Color of the night

— Всем доброе утро! — громко произнесла Эмма Свон, входя в помещение ресторана. — Доброе утро, мисс! — Доброе! — нестройным хором ответили ей сотрудники. — Вам как обычно? Капучино без сахара? — поинтересовалась Ванда, администратор, и приветливо улыбнулась. — Да, пожалуйста, — подтвердила Эмма и быстрым взглядом окинула ресторан. — А она что здесь делает? — О, эта женщина пришла к самому открытию и сказала, что к Вам, — проследив за недовольным взглядом Эммы, впившимся в обтянутые белоснежной блузкой острые плечи брюнетки, сидевшей к ним спиной, ответила Ванда. — Ясно, — бросила Свон и обхватила обеими ладонями протянутую ей горячую чашку с дымящимся ароматным напитком. — Спасибо, Ванда. С этими словами Эмма развернулась и направилась в свой кабинет, абсолютно не горя желанием разговаривать с ненавистной Реджиной Миллс, но ее планам было не суждено сбыться. — И что, даже не поздороваешься? — надменные нотки в бархатном голосе, полном наигранного удивления, раздражали неимоверно. И как Реджина успела так быстро подойти? — Кажется, я тебе еще вчера сказала, что не хочу иметь с тобой никакого дела, — неприязненно процедила Эмма, обернувшись. — Я смотрю, тебе нравится, когда я применяю грубую силу? — нехорошо улыбнувшись, промурлыкала Миллс прямо в ухо блондинке, мертвой хваткой сжимая пальцы на ее плече. — И не вынуждай меня идти на крайние меры на глазах у твоих подчиненных. В этот миг вышеупомянутые подчиненные поспешили сделать вид, что полностью поглощены работой, а не наблюдением за интригующими разборками их начальницы и ее странноватой знакомой в надежде узнать какие-нибудь пикантные подробности. — Заходи, — сквозь зубы пробормотала Эмма, щелкнув замком двери своего кабинета. — А у тебя, оказывается, есть вкус. Неожиданно, — оглядев уютную и неброскую обстановку внутри кабинета, проговорила Миллс. — Что ты себе… — возмущенно начала было Эмма, но ее голос, повинуясь щелчку тонких пальцев брюнетки, послушно пропал. — Вот так-то лучше. Тебе лучше присесть, — с этими словами стул, еще секунду назад стоявший у стены, весьма ощутимо врезался Свон под колени, вынуждая ее опуститься, а невидимая сила давила на плечи, не давая встать. Еще один щелчок — и дверь захлопнулась, на секунду покрывшись темно-фиолетовой пеленой. Блондинка одарила Реджину горящим яростным взглядом, когда от резкого движения добрая половина содержимого ее чашки поспешила пролиться ей на ноги, но она, к счастью, успела среагировать и теперь темное пятно медленно, но уверенно расползалось по светлому ковру. — У нас мало времени, — с этими словами Реджина выудила из-под блузки золотые песочные часы и продемонстрировала их Эмме. — Благодаря этой вещице я смогла выбраться из Сторибрука, сохранив свой разум. Песок — это магия, которая помогает мне здесь выжить. Видишь, как быстро сыпется? Это потому, что я вынуждена сейчас колдовать и заставлять тебя меня слушать. Когда песок закончится, я умру. И чем больше я колдую, тем, соответственно, быстрее скончаюсь. Договорив, Реджина выдохнула и немного неловко опустилась в близстоящее кресло, стараясь не обращать внимание на отчаянно кружащуюся голову. — Свон, Белоснежка беременна. Уж не знаю, что там такого особенного в ее ребенке, но его страстно желает заполучить Зелина, так же, как и сердце магии Сторибрука, которое я вот так запросто отдавать ей не намерена, — с каждым словом продолжать говорить становилось все труднее — сказывалось головокружение и подступившая дурнота. — Мы посовещались с Румпелем и наслали на Снежку чары вечного сна — пока она спит и она, и ребенок, будто заморожены, и Зелина не сможет ничего с этим поделать. Но эти чары мог разрушить Дэвид — дурацким поцелуем истинной любви, поэтому пришлось от него избавиться — я точно не знаю, как Румпель это провернул, но ему удалось договориться с Аидом и обменять душу Дэвида на душу Джеймса. Зелина хоть и могущественная