы что-то услышать. — Избавиться от чего? — блондинка чувствовала себя крайне по-идиотски, не понимая, о чем говорит мэр. Веки с длинным пушистым ресницами напротив дрогнули. Несколько долгих секунд спустя Реджина перевела на Эмму затуманенные глаза, белки которых густо-густо были расчерчены бордовой сетью полопавшихся сосудов. — От. них. — выдохнула брюнетка и шериф почувствовала, что не может оторвать взгляда от темных, манящих глаз напротив. Ей казалось, что на дне зрачков Реджины горят крохотные огоньки, которые все увеличивались и увеличивались, стоило внимательнее к ним присмотреться. А через некоторое время, когда огоньки увеличились настолько, что закрыли собой все вокруг, вокруг Эммы разверзлась самая настоящая преисподняя. Едкий дым не давал вдохнуть и осмотреться, застилая все вокруг; яркие оранжевые всполохи мелькали повсюду, лизали ноги, обжигая сквозь плотную ткань джинсов. — Что за. — спрятав половину лица в сгибе локтя, пробормотала Эмма, пытаясь понять, что происходит, но ей это не очень-то удавалось. А еще секунду спустя раздался душераздирающий, нечеловеческий вопль. Он заползал в уши, оглушал, перекрывал собой шум потрескивающих горящих деревьев, шум шагов, даже стук собственного сердца был неслышен. От человека, с которым делали что-то, что вызывало такой крик, хотелось убежать на сотни тысяч километров, чтобы не видеть, не слышать. От этого крика волосы по всему телу вставали дыбом от ужаса и ложного ощущения чужой боли. и даже если изо всех сил прижать ладони к ушам, это не спасало. Эмма не знала, сколько по времени длился этот вопль, но вдруг он оборвался. Помотав головой из стороны в сторону, будто бы пытаясь избавиться от чудовищного эха в собственной голове, шериф осмотрелась, и увидела в дали столпившуюся вокруг чего-то толпу людей. Эмма бросилась к ним изо всех сил, ни на секунду не задумываясь, что будет им говорить, что спрашивать. И когда между ней и этой толпой оставалось буквально метров десять, крик повторился. Почему-то во второй раз он казался еще более ужасным. Этот вопль вмещал в себя все: и беспомощность, и отчаяние, и безумную надежду (только вот на что — на жизнь? или все же на смерть?), и пронизывающий страх, и такую всепоглощающую боль. что человека, испытывавшего все это хотелось просто убить. Быстро, без лишних разговоров прикончить к чертовой матери. На негнущихся ногах, отчаянно зажимая уши, Эмма подошла к людям вплотную. Они не обращали на нее ни капли внимания, и блондинка, протиснувшись между ними, заглянула внутрь круга, который они образовывали. — Что за. — от увиденного все внутренности девушки сжались от ужаса. Внутри круга на спине лежала Реджина, прижимая дрожащие ладони к лицу. Люди, стоящие вокруг, то и дело склонялись над ней, касались ладонями ее тела, и, казалось бы, ну что тут такого., а некоторые из них нарочно капали на нее кровью, и тогда Реджина вновь срывалась на крик, пыталась стереть ее с себя, не замечая, что раздирает кожу в кровь, пыталась отползти от них в сторону, но все было бесполезно, люди неотступно следовали за ней. А потом из толпы вдруг вынырнула девушка. Она была среднего роста, с миловидным круглым личиком и вьющимися каштановыми волосами. Она подошла к Реджине и, ласково улыбнувшись, присела перед ней на колени. Реджина замолчала и, тяжело дыша, во все глаза уставилась на девушку, приподнявшись на локтях. — Ты помнишь меня, Королева? — приятным грудным голосом заговорила девушка. Реджина чуть нахмурилась, пристально рассматривая ее лицо, и покачала головой из стороны в сторону. Девушка склонилась над брюнеткой, практически касаясь кончиком носа ее лица, и проговорила: — Ты убила меня за то, что я осмелилась прямо смотреть тебе в глаза, — говоря это, девушка не моргая смотрела в широко распахнутые от ужаса кофейные