Color of the night

— Мам, если вы с Мартином хотите объявить о помолвке — я только за, так что можно я пойду? — умоляющим взглядом глядя на Эмму, ушедшую с носом какой-то журнал. — Нет, нельзя. Будь так любезен, прояви уважение и ко мне, и к нему, — бросив острый взгляд на мальчика поверх журнала, пробормотала Эмма. — Раз я сказала, что у нас сегодня семейный ужин, значит ты должен присутствовать. — Ма-а-ам, но ты же знала, что мы сегодня с Эмили идем в кино, — обиженно насупился мальчик и скрестил руки на груди. — Извини, ты об этом сказал уже после того, как я договорилась с Мартином. Сходите завтра, — пожав плечами, ответила Эмма, отбрасывая за плечо мешающуюся прядь волос. — И вообще, давай закроем тему. — О-о-о, ну да, как обычно! — воскликнул Генри, звучно хлопнув ладонью по столу, вскочил на ноги и быстрым шагом удалился в свою комнату. — Подростки, что с них взять, — раздраженно закрыв журнал и с чувством бросив его на стол, проговорила Эмма и спрятала лицо в ладонях, тяжело вздохнув. — Кажется, я такой противной в его возрасте не была… Внезапная трель дверного звонка прервала ход ее невеселых мыслей. Блондинка взглянула на циферблат часов на стене и нахмурилась — до прихода Мартина оставалось еще полчаса, да и он всегда предварительно звонил… и гостей, вроде как, не ожидалось. — Мам? — послышался голос Генри сверху. — Я открою, — с огромным нежеланием поднимаясь с места, крикнула Эмма в ответ. Руководствуясь убеждением, что кто-то посторонний навряд ли прошел бы мимо их бдительной консьержки на первом этаже, Эмма Свон без лишних вопросов и заглядываний в глазок открыла дверь. Ее сердце пропустило удар, когда она поймала горящий взгляд до боли знакомых карих глаз в обрамлении частокола пушистых, угольно-черных ресниц. Пропустило еще один, когда она, отведя глаза, заметила такую же знакомую надменную ухмылочку в уголках губ, аккуратно, строго по контуру подкрашенных матовой помадой. Перехватило дыхание, когда почти отключившийся мозг отметил волосы… темной густой волной ниспадающие чуть ниже лопаток, а еще тщательно замаскированные косметикой темные круги под глазами и непривычную бледность, будто бы кожа давно уже не видела дневного света. Спустя еще минуту молчаливых игр в гляделки, Эмма не придумала ничего лучшего, чем развернуться и захлопнуть дверь перед носом Реджины Миллс, собственной персоной явившейся на порог ее дома. — Кто это был? — поинтересовался успевший сбежать вниз Генри, с любопытством глядя на машинально теребящую рукав блузки Эмму. — У тебя такой вид, будто ты привидение увидела! — Да так, дверью ошиблись, — отмахнулась блондинка, тяжело опускаясь на стул и нервно облизнув пересохшие губы. — Налей мне, пожалуйста, воды. — С тобой точно все нормально? — испытующе заглядывая матери в лицо, спросил Генри и наполнил бокал. — Точно, точно, — выпив воду одним глотком, ответила Эмма и попыталась ободряюще улыбнуться. Судя по тому, что выражение лица мальчика не изменилось, у нее это получилось не очень. — Кстати, я спросить хотел, ты с помидорами что-то собираешься еще делать или они просто так, для красоты тут лежат? — красноречиво взглянув на овощи, сиротливо краснеющие на сушилке, и усмехнувшись, поинтересовался Генри. — О, точно, я совсем забыла, что хотела еще салат приготовить… У нас есть еще двадцать минут, поможешь? — с радостью уцепившись за возможность занять свои мозги хоть чем-то и хотя бы на время вытеснить образ мэра Сторибрука из головы, ответила Эмма и засуетилась в поисках всего необходимого. — Черт подери, в этом доме есть ножи?! Ничего не найдешь, когда нужно! — Конечно, помогу, — наблюдая за действиями блондинки, задумчиво протянул мальчик, но Эмма этого не услышала. Двадцать минут спустя на дисплее мобильного телефона Эммы высветилось имя Мартина. — Привет, я