ведьма, но в Преисподнюю просто так соваться не будет… Реджина снова прервала свой рассказ, и Свон, почувствовав, что магия брюнетки слабеет, воспользовалась паузой, чтобы поинтересоваться: — И как его оттуда вернуть? — Понятия не имею, — устало выдохнула Миллс и откинулась на спинку, прикрыв глаза — спать хотелось неимоверно. — Раз Зелине очень нужен это ребенок, значит выгоднее оставить его себе… Потом узнаю, что в нем такого особенного. — Ты — скотина, ты в курсе? — злобно фыркнув, поинтересовалась Эмма и пригубила забытый кофе. — В курсе, не переживай… Зелину надо либо отправить обратно в Оз, либо тоже к Аиду, а то жить спокойно она городу не даст. Они с Ингрид неплохо так сдружились, и пакостят теперь вместе. — А что твоей родственнице надо-то? — Она очень хочет иметь семью… И если с Зелиной она вполне успешно нашла общий язык, то с остальными членами нашей семьи дело так гладко не проходит, — едва успев договорить, Реджина внезапно надрывно закашлялась. — Лично меня не прельщает идея всю жизнь прожить в ледяном замке в вечной мерзлоте. Она не так опасна, как Зелина, но Ингрид в разы могущественнее и ее, и меня, так что… Надо как-то выдворить их обеих из Сторибрука или же уничтожить… Но в любом случае, одна я не справлюсь. — У тебя кровь, — внезапно сказала Эмма, нахмурившись и протягивая брюнетке салфетку. — Я потихоньку умираю, Свон, — запрокинув голову и зажав кровоточащий нос, констатировала Реджина. — Мне в любом случае нужно вернуться в Сторибрук, пока не кончился песок в часах — так у меня хотя бы есть шанс выжить… а ты нужна своей семье. — Реджина, туда добираться довольно долго… Мы успеем, если полетим самолетом? Хотя от Бостона все равно надо будет ехать на машине… — рассуждала Эмма, будучи не в состоянии поверить в то, что согласилась на это. — Свон, нет времени, — совсем слабым голосом проговорила Реджина и с усилием повертела в пальцах часы, в верхней чаше которых оставалось совсем немного песка. Голова снова начала наливаться болью, как в предыдущей вечер, и Миллс решила прекратить тратить магию и расколдовала дверь. — У меня хватит сил на перемещение, но, пожалуй, только на него. — Мне нужно позвонить Мартину, попрошу его приютить Генри пока, — поднявшись с места и начав лихорадочно искать телефон в сумочке, проговорила Эмма. — Надеюсь, это все затянется не надолго? — Никаких гарантий дать не могу, — насмешливо проговорила Миллс, не глядя в сторону блондинки. Эмма закатила глаза и вышла из кабинета, на ходу набирая номер своего бойфренда. Минут пять спустя Эмма Свон вернулась. — Я готова, — произнесла она, скрещивая руки на груди в порыве нервозности. Вид бледной Реджины, все так же полулежащей в кресле с закрытыми глазами ей не нравился, но поделать с этим ничего было нельзя. — Я рада, — раздраженно бросила Миллс и попыталась подняться, но не смогла — ноги отказывались держать внезапно ставшее тяжелым и неуклюжим тело. — Давай, помогу, — протянула ей руку Эмма, но в ответ получила лишь резкое: — Не нужна мне твоя помощь! С этими словами Реджина сделала еще одну попытку, и благодаря титаническому усилию удержала себя в вертикальном положении. — Умирать неприятно, — неожиданно грустным тоном поделилась своими ощущениями брюнетка. — Пробовать не советую. — Я и не собиралась пока, — усмехнулась Эмма. — Что теперь? — У тебя ответственная миссия, Свон… И тебе нужно будет держать себя в руках при любых обстоятельствах. Пожалуйста, не паникуй и не истери, — глядя прямо в глаза блондинки, говорила Реджина, неожиданно сильно сжимая ее кисть своими обжигающе горячими пальцами. — Времени будет мало… Но я в тебя верю. Ты справишься. В последние два слова Реджина Миллс постаралась вложить как можно больше правдоподобия, противоречащего ее внутреннему неверию. Как ни крути, Эмма Свон — слишком уж неравнодушна к страданиям людей, которых считает себе близкими, и ей нужно будет приложить много усилий, чтобы