глаза. — Вспоминаешь?.. Девушка говорила что-то еще, но ее слова потонули в безумном душераздирающем крике, когда ее пальцы сжались вокруг тонкой шеи Реджины. — Не-е-ет. прекрати. — губы никак не желали складываться в слова. Эмме нечеловечески хотелось вырваться из этого кошмара, но она понятия не имела, как это сделать, и так сильно ей хотелось любым способом заткнуть Реджину. Хотя бы на несколько секунд. Хотя бы мгновений. Не соображая, что она делает, Эмма рванулась вперед, оттолкнула сидящую на коленях девушку и дрожащей рукой зажала брюнетке рот, параллельно придерживая ее за затылок. — Я уберу руку. ты. не кричи, пожалуйста, — Эмме так дико хотелось тишины, что на глазах слезы наворачивались. — Хорошо?.. Я сейчас уберу руку., а ты скажи мне, как вытащить тебя отсюда, ладно?.. Глаза Реджины лихорадочно блестели, и шериф не могла понять, от дыма ли, от непрекращающегося жара, от слез, или от чего еще. А еще она хотела убрать руку, и все никак не решалась, внутренне содрогаясь, вспоминая тот вопль раненого животного. — Свон. — прохрипела брюнетка, как только ладонь исчезла с ее губ. — Генри ждет, знаешь?.. — неожиданно для самой себя пробормотала Эмма. Внезапно взор ее затуманился, она пару раз сморгнула и увидела, что на щеку Реджины капнула слезинка. Брюнетка дернулась, закусив губу, и шериф поспешила вытереть ее кончиками пальцев. — Свон. — вновь проговорила мэр Миллс. — Да говори уже! — нервы Эммы Свон были уже на пределе. — Убей меня, — едва слышно прошептала брюнетка. Эмма резко отшатнулась, не желая верить в услышанное. Реджина больше ничего не говорила, сверля ее взглядом, полным молчаливой просьбы, и Эмма отползала от нее подальше, желая прервать этот чертов визуальный контакт. Ее мольбы были услышаны — чужие спины отрезали ее от Реджины, и тишину вновь пронзил нечеловеческий крик. — Хватит! — встав на ноги, во всю мощь легких закричала шериф и бросилась назад, всей душой желая оказаться в зоне недосягаемости для ненавистного звука. Она довольно ощутимо приложилась спиной о стену — наверное, будет синяк, — снесла картину себе на голову, неуклюже махнув рукой, и там же осела на пол, наслаждаясь звенящей тишиной спальни Реджины в реальном мире и пытаясь отдышаться чистым воздухом. Реджина лежала в той же позе, но с закрытыми глазами. Несколько глубоких вдохов спустя Эмма поднялась на ноги и в два шага подошла к кровати. — Что это было, мать твою?! — с силой вцепившись в плечи Реджины, процедила она сквозь зубы. — Отвечай! Эмма с силой дернула Реджину за плечи. Брюнетка приподняла дрожащие веки, но продолжала молчать. — Что.Это.Было?! — шериф сама не заметила, как успела усесться на бедра Реджины. — Давай же. — прошептала мэр Миллс, и Эмма задохнулась, увидев в ее взгляде ту просьбу, которую брюнетка озвучивала в том странном видении. — Прекрати! — звонкий шлепок пощечины показался громогласным. Голова Реджины безвольно дернулась, и в считанные мгновения щека окрасилась в пунцовый цвет. — Прекрати это с собой делать! Шериф Свон не отдавала себе отчета в своих действиях, оглушенная внезапным озарением — Реджина Миллс убивала себя сама своими собственными видениями! — и только успела вновь замахнуться, как вдруг почувствовала упругий толчок в грудь, короткий полет, и чувствительный удар спиной о стену. Во второй раз. — Пошла вон. — Два тихих, отрывистых слова повисли в гнетущей тишине, и, повинуясь безжизненному взгляду Реджины дверь распахнулась, громко стукнув ручкой по стене. — Что здесь происходит? — воскликнула Мэри Маргарет, как обычно, появившаяся крайне вовремя. — Во мнениях не сошлись, — буркнула Эмма себе под нос и поднялась, старательно игнорируя противную дрожь в коленях. — Закончи с ней, пожалуйста, мне нужно поговорить с Голдом. — Да, конечно, — озабоченно наблюдая за блондинкой, нетвердой