приехал. Сейчас забегу в магазин, вам что-нибудь нужно? — дежурно поинтересовался молодой человек. За чем он заходил в магазин каждый раз, когда приезжал к ним в гости, Эмма не знала, но спрашивать об этом ей казалось как-то немного нетактичным. — Привет! Нет, ничего не надо, у нас все есть. Поднимайся уже быстрее, — улыбнувшись, проговорила женщина и отложила телефон в сторону, отключившись. — Поднимайся узе бистлее, — картавя звуки, откровенно издевался Генри, сложив губы уточкой и преувеличенно очаровательно хлопая ресничками. — Э-э-эй! — возмутилась Эмма и нацелилась было дать веселящемуся сыну легкий подзатыльник, но тот успел ловко увернуться. — Не попала, не попала, — показав матери язык, воскликнул Генри и смылся в свою комнату едва услышав дверной звонок. — Позовешь, когда нацелуетесь! — Позову, — фыркнула Эмма, с секундной открывая дверь. Огромный букет белых роз ввел ее в небольшой ступор, но заметив за этой кипой цветов улыбащееся лицо Мартина, Эмма расслабилась. — Это тебе, — произнес он и вошел в квартиру. — По какому поводу такой шикарный букет? — пропуская молодого человека внутрь, спросила Эмма. — Шикарных женщин радуют шикарными букетами, как правило, без повода, — свободной рукой приобнимая девушку за талию, проговорил Мартин и чувственно коснулся ее губ своими. — Спасибо, — не углубляя поцелуй, довольно пробормотала Эмма, немного отстранившись. — Кстати, тут твоя подруга сказала, что никак не может до тебя достучаться, — с этими словами Мартин посторонился, пропуская Реджину, и, глядя на нее второй раз за этот день, Эмма вновь почувствовала, что внутри у нее все оборвалось. — Не познакомишь нас? — Реджина Миллс, — представилась брюнетка, не сводя напряженного взгляда с Эммы, и протянула руку для рукопожатия. — Мартин Уэстфолл, — представился молодой человек и пожал протянутую ему руку в ответ. В этот миг Реджина соизволила-таки на него взглянуть и замерла. Заминка длилась всего пару секунд, но Эмма заметила, как взгляд Реджины метнулся сначала к его руке, которая крепко сжимала ее наманикюренные пальцы, а затем недоверчиво-пытливо впился в лицо. Но, видимо, не найдя в нем ничего такого, брюнетка вновь посмотрела на нее. — Мне нужно с тобой поговорить, — расцепив рукопожатие и скрестив руки на груди, произнесла Реджина. — Ну уверена, что это нужно мне, — невольно скопировав ее позу и намеренно выделив последнее слово, ответила Эмма. — Это важно, — также сделав акцент на окончании, сказала брюнетка. — Важно для кого? — приподняв бровь, спросила Свон. — В первую очередь, для тебя, — невыразимо усталым тоном пояснила Реджина. — О, это что-то новенькое… — Эмма, прекрати, — перебил собиравшуюся сказать что-то еще блондинку Мартин. — Поговори уже с человеком и все, что ты детский сад разводишь? — Дело говорит! — усмехнулась Реджина и заслужила раздраженный взгляд в ответ. — Ну пойдем, — бросила Эмма и направилась в сторону своей спальни. Затем, плотно закрыв за собой дверь, проговорила: — И? — Ты должна вернуться в Сторибрук, — присев на краешек кровати, бухнула Реджина. — С чего бы это? — сказать, что Эмма была удивлена подобным заявлением — значило ничего не сказать. — У нас в очередной раз проблемы, — ответила брюнетка, привычным жестом потерев лоб (и когда это он стал у нее привычным?). — Меня это как-то мало касается, тебе не кажется? — спросила Свон, искренне пытаясь понять, издевается Реджина или нет. Но, судя по тому, что она ухитрилась найти способ покинуть Сторибрук — все же нет. — Это касается твоих родителей и… не только. — Не-е-е-ет, нет, нет, — покачав головой в стороны, проговорила Эмма, скрестив руки на груди в оборонительном жесте и отчаянно стараясь подавить волну холодной злости, поднимающуюся откуда-то из живота. — Вы — сами по себе, я — сама по себе. Три чертовых года назад