держать себя в руках, в случае печального развития событий. В то, что она останется в сознании после перемещения, Реджина тоже не верила. — Для чего? — спросила Эмма, нервно облизнув губы. — Для того, чтобы перетащить меня через границу города. Боюсь, на своих двоих я не дойду, — кривовато улыбнулась Реджина в ответ, взглянув на песочные часы, зажатые в свободной руке. — Песка осталось совсем на донышке. — А если я не успею? — последовал опасливый вопрос. — Тогда одним злодеем в мире станет меньше, только и всего, — пожала плечами брюнетка. — «Только и всего», как же, — издевательски фыркнула Эмма и, почувствовав, что глаза подозрительно защипало, попыталась выдернуть руку из захвата. — Но я в тебя верю, — едва слышно сказала Реджина Миллс и подалась немного вперед, прижимаясь грудью к груди блондинки, зарываясь лицом в ее волосы, и тут же продолжила едва слышным шепотом: — ты можешь все, стоит только захотеть… — Реджина… — немного потерянно произнесла Эмма, когда брюнетка неожиданно разорвала прикосновение и сделала пару шагов назад. — Я не хочу умирать, Эмма, — надтреснутым голосом призналась Реджина. — Я постараюсь сделать всё, что от меня зависит, — подавив в себе отчаянное желание приободряюще обнять женщину за плечи, пообещала Свон. — Нет времени на пустую болтовню. Нам пора, — без улыбки сообщила Реджина, в голосе которой звенела глухая обреченность и абсолютное неверие в успешность предстоящей авантюры. Тянуть время, развлекаясь разговорами, занимая себя моральной подготовкой или отвлекаясь на что-либо еще, действительно было некуда — и в следующий миг их обеих окутал плотный фиолетовый туман. Знакомая дорога с алой поперечной чертой в пятидесяти метрах, не менее знакомые стены угрожающего в сумерках леса с обеих сторон заставили сердце Эммы Свон сжаться от нахлынувших воспоминаний, и ей на секундочку показалось, что она вовсе и не покидала это место три года назад, под звук весеннего ливня. Что не было того обидного, хлесткого, колючего разговора с Реджиной Миллс, подтолкнувшего ее к решению бросить все и уехать. Тряхнув головой в попытке избавиться от ненужных сейчас мыслей, Эмма обернулась и замерла солевым столпом от открывшейся глазам картины — Реджина, побледневшая до такой степени, что могла бы составить здоровую конкуренцию первому ноябрьскому снегу, стояла, вытянувшись в струну, глядя прямо перед собой пустым, безжизненным взглядом, пальцы судорожно сжаты в кулаки, а на кистях, шее, висках постепенно проявлялись широкие полоски бурых полопавшихся вен. — Стоять, — выдохнула Свон, в мгновение ока оказываясь рядом и едва успевая подхватить начавшую опасно крениться вперед брюнетку. Страшный, захлебывающийся вдох Реджины разрезал полнейшую тишину, заставив все внутренности блондинки сжаться от ужаса. — Потерпи, — закинув одну руку Реджины себе на плечи и крепко обхватывая ее за ребра, пробормотала Эмма и двинулась вперед так быстро, как только могла, практически волоча на себе находящуюся в полубессознательном состоянии женщину, чье лихорадочное серцебиение чувствовалось пальцами даже через слои одежды. Шаг. Еще два. Как назло, алевшая впереди полоса, означающая границу города, не приближалась так быстро, прямо как в страшном сне. Пять метров. Десять. Откровенно ужасающие хрипы, издаваемые закашливающейся Реджиной пугали настолько, что хотелось закрыть уши и не слышать. не слышать этих звуков, которые здоровый человек издавать ну никак не может. Чувствовать скребущих плечо пальцев хотелось еще меньше. — М-м-м... — сквозь сжатые зубы вдруг простонала брюнетка и резко дернулась так сильно, что Свон не удержала ее и, споткнувшись о ее же ноги, растянулась на асфальте вместе с женщиной. Короткие секунды спустя сев на стрельнувшие острой болью разбитые колени, Эмма хотела было что-то сказать, но слова встали поперек горла, как только она взглянула на Реджину: нереально яркая алая кровь заливала асфальт, струясь