Вышел месяц из тумана...

Лежал Леви-А-Тан, добрый молодец, за истину безвинно пострадавший, в больничной палате недолго. Воспользовавшись его бессознательным состоянием (а в обморок Леви ушел сразу же, как только Бел ему рассказал, что сейчас с правдолюбцем сделает), добрейшее Солнышко «Варии» исцелил пациента наложением рук и гомеопатией. И проснулся Леви утром в прекрасном расположении духа. Почесался сквозь уже ненужные бинты, вслушался в гул просыпающегося замка. Где-то раздавалась утренняя капитанская распевка и, судя по грохоту, кого-то уже били подсвечником. Жаль, конечно, что Скуало вернулся так быстро, но, с другой стороны, на родном болоте и комары не кусают. Леви поднялся на локтях и вдруг заметил на белой простыни знак Небес. Яркое пестренькое перышко улыбалось Хранителю Грозы и служило доказательством того, что драгоценный Босс снизошел до визита к своему самому скромному, умному и красивому подчиненному! Леви прижал перо к груди и блаженно зажмурился. Он попытался вспомнить, что же ему снилось под наркозом. Снились события прошлых лет, когда босс был заточен в «Колыбели». Леви тогда почти каждый день, если только не был на задании, навещал его, приносил радиоприемник и включал для Занзаса репортажи о глобальном потеплении. Пусть знает, что даже льды Антарктиды тают! Захаживали в гости к отмороженному боссу и другие офицеры. Луссурия приносил свежие сплетни, Бел ябедничал на промахи Леви, Скуало советовался в пустоту о делах их скорбных и смотрел «с боссом» футбол на ноутбуке. Первая трещина на глыбе льда появилась, когда сборная Италии продула на чемпионате испанцам со счетом 4:0. Наверное, именно из-за той трещины, когда до Занзаса в полном объеме стала доходить информация о творящемся в Вонголе и в «Варии» в частности бардаке, он по привычке впал в ярость и живенько разморозился… - Ши-ши-ши! – раздалось в дверях. Глаза открывать не хотелось, а улыбка превращалась в гримасу зубной боли. «Добить пришел!» - обреченно подумал отставной зам.босса. Рискнул приоткрыть один глаз, тут же зажмурился снова и попытался мимикрировать под простынь. В руках у Принца Потрошителя была садовая лопата и какая-то коробка. «По частям уроет, садист малолетний!» - промелькнула беглая мысль, и Леви снова погрузился в спасительный обморок. - Ши-ши, Леви, хватит симулировать! Вставай, ленивый мужлан, пошли трудиться на благо Короны! Ши-ши!.. Вот ведь слабонервный какой!.. Порыскав в шкафчике с перевязочными материалами и простейшими антисептиками, Бел нашел флакончик нашатыря и тут же с королевской щедростью сунул его под нос жертве своего обаяния. Чудодейственный препарат оказал на Леви неизгладимое впечатление: волосы встали дыбом даже сильнее обычного, физиономия смешно сморщилась и он с оглушительным чихом очнулся. - Ши-ши, не вырубаться! – Бел пощелкал пальцами перед своим нервным визави и улыбнулся в рамках «Прямо сейчас убивать не буду». - Одевайся, Леви, пойдем в сад, грехи твои отрабатывать! - А л-лопата тебе за-а-ачем? – слегка напоминая выговором Статского Советника, спросил потерпевший от королевского чувства юмора. - Могилу рыть, естественно! - А к-кого хоронить б-будем? – задал Леви самый, по его мнению, неумный вопрос в своей жизни. Но Принц Потрошитель на то и звался гением, чтобы даже на глупые вопросы давать умные ответы. Он погладил коробку, красиво перевязанную черной лентой от своих сапог, и ответил серьезно и печально: - Осколки разбитого навсегда! И они похоронили под старым розовым кустом всю королевскую коллекцию вырезок, портретов, сувениров и неотправленных писем к принцессе Диане. Бел улыбнулся утреннему солнышку и пошел выбирать задание похитрее, достойное двух мастеров холодного оружия. Леви еще немного постоял над холмиком свежей земли, подумал о прекрасном, и вскоре ушел к себе, пока Луссурия не заметил его спонтанного побега и не залечил до смерти. Спровадив на миссию Скуало и Бела с маленьким дорожным холодильником (угадайте с трех раз, для чего?), Занзас зарылся в дебри медицинских форумов. Если босс «Варии» ставил перед собою цель, он ее добивался. То, что Занзас мог заинтересовать/увлечь/соблазнить/выкрасть у родителей/сманить из монастыря/перевербовать из полиции/и проч. практически любую девушку, сомнению не подлежало. Правда, лечащий врач ставил на пункте «соблазнить» большой знак вопроса, но Занзас не одобрял бесед на эту тему, а врач не одобрял пистолетов у своего виска. Но вопрос-то все равно оставался открытым! И на кой черт ему все его обаяние и пернатая харизма, если он не сможет впечатлить девушку славным итальянским искусством превращать ночь из времени суток в событие жизни? На страничке с жизнерадостным названием «Простатит – не приговор!» Занзас узнал две новости – плохую и очень плохую. Плохая гласила: спиртное ему нельзя. А очень плохая добавляла соли обещанием, что если Занзас пить не бросит, то вскоре останется в положении старого коня, который, как известно, борозды не испортит. Во всех смыслах. Бросить пить Занзас решил со следующего понедельника. Это событие было отмечено преждевременной кончиной предпоследнего уссурийского тигра в Хабаровском крае. Но Занзас об этом ничего не знал. А у студентки 4-го курса медицинского института в Палермо Линды Моргенштерн в тот самый момент потекла ручка. Это было досадно, ведь рисунок молодого интересного брюнета, которого она в сердцах обозвала Чингачгуком, и который отвлекал ее от лекции по патологической анатомии своим ярким образом, так и остался незаконченным. Линда была рациональной девушкой. И спорить с очевидным находила глупостью. Да, этот «молодой иунуш» за версту пахнул виски и мафией. Да, он таки грубый шовинист, и возможно, даже антисемит. Да, мама всегда говорила не связываться с итальянскими мальчиками. Но почему же он упорно вырисовывается на полях ее конспектов шариковой ручкой?