походкой направившейся к двери, проговорила мисс Бланшер, и присела на край кровати Реджины, смачивая чистый тампон в дезинфицирующем средстве. Реджина лежала в той же позе, в которой и была — на боку, пустыми глазами глядя перед собой. *** — Что-то ты выглядишь помятой, — исподлобья глядя на спустившуюся Эмму, потирающую голову, проговорил Нил. — Ну что? — одновременно с ним спросил Генри. Шериф опустила глаза, трусливо не желая видеть отчаянной надежды в глазах сына. — Да все так же, — не поднимая головы, бросила блондинка. — Нил, нам пора. Мистер Голд небось заждался уже. — Эмма, ну можно Нил еще немного посидит у нас? Знаешь, какие интересные истории он рассказывал про страны, по которым путешествовал? — глаза ребенка горели неподдельным восторгом, и Эмма не знала, радоваться ей или нет. И как сказать Генри о том, что этот великолепный рассказчик — его родной отец. «Я подумаю об этом завтра», — посетила ее голову прекрасная мысль, с которой девушка очень не хотела не согласиться. — Генри, Нил не собирается уезжать из города. Он еще зайдет к нам на чай, не переживай, — «Ничего не говори», — просил ее взгляд, которым она смотрела на Нила поверх головы мальчика. — Да, малыш, Эмма права, — сказал Нил и слегка приобнял Генри за плечи. — Эх, жаль. — протянул ребенок и доверчиво ткнулся мужчине куда-то в живот. — Давай, веди себя хорошо, — потрепав волосы мальчика, напутствовал Нил. — Ладно, ладно, — отмахнулся Генри и, схватив по пути книжку, уселся в кресло, тут же погрузившись в чтение. — У тебя прелестный сын, — усевшись на пассажирское сиденье, захлопнув дверцу и пристегнувшись, проговорил Нил. — Он. он не мой прелестный сын, — запнувшись, возразила Эмма и, заведя машину, тронулась. — Извини. — Ничего. — Ты. ты планируешь сказать ему, кто я? — минуту молчания спустя неуверенно поинтересовался Нил. — Это было бы честно по отношению к нему, — обдумывая свой ответ, пробормотала Эмма. — Но, если честно. я не знаю, как ему об этом сказать. Учитывая то, что я уже успела наплести ему сказочку в духе «твой папа — космонавт». — Скажи ему так, как есть. Мне кажется, он поймет. Он вообще смышленый малый, — улыбнувшись уголками губ проговорил Нил. — Нил, я подумаю об этом потом, ладно? Тем более, что мы приехали, — Эмма аккуратно припарковалась и вышла из машины. Нил вышел следом за ней, и оба они остановились у двери антикварной лавки. — Прошу, — приглашающим жестом шериф указала Нилу на дверь. — Дамы вперед, — Нил очевидно избегал счастья первым заходить в лавку. Только было Эмма собралась что-то ответить, как дверь распахнулась, и знакомый голос сказал: — Я разрешу ваши препирательства. Здравствуй, сын. Мисс Свон, — мистер Голд жадно всматривался в своего мгновенно собравшегося сына, не удостоив Эмму и взгляда. — Не могу сказать того же, отец, — шериф никогда не слышала, чтобы близкие друг другу люди разговаривали так сухо. — Рад тебя видеть, — попытался вывести разговор в позитивное русло Голд. — Повторюсь: не могу сказать того же, — скрестив руки на груди, проговорил Нил. — Не будем стоять в дверях — проходите, — пригласил Румпель и ушел куда-то вглубь лавки. Нил тяжело вздохнул и зашел следом. — Ты совсем взрослый, — оперевшись локтем о стойку, оглядев сына с ног до головы, констатировал Голд. — Когда мы виделись в последний раз, мне не было и пятнадцати, — сухо бросил Нил. — Что тебе от меня нужно? Зачем ты меня искал? — Знаешь, сын. Наверное, я становлюсь старым и сентиментальным. Мне всего лишь хочется наверстать упущенное и наладить с тобой отношения. Нил не выдержал и зло усмехнулся. — Боюсь, ты опоздал на. дцать лет. Да и что-то слабо верится мне в твои благие намерения. Ты по натуре своей не можешь делать ничего хорошего, папа, — Нил нарочно выделил последнее слово таким тоном, что даже Эмма, невольный