ото всюду, откуда только можно было — изо рта, носа, ушей неуклюже лежащей на боку брюнетки, пачкая белоснежные рукава и ворот ее блузки; задыхаясь, Реджина левой, не прижатой к земле рукой, цеплялась за выступающий в полотне дороги щебень, обламывая ногти под корень, как будто бы это могло помочь ей протолкнуть в легкие чуть больше живительного воздуха, чем получалось, явно не понимая, что делает, и все ее тело конвульсивно содрогалось от непрекращающихся судорог. — Черт, черт, черт, — процедила Свон, подскакивая на ноги и пытаясь поднять Реджину за собой, но тщетно — судороги были слишком сильными, а перепачканные в липкой субстанции пальцы скользили по коже и одежде, не позволяя ухватиться крепче. — Реджина, черт, ты слышишь меня?.. Ну давай, помоги же мне немного. Время стремительно ускользало с каждым рваным вдохом брюнетки, с каждой новой порцией крови на выдохе, с каждой новой судорогой, и Эмма чувствовала, что не успевает, катастрофически не успевает. Приложив поистине титаническое усилие и сделав резкий рывок, блондинка перехватила отчаянно сопротивляющееся тело под грудь, прижав брюнетку спиной к своей груди и сжав ее в плотном кольце рук, и вновь двинулась в сторону границы, волоча ее за собой. Еще пять метров. И еще десять. Пятнадцать. Рукава рубашки полностью пропитались отвратительно горячей, не успевающей остыть, жидкостью, не задерживающейся больше на ткани и тонкими струйками стекающей на асфальт. В какой-то момент все тело Реджины скрутил особо сильный спазм, и Эмма охнула от боли в ребрах, куда получила нечаянный удар локтем. — Потерпи, еще немножечко, — говоря это, Свон не надеялась, что будет услышана, но. До границы оставалось совсем ничего, но руки начало дико ломить от напряжения, как и спину, пот струился по лицу, щипая потрескавшиеся губы, но Эмма не сдавалась. Делала еще шаг. И еще один. И еще. и постоянно, как мантру, повторяла про себя: «Я успею. Успею.» Когда до границы оставалось менее десяти метров, Реджина внезапно обмякла, повиснув на руках блондинки, как тряпичная кукла. Согнувшись почти вдвое от разом ощутимо потяжелевшего веса, Эмма вдохнула, остановившись, чтобы перехватить брюнетку поудобнее и замерла — задыхающиеся всхлипы прекратились. — Нет. нет-нет-нет, — широко распахнувшимися в неверии глазами взглянув в лицо брюнетки выдохнула Эмма. Тусклые, пустые, мертвые карие глаза с расширившимися зрачками, темным пятном выделяющиеся на восковом мертвенно бледном лице, невидяще смотрели в яркое до безобразия, лазурное небо над верхушками деревьев; темные, загустевшие капли крови лениво стекали по щекам и вискам, теряясь во влажных, слипшихся прядях волос. И тишина. которая оглушала. Которая была неправильной. Собственное лихорадочно бьющееся сердце пропустило удар, когда, нащупав влажными пальцами сонную артерию Реджины, Эмма не почувствовала пульса. — Ты не можешь умереть так, — беззащитно пробормотала Свон, тыльной стороной ладони откинув с лица мешающиеся волосы, затем снова подхватила тело Реджины и максимально быстрым шагом бросилась к границе, отчаянно отказываясь верить в то, что брюнетки больше нет. Резкий порыв ледяного ветра, ударивший блондинку в грудь, стоило ей только пересечь алую полосу, спер дыхание и она закашлялась, выпустив свою ношу из рук. В считанные секунды восстановив дыхание, сорванного резким переходом из ласкового летнего тепла, царившего по ту сторону и вымораживающего холода по эту, она бросилась к лежащей без движения Реджине. — Пожалуйста… — прошептала Эмма, склонившись над женщиной, и краем сознания заметила, что снежинки, налипшие той на лицо не тают. — Реджина… Сосущее, противное чувство потери разрасталось изнутри, подобно поганкам после дождя, захлестывало с головой, сметало на своем пути все возможные мысли, чувства, оставляя под собой лишь истеричный какой-то ужас и отчаянную надежду на то, что посиневшие губы дрогнут на жадном вдохе, и