я уехала из Сторибрука не для того, чтобы вернуться туда снова. Я уехала от тебя не для того, чтобы встретиться с тобой снова. И вот, ты тут нарисовалась, заявляя, что у вас какие-то проблемы, и я должна вернуться… Решайте их сами. Вы жили без меня целых 28 лет — и все было прекрасно! — Свон, — как-то совсем неожиданно Реджина оказалась совсем рядом, буквально в двух шагах от нее, и смотрела на нее долгим, пронзительным, странным взглядом. — Уходи, — с нажимом проговорила Эмма, отводя взгляд и смаргивая подступившие вдруг слезы, уперлась лопатками в стену, сделав пару шагов назад. — Взгляни на меня, — тихо проговорила Миллс, и что-то в ее голосе было такое, что заставило блондинку вскинуться. — Не надо, — так же тихо сказала Эмма и отвернулась, едва завидев приближающиеся к ней тонкие пальцы Реджины. — Свон… — пальцы совершенно по-хозяйски убрали с лица мешающуюся прядь, а бездонные, кажущиеся непроницаемо черными в скудном освещении спальни глаза оказались совсем рядом, заслоняя собой весь окружающий мир. — НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! — буквально взревела блондинка, рывком отталкивая руки брюнетки, и понимая, что жгучие злые слезы уже во всю катятся по ее щекам. — Катись отсюда, Реджина! — Эмма, — мягко позвала брюнетка, обхватывая лицо Эммы холодными ладонями. — Посмотри на меня. Дернувшись в попытке уйти от прикосновения и не преуспев в этом ни на миг, Эмма взглянула в лицо напротив, собираясь сказать что-то резкое и колючее, но осеклась на полуслове. — Ты нам нужна, — настойчиво проговорила Реджина, не разрывая зрительный контакт. — Насколько бы сильной ведьмой я не была, я не в силах в одиночку справиться с Зелиной и тетушкой Ингрид. А другая ведьма, которая может потягаться с ними силами вместе со мной — это ты. Эмма слушала, как зачарованная, вглядывалась в черты лица Реджины и понимала, что перед ней сейчас не та Королева, амплуа которой брюнетка всегда держалась (и весьма успешно), а обычная, уставшая до чертиков женщина. При таком близком рассмотрении эта усталость прослеживалась в каждой детали: в наметившейся складке между бровей, в появившихся морщинках возле губ, в иррациональной бледности, которая Эмме все же не показалась… — Что еще за Ингрид? — едва слышно поинтересовалась Эмма, заново вспоминая, каково это — быть рядом с Реджиной. Видеть ее. Чувствовать ее. Наслаждаться ею. И, чего греха таить, понимать, как же все-таки сильно ее не хватало. — Моя дальняя родственница. Она заколдовала Сторибрук — у нас метели не прекращаются уже почти год, снегу намело как никогда… — задумчиво говорила Реджина, машинально наматывая светлую прядку на кончик пальца, изредка касаясь щеки Эммы и не замечая этого. —… отрезала нас от всей возможной цивилизации — света нет, тепла нет, связи нет… Я с Генри уже месяца два связаться не могу… Город живет на одной магии. — Чокнутая семейка, — не удержавшись, фыркнула Эмма, нечаянно прижимаясь щекой к ласкающим волосы пальцам. — Да не то слово, — совершенно искренне улыбнулась в ответ Реджина и, поддавшись секундному порыву, в миг сократив расстояние между ними от десяти дюймов до одного, накрыла губы Эммы своими. Эмма, казалось, забыла как дышать. Этот поцелуй не был похож ни на один из немногих предыдущих — медленный, тягучий, чувственный, без малейшего намека на возможное продолжение. — Кто ты и что ты сделала с той Реджиной Миллс, которую я знаю? — прервав поцелуй и немного отстранившись, поинтересовалась Эмма, пристально вглядываясь брюнетке в лицо. Та твердо отвечала на взгляд, загадочно улыбаясь уголками губ. — Ты ничего обо мне не знаешь, — негромко произнесла Реджина, и ее взгляд неуловимо переместился ниже, на губы Эммы, а аристократически тонкие длинные пальцы незаметно оказались на левом плече и затылке, не резко, но настойчиво