свидетель чужого разговора, содрогнулась. — Но, Бел. — Не зови меня так! — яростно воскликнул Нил. — Я оставил это имя в той жизни, где у меня был отец, отдавший все, чтобы стать кровожадным уродом, лишь бы никто больше не посмел ни унизить его, ни упрекнуть в трусости! Румпельштильцхен хотел было что-то сказать, но передумал и промолчал, не отводя взгляда от лица Нила. — По некоторым причинам я останусь пока в этом городе, и, если пожелаешь, даже буду желать тебе доброго утра, но этом все, — каждое слово Нила гулко бухало в тишине помещения. — Надеюсь, ты меня услышал. А теперь я пойду, нужно найти хоть какое-нибудь жилье. С этими словами Нил вышел, сопровождаемый двумя парами глаз. — Вы что-то хотели, мисс Свон? — мгновенно переключившись, поинтересовался Голд. — Да, у меня к Вам пара вопросов. *** Разговор с Голдом о состоянии Реджины не дал никакой существенной информации — либо Голд не желал делиться, либо же действительно не знал, что делать, в чем Эмма сильно сомневалась. Румпель снова говорил о ее собственной магии и желании, но либо это он говорил так туманно, что рациональное зерно во всей его речи не обнаруживалось, либо сама Свон была настолько уставшей, что ее мозг просто отказывался его искать. Но в итоге, не дождавшись от своенравного антиквара каких-либо каких-либо конкретных указаний Эмма покинула его лавку и вернулась домой. Казалось бы, прошла всего лишь половина дня, но отчего-то спать хотелось просто катастрофически. Мечты о том, чтобы коснуться щекой подушки и кануть в небытие были единственным, о чем хотелось думать, и не лез даже чай, старательно впихиваемый в Эмму заботливой Мэри Маргарет, не находились с ходу ответы на бесконечные вопросы Генри, и как ни старалась, но Эмма никак не могла найти сил и желания обсудить с Дэвидом какие-то проблемы, о которых он говорил уже раз в пятый, наверное. — Я пойду, прилягу, — выдавила шериф, оборвав пылкую речь Дэвида, поставила почти полную чашу с чаем на стол и пошла к себе наверх. Она чувствовала себя до такой степени уставшей, что не нашла сил даже для того, чтобы раздеться, и рухнула на кровать в чем была, проваливаясь в сон еще не коснувшись постели. Эмме снился лес. Высокие деревья с причудливо переплетающимися стволами окружали ее повсюду. Сквозь их листья пробивался солнечный свет, но все равно не рассеивал приятного полумрака. Девушка бродила среди этих деревьев, пытаясь что-то отыскать, но сама еще не понимала, что, и просто продолжала идти вперед, доверяясь своей интуиции. где-то неподалеку за деревьями шебуршилась какая-то живность, сверху доносилось приглушенное щебетание птиц. Эмма все шла и шла, касаясь кончиками пальцев шершавой коры деревьев, в некоторых местах густо оплетенной вьюном, вдыхала непередаваемый аромат свежести, царивший в этом странном месте, и ей казалось, что еще немного, вот еще совсем капельку, и она поймет, что же все-таки ей тут нужно найти. Громкий стон, эхом прокатившийся по пустому темному коридору, нагло вырвал Эмму из объятий сна. Поначалу она понять не могла, почему она совершенно не чувствует рук, но довольно быстро до нее дошло, что они просто затекли от неудобного положения. Обе сразу. Через пару минут стон раздался снова, и Эмма подскочила, как ужаленная — он доносился из спальни, в которой теперь обитала Реджина. Влетев в комнату, Эмма остановилась, как вкопанная. Реджина тяжело дышала, лежа на спине, с закрытыми глазами, и было совершенно непонятно, что происходит. — Эй, ты в порядке? — чувствуя себя совершенно по-идиотски, спросила Эмма. Ответа не последовало, но буквально через несколько мгновений все тело Реджины скрутило судорогой, и брюнетка вновь застонала сквозь стиснутые зубы. Эмма в считанные секунды оказалась на кровати, перескочила через содрогающееся тело и всмотрелась в искаженное