веки с частоколом длинных слипшихся от крови ресниц опустятся, а когда поднимутся вновь — темные, цвета крепкого кофе глаза больше не будут такими. такими мертвыми. Почти полностью онемевшими от холода пальцами Эмма провела по белому как простыня лицу брюнетки, очерчивая застывшие в болезненном оскале губы брюнетки, остро выступившие скулы, подобородок, покрытые толстым слоем замерзшей крови, не переставая повторять единственное слово: «Реджина…» Идиотская мысль, отдающая в данной ситуации легким безумием — попытаться сделать искусственное дыхание, как учили когда-то в школе, пришла в голову Эммы Свон внезапно. Практически не задумываясь о том, что делает, Эмма оторвала длинную полосу от собственной рубашки, намотала ее на пальцы, запрокинула голову брюнетки так, чтобы рот приоткрылся и попыталась промокнуть оставшуюся там кровь. Сильнейший озноб вкупе с окоченевшими руками страшно мешали, но блондинка не останавливалась до тех пор, пока очередная тканевая полоска не стала почти сухой. Пять сильных нажатий на грудь брюнетки, наваливаясь всем весом — инструкции пожилой женщины-медика всплывали в памяти так четко, будто это было вчера, — затем глубокий вдох и выдох в ледяные губы. И еще один. Соленый металлический привкус вызывал отвращение, но сейчас уж точно было не до этого. А затем все повторить. Уже на третий круг Эмма поняла, что выдыхается, но продолжала делать то, что делала, отгоняя противные мысли о том, что уже поздно. Что все бесполезно. Что Реджину уже не вернуть. Непрошенные, обжигающие на миг и тут же замерзающие на пронизывающем ветру слезы раздражали, струясь по щекам и капая на лицо брюнетки, которая никак не желала вдохнуть. — Давай же. — едва слышные слова сорвались с губ Эммы Свон, сопровождаемые звучным клацаньем зубов друг о друга. И опять все по новой: массаж сердца — искусственное дыхание. И еще раз. И еще. Глядя в мертвое лицо напротив сложно продолжать надеяться и верить. На смену этим чувствам приходила бессильная, иссушающая, вытягивающая последние силы злость, и, ненавидя себя за то, что сдается, после очередного дыхания рот-в-рот Эмма не поднялась на руках, а наоборот, прижалась пылающим лбом к обжигающе ледяному, сжала замерзшими ладонями шершавые от запекшейся крови виски, совершенно не чувствуя, что окоченевшие пальцы скользят по заледеневшим темным волосам. — Твою ж мать… — сорвалось как-то само по себе, неожиданно для самой Эммы, и она зажмурилась изо всех сил, отчаянно всхлипнув, прижавшись дрожащими губами к ледяному лбу Реджины, в то самое место между бровями, где — неужели теперь навсегда? — залегла глубокая складка. — Твою ж мать… Оглушающая, яркая, острая боль внезапно накрыла блондинку с головой, вырвав из нее едва слышный стон, заставив ее сжаться над бездыханным телом в жесточайшем приступе вины. — Твою мать… — в очередной раз прошептала Эмма непослушными губами, пытаясь собрать внутри себя ошметки мужества, решительности и чего-нибудь еще, что могло бы ей помочь сейчас расцепить руки и оторвать себя от брюнетки. Но ничего не собиралось. Она продолжала цепляться за мертвую женщину, и ей казалось, что если она вдруг все же сумеет и отпустит Реджину — это будет одной из самых страшных ее ошибок. И неважно, что решение продолжать сидеть, нет, почти лежать на снегу, попахивает суицидом. Абсолютно не соображая, что делает, поддаваясь сиюминутным желаниям, почти онемевшими — как и пальцы — губами Эмма скользила по лицу Реджины, по вискам, щекам, носу, губам, абсолютно не обращая внимания на колючие снежинки, переставшие таять даже от ее прикосновений, на неприятную шершавость застывшей крови и на порывы обжигающе холодного ветра, забирающегося своими ледяными щупальцами под растерзанную рубашку. Безжалостная вьюга засыпала снегом отчаянно нежелавшую отпускать тело брюнетки Эмму Свон, которая не представляла, что теперь делать. Что можно сделать, если Реджины Миллс больше нет?..