заставляя податься вперед. — Действительно. — последнее слово утонуло в новом поцелуе, и противиться Реджине — такой, открывшейся с совершенно новой стороны, у Эммы не осталось ни сил, не желания. Если бы три года назад кто-нибудь сказал, что бывший мэр Сторибрука, заядлая любительница жесткости, порой даже жестокости, плеток, наручников и любого вида доминирования может быть такой… ласковой, теплой, нежной, почти ручной — Эмма Свон посмеялась бы, не раздумывая. Но сейчас… В какой-то момент Эмма подумала, что действительно не знает эту женщину, которая сейчас доверительно прижималась к ней всем телом, чьи прохладные пальцы скользили по ее лицу, шее, плечам, спускались вниз; чьи руки не сильно, но твердо обняли ее — одна за талию, вторая примостилась между лопаток; а губы… обжигающе горячие губы творили и вовсе нечто невообразимое… — Кхм. Эмма? Ты не хочешь мне кое-что объяснить? — Эмма успела увидеть, как дрогнули в приступе недовольства длиннющие ресницы Реджины и в следующий момент Злая Королева вернулась, впившись в так невовремя заглянувшего в спальню Мартина тем самым взглядом, поймав который на себе любой дурак бы понял — еще слово и его убьют. Не в приступе гнева, ярости или чего еще, наоборот — бесстрастно и решительно, твердой холодной рукой. — Реджина… — проговорила Эмма, коснувшись рук брюнетки, все еще обнимавших ее. Реджина перевела взгляд на нее и ее губы вдруг дрогнули, расплываясь в довольной улыбке. Не отводя взгляда, брюнетка сделала пару шагов назад, принимая любимую позу — скрещивая руки на груди, и, глядя на ее улыбку Эмму пронзила страшная догадка. — Ты… — осознание того, что ее только что самым подлым образом обманули, и, одновременно с этим неверие («Такое симулировать невозможно!») жгли изнутри, противной горечью оседая на языке. — Неужели… ты… Черт! Предательские слезы все же навернулись на глаза, противный ком какой-то иррациональной детской обиды встал в горле, мешая дышать и не давая произнести ни слова. Улыбка медленно испарилась с губ Реджины, и лицо ее вновь приняло то самое выражение, из-за которого люди предпочитали с ней не связываться — заострившиеся черты, вздернутый подбородок, прищуренные в высокомерной надменности глаза, вот только взгляд. раньше он стал бы колючим, холодным, от которого мгновенно захотелось бы уйти, но сейчас в нем перемешалось так много: и ярость, и разочарование, и боль, и, опять же, какая-то непонятная Эмме вселенская усталость, и весь этот микс переплетался еще одной эмоцией, слов способных описать которую все никак не получалось подобрать… — Ну, знаешь, — не отводя взгляда от Эммы, низким, вибрирующим от накативших на нее не самых добрых чувств, процедила Реджина. — Это… — Мама?! — звонкий мальчишеский вскрик из-за спины Мартина не дал ей договорить. — Генри? Внимательно наблюдавший все это время за разворачивающейся перед ним сценой Мартин подавил огромное желание проморгаться, внутренне удивляясь способности женщины так быстро переходить от одной эмоции к другой: секунду назад он был уверен, что одно неверное слово его девушки и Реджину уже ничто не остановит, если вдруг ей взбредет в голову разнести по кирпичикам всю квартиру, а сейчас, увидев, хотя нет, еще даже не увидев — услышав парня, весь ее вид снова изменился на корню. Реджина на памяти Эммы никому и никогда не улыбалась так, как улыбалась сейчас застывшему в изумлении Генри — открыто и искренне, и никогда ни на кого так не смотрела: жадно, вглядываясь в каждую черточку, ловя каждую деталь, заново узнавая и на всякий случай запоминая на всю жизнь вперед — а вдруг что… Так смотрят на оазис люди, застрявшие в пустыне и умирающие там от жажды без единой капли воды — с неверием, недоверием, но с диким желанием приблизиться и с такой же ошеломляющей надеждой… — Я скучал, — почти