болью лицо. Нехорошее подозрение, стремительно перерастающее в уверенность в том, что эти судороги — новое проявление медленного самоубийства Реджины, завязанного на ее видениях, которые затмевали настоящий мир, заставляло сердце сжиматься от ужаса и беспомощности. — Эй, посмотри на меня, — тихо проговорила Эмма, легко похлопывая Реджину по щекам. Вот как, скажите на милость, можно вытащить человека из иллюзий, которые кажется ему вполне так себе настоящими? В первые минуты после возвращения из портала, кажется, ощущение реальности ненадолго вернулось к мэру Миллс, но, видимо, это была лишь короткая передышка. — Давай же, открой глаза, — умоляла шериф, откидывая прядь темных волос с белого, как простыня лица напротив. Реджина дернулась, не открывая глаз, уходя от прикосновения. Эмма бессильно выдохнула и прижалась лбом ко лбу брюнетки. Реджина судорожно выдохнула, опаляя лицо шерифа своим дыханием, и ее веки дрогнули. — Возвращайся. я совершенно не представляю, что надо делать, — прошептала Эмма, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, затем капают с ресниц вниз, завершая свое падение на висках Реджины, стекая по ним и путаясь в ее волосах. — Свон, — хриплый голос брюнетки на миг показался оглушающим. Эмма вздрогнула и поднялась на руках. — Больно. — Прекрати это делать с собой, — глядя в пустые, безжизненные глаза напротив, проговорила Эмма. — Это же. не по-настоящему все. Взгляд карих глаз на несколько мгновений сфокусировался на лице блондинки, но затем вновь стал бессмысленным. — О, я же вижу, ты меня слышишь, — сама не веря в свои слова, продолжила Свон. — Все, что ты видишь там — иллюзия, этого не существует на самом деле! Конец реплики вышел каким-то истеричным. Эмма зажала лицо Реджины в ладонях и продолжила: — Все, что ты видишь и слышишь там — не существует, — лицо Реджины исказилось от боли и она слабо дернулась. — Если все те люди, которых я видела, твои жертвы и ты убиваешь себя чувством вины. ты этим ничего не исправишь. Тело Реджины снова скрутило судорогой, и на этот раз она не смогла сдержать короткого вскрика. — Твоя смерть ничего не изменит, — Эмма почувствовала, как в ее плечи мертвой хваткой вцепились тонкие пальцы. — Тем более, такая идиотская. — Они. не уйдут, — как-то беззащитно прошептала Реджина, вновь на краткий миг возвращаясь в реальный мир. — С ними никто ничего не сможет сделать кроме тебя самой, — так же тихо ответила Эмма, и ее губы изогнулись в горькой улыбке. — Ты же всегда всем доказывала, что ты — сильнее всех, и у тебя прекрасно получалось. Так сделай это еще раз. Соберись, наконец! Последние слова прорвались наружу с неожиданной злостью в голосе. Эмма не знала, услышала ли ее брюнетка или нет. Карие глаза напротив вновь смотрели перед собой отрешенным взглядом. *** Рано утром Реджина лежала в собственной кровати, мучительно пытаясь вспомнить ночной монолог Эммы. Все эти разговоры были странными — и с Генри, и с Эммой, — тем, что прорывались в сознание как сквозь какую-то пелену, как сквозь толстый слой ваты. Иногда За спинами образов прошлого возникали их лица, но эти моменты были настолько непродолжительными, что ей невольно начинало казаться, что она каким-то образом умудрилась убить и их тоже. И ладно, если бы она пришибла, наконец, Свон — ее было не жалко, и уж ее-то безвременной кончине Миллс, скорее всего, даже обрадовалась бы., но вот лицо Генри за спинами убитых ею людей заставляло внутренности сжиматься от липкого ужаса и неправильности происходящего. Но она видела его слишком редко, чтобы действительно поверить в то, что все это не по-настоящему. Но сказанные ночью слова Эммы, полузабывшиеся сейчас, чем-то зацепили ее, и Реджина пыталась изо всех сил вспомнить, что же там было такого. Сознание вернулось в реальный мир настолько резко и