Вопросы и ответы

Земфира – Жить в твоей голове «Холодно» и «темно» – этими двумя словами можно описать ощущения Акааши как от последнего года в целом, так и от настоящего момента: ветер на крыше треплет смоляно-чёрные кудри и пробирает до костей, а плотные и тяжёлые – кажется, они вот-вот упадут, если не через секунду, то через две, – облака закрывают луну и звёзды сплошным пологом. Возможно, скоро начнётся дождь. А может и не начнётся. Да и нет никакой разницы сейчас, в голове Кейджи нет места для мыслей о погоде – слишком уж занят он созерцанием того, как сигаретный дым растворяется в темноте ночи. Кстати, о темноте. Стоит заметить, что царит она лишь перед глазами Акааши, на его высоте, а там, внизу – буйство огней и красок: неоновые вывески, фары машин, окна домов – теплые и холодные оттенки света на любой вкус. Молодой человек смотрит на всё это, туда, вниз – и не испытывает страха, слушая своё сердцебиение: Тук-тук. Туук. Пам. Тук-тук. Туук. Пам. Тук-тук. Туук. Пам. Неровное, но стабильное и мерное. Никаких задержек или пропущенных ударов. Сердце человека, больного акрофобией, в подобных ситуациях так не бьётся. Кейджи продолжает смотреть вниз и думает о том, почему его сердце вообще до сих пор бьётся, когда слышит голос: — Ну вот, а ты боялся. Не зря же я говорил тебе, что в высоте нет ничего страшного. Акааши обречённо вздыхает и прикрывает глаза, прислушиваясь к сердцу: Тук-тук. Туук. Пам. Никаких изменений. Оно, наверное, и к лучшему. Хоть голос и звучит прямо в голове, из-за чего нельзя определить, с какой стороны он доносится, Кейджи поворачивается направо, потому что знает, кому этот голос принадлежит. Он принадлежит человеку в серой больничной рубахе, сидящему рядом – Бокуто Котаро, такому, каким его помнит Акааши. Человеку, который умер год назад. Человеку, который продолжил жить в его голове. Тук-тук. Туук. Пам. У Кейджи даже не хватает сил удивиться их новой встрече. Он лишь скептически изгибает бровь: — Не говорил. Ты всего лишь плод моего воображения, у тебя нет собственной воли, ты не можешь говорить самостоятельно, – Акааши уверенно и бесстрастно констатировал факт бесцветным и холодным голосом, после чего замолчал секунд на шесть, делая очередную затяжку, – Говорил Бокуто-сан, а его здесь нет, – отрешённо брошенные на выдохе слова разлетелись во все стороны, подхваченные ветром. — Ха-ха, а ты забавный, Акааши! Как всегда, не можешь до конца поверить в собственные слова, хоть и стараешься изо всех сил, – голос у наваждения мягкий, сильный и глубокий, а улыбка добрая, – Если бы ты сам в это верил, то меня бы здесь не было… – он продолжает говорить под укоризненным взглядом Кейджи, поднимая руки в примирительном жесте, – Ладно-ладно, какая разница, кто это говорил, ты опять зациклился на мелочах! Всё равно главное, что ты больше не боишься высоты. Растёшь над собой! Тук-тук. Туук. Пам. — Спасибо за похвалу, – с губ Акааши срывается смешок, прежде чем те складываются в слабую улыбку, – Зациклился на мелочах, значит… Вполне может быть. – Кейджи принимает решение больше не обращать своё внимание на тот факт, что на самом деле разговаривает сам с собой, с частицей собственного сознания. И с головой окунается в те самые мелочи. В неестественно янтарные глаза потерянного Бокуто, когда того только поручили ему в психлечебнице (случай сложный, но решаемый – одержимость спортивной карьерой и помешательство после травмы, не совместимой с занятиями спортом, такое должно лечиться, ничто не предвещало беды). В часы гробовой тишины, которая висела между ними во время сеансов на первых порах. В первые слова, которые Котаро наконец-то сказал ему. Во внезапно вспыхнувшую привязанность, которая поначалу смущала Кейджи и заставляла его вести себя странно. В нелепую привычку называть своего пациента «Бокуто-сан» в знак уважения, над которой смеялся весь врачебный состав. В испуг от осознания, что привязанность – не просто привязанность, а односторонняя любовь. В неимоверное счастье и осторожную улыбку, которая расцвела на его лице, когда Котаро дал понять, что любовь вовсе не односторонняя. В трещины на искусанных губах последнего, когда они впервые поцеловались. В разговоры о высоте. В искреннее желание помочь. В тиканье часов, мешающее сосредоточиться на изучении нужных для этого материалов бессонными ночами. — Бросишь курить – вообще молодец будешь! – замечание выдёргивает из приятных воспоминаний и возвращает к реальности. Тук-тук. Туук. Пам. Вообще Акааши до сих пор терпеть не может запах табачного дыма, который словно душит его. Но именно из-за этого удушья Кейджи и начал курить. Он просто не хотел терять то единственное, что осталось от его любви: ощущение недостатка воздуха в лёгких и острого першения в горле, как будто его раздирают когтями – именно так чувствовал себя Акааши, открывая дверь в сорок первую палату и видя в ней неподвижно лежащего на кровати Котаро. Мёртвого Котаро. Кейджи и сейчас не знает, что случилось. Просто был человек – и не стало его. Просто Акааши не смог смириться. Тогда и появился фантом – та часть сознания Кейджи, которая пыталась вернуть его к нормальной жизни. — Эта последняя. Уходи. А Акааши не хочет возвращаться. Остатки здравомыслия заставили его продержаться ещё целый год, лихорадочно ища какую-то цель в ежедневных походах на могилу, сверхурочной работе и поиске новых хобби. Кейджи даже спас несколько жизней таким образом, нашёл для кого-то смысл. — Неужели? Ты говоришь так каждый раз, когда разговор заходит на тему курения. И действительно заканчиваешь перекур, но начинаешь снова через какое-то время. Одна проблема: он так и не нашёл хоть каплю этого смысла для себя. — Эта совсем последняя. А теперь уходи. — Не уйду, – ожившая фантазия сопровождает свои слова таким знакомым обиженным цыканьем, что у Кейджи сводит челюсть. Акааши в очередной раз вздыхает и встаёт, стряхивая пепел с сигареты в пепельницу, которую предусмотрительно принёс с собой. Действие бессмысленное – пепел не успевает коснуться стеклянной поверхности, его сдувает ветром. Ну и ладно, как будто кого-то это волнует. — Что же, тогда уйду я. И делает шаг. Кейджи не видит осуждающего взгляда жёлтых глаз, он видит море городских огней, к которому стремительно приближается его тело. Кейджи не слышит отчаянного «Не делай глупостей!», а слышит лишь: Тук-тук. Туук. Пам. Тук-тук. Туук. Пам. Тук-тук. Туук. Пам. Тук-тук. Туук. Пам. Тук-тук. Туук. Пам. Тук-тук. Туук. Пам. Тук-тук. Туук. Пам. Тук-тук. Ту- P. S. Иллюстрация – https://sun1-89.userapi.com/m9amcioEImnK-VYbBQV63n2GzbveCBUL77X1-g/F1hu0nOBU8Y.jpg