бегом пересекая комнату и с разбега врезаясь в брюнетку, обнимая ее обеими руками за плечи и утыкаясь лицом в ее волосы, пробормотал Генри. — Я тоже, малыш, — расслабившись в кольце его рук и потрепав его волосы, ответила Реджина, прижимаясь щекой к его виску. — Ты чего пропала на два месяца? У вас там все совсем плохо? — поинтересовался Генри, не размыкая объятий. — Нам катастрофически не хватает героев, Генри, — усмехнулась брюнетка, ласково проведя пальцами по его плечам. — Так вот за чем, точнее, за кем ты сюда приехала, — немного отстранившись и вглядевшись в лицо матери, ехидно произнес Генри, улыбнувшись. — Ага, только вот они не особо-то хотят нас в очередной раз спасать… Ты так повзрослел, — невпопад с горечью в голосе заметила Реджина. — Еще не муж, но уже не мальчик! — Время идет, годы летят, — нарочито занудным голосом ответил Генри, чмокнув мать в щеку. — Моргнуть не успеешь, а я уже в совсем взрослого мужика превращусь. — Нехорошее слово — «мужик», «мужчина» куда как приятнее звучит, — неторопливо коснувшись губами лба ребенка, прокомментировала Реджина. — Но, в любом случае, хотела бы я понаблюдать за этим процессом. — Уже уходишь? — спросил Генри, вскинувшись, когда Реджина с явным сожалением отстранилась и сделала шаг назад, тем не менее, не отпуская плечи парня. — Еще увидимся, малыш, — через силу улыбнувшись, пообещала брюнетка, и Генри с изумлением заметил слезы в ее глазах. — Ты так говоришь, будто навсегда прощаешься, — с укором произнес мальчик, плотно обхватив запястья Реджины в нежелании отпустить. — Без тебя дни кажутся бесконечными, — честно призналась женщина, вновь растянув губы в подобии улыбки. — Это были очень долгие три года… — Когда ты придешь еще? — надтреснутым голосом воскликнул Генри, когда брюнетка, с трудом разжав побелевшие пальцы, отпустив плечи сына и вывернувшись из его захвата, сделала еще два шага назад. — Честно — не знаю, — не отрывая взгляда от лица мальчика, призналась она, попутно ловя себя на мысли, что сейчас страшно даже моргнуть и упустить краткий миг живого общения с сыном. Генри, видимо, чувствовал то же самое — немигающий, тоскливый взгляд жег ее, будто огнем. — Я буду тебя ждать, — как-то беззащитно произнес Генри, и яростно вытер бессовестные слезы на щеках тыльной стороной ладони. — И, пожалуйста, попробуй найти способ со мной связаться, ладно? — Я постараюсь, — обняв себя обеими руками за плечи, пообещала Реджина, чувствуя, что еще несколько реплик в том же духе и она просто заберет сына обратно в Сторибрук, абсолютно не интересуясь мнением Эммы по этому поводу. А уж как защитить его от Зелины она постарается придумать. — Пока, — в одно мгновение подбежав к матери, прошептал Генри и влажно клюнул ее в щеку. — Пока, — так же тихо ответила брюнетка в удаляющуюся спину ребенка. — Кхм. А вот теперь я могу поинтересоваться, что за чертовщина здесь происходит? — кашлянув, и тем самым привлекая к себе внимание, проговорил Мартин. — Эмма, между вами двумя что-то есть? — Нет, — твердо ответила заметно побледневшая Свон, скрестив руки на груди и впившись покрасневшими глазами в лицо Реджины. — Но твой сын называет ее мамой, — градус возмущения в голосе мужчины неумолимо рос. — Это досадное недоразумение, Мартин… —… и, на секундочку, минут десять назад я застал вас двоих при весьма пикантных обстоятельствах! Не хочешь объясниться? — мужчина обошел столбом застывшую Эмму по дуге, остановился прямо перед ней и всмотрелся ей в лицо. — Хотела бы и я ее послушать, — вклинилась в их разговор Реджина, невесть когда успевшая вновь вернуться в образ Королевы, — но увы! С этими словами, окинув Эмму таким взглядом, каким смотрят на таракашку, к несчастью, выползшего на видное место прямо перед тем, как его прихлопнуть тапком, Реджина изящно взмахнула рукой и исчезла