неожиданно, что Реджина закашлялась от чистого воздуха, в котором не было ни намека на дым, постоянно окружавшего ее в том странном месте, полном огня. Брюнетка перевернулась на бок, в отчаянной надежде, что так будет проще откашляться, но немного не рассчитала и скатилась с кровати на пол, уперевшись в мягкий ковер локтями. Легче не стало. Все тело мерзко ныло, и усилившиеся приступы кашля сопровождались уколами острой боли в каждой клеточке тела. Через пару минут кашель, наконец, отпустил, и Реджина со стоном опустила голову на скрещенные руки. Больше никуда двигаться не хотелось, но валяться на ковре, вцепившись пальцами в длинный ворс, то же было не дело. При попытке встать на ноге брюнетка чуть не впечаталась носом в прикроватную тумбочку — ее штормило из стороны в сторону так, будто бы она целую неделю жила на одном виски, и сейчас ее постигли страшные последствия такой разгульной жизни. Сравнение заставило усмехнуться. В конце концов ей удалось встать, и в данных условиях это казалось настоящим достижением, так как помимо всего остального все ее тело стягивали многочисленные бинты, сковывающие движения, и невольно навевающие воспоминания о мумиях. Ее одежда обнаружилась на спинке кровати, и хотелось проклясть немедленно того, кто придумал блузки с таким огромным количеством пуговиц — сначала отчаянно неслушающиеся руки не попадали в прорези ее шелковой блузки, а затем и непослушные пальцы путались в скользких складках, не в состоянии застегнуть из все до одной. Но, спустя несколько минут, благодаря упорству, блузка была застегнута, брюки надеты, и Реджина облегченно выдохнула. Оставалась самая малость: добраться до двери, выйти из спальни и зайти в последнюю дверь по коридору у лестницы — насколько Реджина помнила, там находилась комната Генри. До двери нужно было пройти всего метра три-четыре, но даже этого малого расстояния оказалось достаточно, чтобы устроить в комнате настоящий бардак: ноги путались и по ровной линии идти никак не желали, да и голова начала адски кружиться, в связи с чем Реджина умудрилась снести вазу с хризантемами и пару рамок с фотографиями какого-то пейзажа с комода и перевернуть стул. Но, в конечно итоге, до места назначения все-таки добралась. Реджина потянулась рукой к округлой дверной ручке, как вдруг она почувствовала какое-то движение сзади. Брюнетка замерла. С одной стороны, ей страшно хотелось обернуться, но в голове билась паническая мысль: «Не оборачивайся.» Помявшись в нерешительности пару мгновений, она все же решила обернуться, но вдруг, чья-то рука довольно болезненно сдавила ее кисть и прижала к дверной ручке, которая почему-то запылала ярким пламенем, и чужой голос выдохнул прямо в ухо: — Доброе утро, Ваше Величество. Собрав все имеющиеся силы и стараясь не обращать внимания на пульсирующую жгучую боль в руке, Реджина дернулась и вывернулась из кольца чужих рук, уперевшись лопатками в стену. Перед ней стоял темнокожий парень в доспехах королевского стражника и смотрел на нее с немым укором в глазах. Кажется, его звали Джейкоб, и его прилюдно казнили по приказу Королевы за то, что он помогал прислужникам Белоснежки, передавая им необходимую информацию для качественной подготовки нападения на Реджину. — Ты. ты — ненастоящий, — выдавила Реджина, с ужасом наблюдая, как огонь быстро расползается по стенам, по мебели, по шторам, отвоевывая себе каждый свободный дюйм в пространстве. — Вы в это не верите, Королева, — недобро усмехнулся Джейкоб. — Верю, — возразила брюнетка, внутренне понимая, что на самом деле это не так, и коротко вскрикнула, когда рукав ее блузки загорелся, обдавая жаром кожу прямо через бинты. — Нет, иначе ничего этого бы не было, — констатировал факт юноша и сделал пару шагов вперед. — Это всего лишь иллюзия, — тихо проговорила Реджина, вспоминая слова Свон, затем глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце, и выдохнула. Женщина никогда раньше не верила в эффективность подобных дыхательных методик, но это правда успокаивало. Джейкоб уже успел подойти к ней вплотную, и Реджина вскинулась, всматриваясь ему в глаза. — Ты — лишь плод моего воображения, а значит, ты абсолютно безвреден, — не отводя глаз, зло процедила она и сделала шаг вперед. В лицо ей ударила волна сухого жара и огонь вокруг погас, как будто его и не было. Брюнетка несколько раз даже моргнула, чтобы удостовериться в том, что ей ничего не мерещится, что вся мебель и стены остались нетронутыми. Тряхнув головой, Реджина продолжила свой путь. К ее счастью, Генри оказался еще в комнате, уже одетый, он собирал учебники в школу. — Генри, — не совсем уверенная, какой реакции мальчика ожидать, позвала мэр Миллс. — Мама? — в его голосе звучала дикая смесь облегчения и недоверия. — Привет, малыш, — опускаясь перед ним на колени, и заглядывая ему в лицо, с теплой улыбкой проговорила Реджина. — Я рад, что ты наконец. — начал было мальчик, но, передумав, лишь обнял ее за шею и спрятал лицо у нее на плече. Реджина ничего не сказала, лишь плотнее прижимая ребенка к себе. — Все нормально? — доверчиво прижимаясь щекой к ее щеке, спросил Генри. — Не сказала бы, — честно призналась брюнетка. — Но переживать не стоит. — Ой, ты, наверное, есть хочешь? — встрепенулся Генри и отстранился. — Пойдем вниз, там Эмма уже завтрак приготовила. — Хочу, — отрешенно ответила Реджина, поднимаясь, и с удивлением замечая, что есть действительно хочется просто зверски. Мальчик мертвой хваткой вцепился в ее руку и потащил вниз. — Эй, Генри, помедленнее, — попросила Реджина, чувствуя, как подкашиваются на ступеньках ноги и стена вдруг оказывается в опасной близости от лица. — Ой, извини, — виновато улыбнулся ребенок, сразу же сбавляя темп и придерживая едва стоящую на ногах женщину. — Генри, ну наконец-то, в школу же опоздаешь, — недовольно пробурчала невыспавшаяся, а оттого недобрая Эмма. — О. — Шериф, — Реджина кивнула в знак приветствия. — Доброе утро, Реджина, — улыбнулась Белоснежка, отрываясь от чтения утренней прессы. — Доброе утро, — вторил ей Дэвид, недоверчиво косясь на нее поверх чашки с чаем. — Омлет? Гренки? Оладьи с кленовым сиропом? Или что полегче? Все-таки столько времени без еды, — поинтересовалась шериф, пристально всматриваясь в лицо Реджины. — Не могла бы ты отвезти меня домой? — устало опираясь на спинку ближайшего к ней стула, спросила мэр. Как-то неожиданно она поняла, что ей страшно хочется побыть в полном одиночестве и позаботиться о себе самой, как это было всегда. Но была еще и вторая причина ее желания уехать домой: Реджине не хотелось вмешиваться в идиллическое утро семейства Прекрасных и лицезреть их во всей красе. — Не думаю, что ты сейчас можешь. — начала было Эмма, но была грубо перебита: — Я уверена, что в состоянии приготовить себе завтрак сама, — спокойно констатировала факт Реджина, не отводя взгляда. Для всех, присутствующих здесь (ну, кроме Генри, пожалуй), видеть Реджину такой — не пышущей ни яростью, ни гневом, не преисполненной величия и знания собственной значимости, было как-то. странно, что ли. — Тогда ладно, — быстро согласилась Эмма. — Может, хотя бы чаю? — Воды, — попросила Реджина и присела на стул. — Все нормально? — поинтересовалась шериф. Мэри Маргарет с Дэвидом с интересом наблюдали за ними обеими, впервые не замечая отчаянного противостояния. — Вполне, — проговорила Реджина, глядя куда-то за плечо блондинки. — На что ты там смотришь? — слегка нахмурившись, поинтересовался Генри, прослеживая траекторию взгляда брюнетки. — Да ни на что, — горько улыбнувшись, ответила Реджина, отрывая взгляд от лица отца, с немым укором поглядывавшего на нее из-за плеча блондинки.