в темно-фиолетовом тумане. — Какого… какого черта?! — отшатнувшись и ошарашенно глядя на то место, где только что стояла брюнетка, воскликнул Мартин. — Почему всегда надо делать все назло, а? — вцепившись пальцами в собственные волосы и ловя себя на странноватом желании помолиться всем имеющимся богам, раздраженно процедила Эмма. — Нет, чтоб на своих двоих, по-человечески уйти. С этими словами, мельком взглянув на напряженно наблюдающего за ней Мартина, блондинка подошла к трюмо в венецианском стиле и достала из выдвижного ящичка маленький флакончик. — Я хранила это для себя, — неторопливо приблизившись к молодому человеку, задумчиво проговорила Свон. — Первые месяца три, как приехала сюда — порывалась воспользоваться чуть ли не каждый день, но постоянно себя тормозила. — Что это? — недоверчиво спросил Мартин, с подозрением косясь на маленький флакончик в руках девушки. — Там, в Сторибруке, ее называли забудкой. Что это на самом деле — не знаю, честно, — криво улыбнувшись, ответила Эмма. — Так вот. Я использую ее для тебя. — Я не. — мужчина начал пятиться, выставив руки перед собой в оборонительном жесте, но это ему ни капли не помогло, когда сероватое переливающееся облачко, похожее на пыльцу, вырвалось из флакончика и, подчиняясь дыханию Эммы окутало его лицо. Через пару секунд облачко рассеялось, Мартин расслабился, взгляд расфокусировался, и он застыл без движения, отсутствующе глядя перед собой. — Ты забудешь то, что здесь произошло… и Реджину, и этот дурацкий поцелуй, и вообще все, что с ней связано, — шептала Эмма, с горечью глядя на то, как мужчина бездумно кивает после каждой паузы. Договорив, Свон отошла к трюмо, склонившись к зеркалу пару раз взмахнула пуховкой, приводя себя в порядок, оценивающе себя со всех сторон и, придав своему лицу более-менее радостное выражение, обернулась. И как раз вовремя — взгляд Мартина прояснился и он тепло улыбнулся, подходя к Эмме. — Девушки, все бы вам у зеркала поторчать, — обняв блондинку за плечи и уктнувшись лицом в ее распущенные волосы, проговорил он. — Без этого никак, дорогой, — усмехнувшись, сказала Эмма, пряча лицо у молодого человека на плече, чувствуя, как скользят его горячие ладони по ее спине, и отчаянно стараясь придушить в себе жгучее чувство тоскливой безысходности. *** — Вот же… — очутившись в своей съемной квартирке, выдохнула Реджина, с размаху врезавшись бедром в выступающий угол ящика в прихожей. — Какой же… идиоткой… надо быть… ч-ч-черт… Чудовищная слабость, накрывшая ее с головой после перемещения, подкосила колени и, не удержавшись, брюнетка обессиленно опустилась на пол и вцепилась пальцами в волосы — ей казалось, что виски стянули раскаленным жгутом, и голова болела так, что перед глазами все расплывалось и периодически уходило в темноту, и кроме стука лихорадочно бьющегося собственного сердца не было слышно больше ничего. — Да что же это… — выдавила Реджина, предпринимая отчаянную попытку подняться на ноги. Внезапный острый приступ тошноты скрутил желудок, и ноги подвели ее, отчаянно не желая поднимать тело в воздух и куда-либо его нести, а голова закружилась, возвращая женщину в исходное положение. Тошнота усиливалась, толком не давая вдохнуть; боль, разрывающая голову, растекалась дальше по шее, распространяясь по плечам, затем — по лопаткам и ключицам, струилась по позвоночнику, парализуя, мешая соображать и думать, что же делать в этой ситуации. Болезненный стон сорвался с пересохших губ Реджины полминуты спустя, когда она почувствовала солоноватый привкус во рту, но сил, да и желания понять, что она там умудрилась прикусить, не было. Слабый вдох — не менее слабый выдох. Дышать тоже было чертовски больно — будто в легкие попадал не обычный воздух, а кислота, разъедающая легкие изнутри. Воздуха уже не хватало катастрофически — в глазах плыли разноцветные круги от кислородного голодания, но брюнетка не могла сделать более глубокий вдох без опасения явить миру нехитрый завтрак. Еще один вдох — и, с силой оттолкнувшись от стены онемевшей и оттого крайне непослушной рукой, Реджина совсем не изящно свалилась на пол и прижалась щекой к прохладному паркету. Удивительно, но ощущение острой боли в висках немного притупилось. Пару долгих, мучительных минут спустя в то проясняющееся, то ускользающее сознание Реджины пришла мысль о том, что неплохо было бы добраться до ванной — там есть холодная вода, которая, скорее всего, хоть немного, да поможет. — Давай, детка… я в тебя верю, — поймав взгляд собственного отражения в стеклянной поверхности дверцы шкафчика, прошептала Реджина. Идея подняться на четвереньки не увенчалась успехом — неописуемая боль тонкими длинными иглами впилась, казалось, в каждую нервную клетку по всему телу, заставив взвыть от желания вылезти из собственного тела. — Ч-ч-черт… — выдохнула женщина, плюхнувшись обратно на пол и уткнувшись пылающим лбом в собственные руки и совершенно не чувствуя их. Сердце бешено колотилось внутри грудной клетки, казалось, стучась о ребра, как птица, загнанная в клетку, и мысль о том, что оно в какой-то прекрасный момент может просто не выдержать этого дичайшего для организма стресса, откровенно пугала. Страх липкой холодной волной прокатился по позвоночнику, оплел талию и плечи и сконцентрировался где-то на уровне желудка, сжав все внутренности в комок, каким-то неведомым чудом заставив отвлечься от всего остального. С усилием подняв голову, Реджина впилась взглядом в слегка расплывающуюся дверь, ведущую в ванную. Секунду спустя женщина подобралась и поползла, неуклюже подтягиваясь на локтях и пытаясь оттолкнуться от скользкого пола ногами. Медленно, невыразимо медленно, но верно, дверь все же приближалась. Время неумолимо шло. Периодически останавливаясь ради короткой передышки — силы катастрофически быстро покидали ее — Реджина направлялась к своей цели. Наверное, прошла уже целая вечность, когда ее пальцы, наконец, вцепились в гладкий прохладный край ванной. Мощный рывок — и пресловутый край ощутимо врезался ей чуть ниже груди, заставив закашляться. Затем еще один — и все ее тело, будто мешок с костями, неуклюже свалилось на дно ванны. — Умница… — похвалила Реджина саму себя, чувствуя, как растягиваются в слабой улыбке ее подрагивающие губы, даже несмотря на то, что боль вернулась с новой силой, разрывая все тело на малюсенькие кусочки. Водопад ледяной воды хлынул из душа сверху, обволакивая измотанное тело Реджины в спасительный холодный кокон. Она оказалась права — боль снова притупилась, став теперь назойливым раздражающим фоном, который был вполне переносим. Тошнота отступила, и возможность вдохнуть казалась теперь даром богов. Пару минут спустя, почувствовав себя уже почти нормальным человеком, Реджина Миллс потянулась рукой к тоненькой золотой цепочке и, вытянув из-под блузки крохотные песочные часы воззрилась на них. Три четверти песка было уже в нижней части, и именно сейчас песок сыпался быстрее, чем обычно. — Ох, Свон… Мне уже некогда с тобой возиться, — не сводя глаз с часов и недовольно хмурясь, пробормотала Реджина. Затем опустила часы на грудь, устало откинулась на бортик ванны и прикрыла глаза, стараясь расслабиться — каждая мышца, каждый сустав измученного тела противно ныли, все еще переживая отголоски недавнего кошмара, но вода притупляла неприятные ощущения, как бы сглаживая их. Реджине казалось, что ее веки как магнитом притягиваются друг к другу в стремлении сомкнуться, но пыталась сопротивляться, считая, что негоже особям с ее положением ночевать в ванне. Сопротивление оказалось бесполезным — спустя несколько минут Королева незаметно для самой себя все же уснула.