Пряный запах темноты

Уэйд вел себя странно. Питер не сразу заметил, что что-то пошло не так с того приключения в северной деревушке. Банально потому, что Уэйд всегда вел себя слегка ненормально. Его поведение было то веселым, то резко плохим, а то он мог вообще на сутки замолкнуть, и тогда ничто его не растолкало бы, если не считать хорошего пинка, который, в конце концов, отвешивал именно Питер. Больше никаких вопросов в его сторону не звучало. Его больше не связывали и не смотрели так, будто готовы были в любой момент обнажить клинок. Уэйд стал относиться к «заключенному» теплее, хотя порой это можно было назвать докучливым навязыванием своего общества. Множество разговоров, непрошенных прикосновений и заботы. Домино покинула их через пять дней после их отъезда из деревушки. Она получила какие-то указания, а ночью исчезла. Питер не успел заметить, когда это случилось. Они направились в Ливерпуль. Единственным минусом в этой перемене был... Уэйд. Именно с ним теперь Питер ехал и спал. То есть во время стоянки, не спрося ни слова, Уэйд ложился рядом. Он объяснил это тем, что так будет легче следить и не позволять Питеру сбежать. — Я обещал передать тебя в руки Старка. Нарушать обещание я не хочу. — Но причем тут то, что ты ложишься рядом со мной? Питер покривил душой. Не просто рядом — слишком близко! — Как же? Чтобы тебя не украли и не съели. Уэйд встряхнул сумку, в поисках огнива. Мимо прошла Наталья, и как бы невзначай, вмешалась. — Это чтобы ты не сбежал. — Хей, зачем же так сразу, — возмутился Уэйд. Питеру не мог сказать, что и думать об этом забыл. Пресловутый контроль, слежка — но теперь это было настолько неявным и странным, что казалось даже абсурдным. К тому же, ему не нужно было обратно к людям, к Старку! Все сильнее хотелось вернуться домой, к родным, и отпустить, наконец, напряжение и волнение. Отравление постепенно сходило на «нет». Тело справлялось с порчей в крови, а отвар подгонял этот процесс. Мэри дала им много трав на дорогу, и уже Наталья изрядно пичкала его отвратительным лекарством. Вместе с Питером страдал и Уэйд. Несмотря на то, что яду в нем было меньше, он все равно выглядел не важно, особенно по вечерам. Быстрее уставал и спал чуть дольше остальных. Как-то раз на неделю им пришлось разделиться. Клинт с Натальей поехали одной дорогой, а Уэйд и Питер — другой. В чем была причина ему, конечно же, не сказали, но Питер решил, что это его шанс. С одним только человеком возможность сбежать возросла до заоблачных пределов. Однако все стало чуть хуже. Ночами Уэйд обнимал его крепко, не давая вырваться без особых надежд разбудить спящего. Днем они все время проводили в дороге на одной лошади. А в одной из таверн, куда их как-то занесло, приключилась следующая сцена. Обычная таверна. Народу было не слишком много, ибо стояла середина дня. Большая комната дышала уютом и шумом. Свет был приглушенный, пробивающийся сквозь окна. Уэйд и Питер заняли столик, и к ним почти сразу же подошла девушка с пышными толстыми косами, нисподающими на отнюдь не хрупкие плечи. — Да-да, заказываем, — Питер посмотрел на Уэйда. — ... Яблочный пирог! Он же хорош, м? Скажите, что без этой противной корицы! И сочненький. — Конечно. Специально для Вас — без корицы! — Тогда беру, обязательно! — А мне тушеное мясо без гарнира и меньше приправ. Девушка кивнула и скрылась. — Мясо, только мясо. Неужели ты не ешь овощи? Голодный ребенок. — А кто в этом виноват? Это третья деревня подряд. Питер негодовал, слишком вымотанный дорогой для более понятного объяснения. Он слишком устал, чтобы спорить, а тем более переубеждать назойливого Уэйда, что из них двоих ребенок — это он. — А ты всегда такой агр-р-ресивный? — шепнул на ухо Уэйд и ущипнул за колено. Питер айкнул, затем, хмуро поглядев на улыбающегося одними глазами Уэйда, поднял руку и подозвал девушку. — Отмените яблочный пирог, пожалуйста. — Эй, ну, эй... — И никакого алкоголя за этот столик. — Да как ты! Мне нужно выпить! Я хочу пить! В глазах Уэйда застыло отчаяние. Он растекся по столу, с явным намерением вызвать жалость. Ничего подобного раньше не случалось, но Питер не растерялся. — Пей воду. После этого Уэйд уговорил-таки его на пирог, хотя бы мясной. Они поели и ушли. Было смешно то, что за все платил сам Уэйд, но распоряжался многим Питер. Он был все еще очень раздражен, не сразу подмечал такие мелочи. Столь строптивое поведение постепенно переросло в привычку, а привычка — в дружеское отношение. Когда Питер поймал себя на таком, уже не мог вести себя иначе. Откровение настигло Питера неожиданно. В тот день они были должны встретиться с Натальей и Клинтом вновь. Устроив лагерь, почистив и накормив лошадь, а также разведя костер, Уэйд ушел мыться, как он это назвал. Питер на миг застыл, вытаскивая из мешка теплые одеяла. — Что? Сейчас середина зимы! — Но это не значит, что не нужно быть чистым. Следи за вещами, Пити. И Уэйд ушел. Питер сидел, уставившись высокой фигуре вслед. Такая холодрыга, а кто-то собрался купаться в речке? Серьезно? В ледяной речке. Казалось, этому человеку не дорого свое здоровье. Решив добавить дрова в костер, Питер поднялся, обвел взглядом поляну. Один. Шанс, такой долгожданный и волнительный шанс сам попал ему в руки. Никто не мог удержать его здесь, чтобы сидеть и возиться с вещами и огнем. Питер мог сбежать. Осознание ударило, заставляя пораженно оглядываться, не веря. Столько времени все мысли были занятыми планами, поисками возможностей, а когда все сложилось само — мозг словно отключился. Только после пятиминутной заминки, бросая огниво прочь, Питер бросился в лес. Ни одной вещи он не взял. С самого начала ничего не принадлежало ему. Даже вещи, что сейчас были на нем, были выданы с целью утепления. Добротная, хорошая одежда. И ее следовало оставить, но мысль о том, чтобы бежать голышом слегка осадила все праведные порывы. Питер не хотел ощущать себя предателем, не хотел оставлять за собой чувство вины, но в груди поселился тяжелый ком, словно он делает совсем неправильные вещи. Все верно, все просто. С самого начала его там не должно было быть. Лес был его стихией. Шорох, не свойственный лесным обитателям, Питер услышал сразу. Он принял решение: просто уйти от преследования, оставляя как можно меньше следов. Все полетело к черту, когда в глаза ударил яркий свет. Вспышка. Питер ойкнул и почувствовал как его кто-то схватил. — Я же попросил проследить за вещами, ну, Питер. Знакомый голос заставил вздрогнуть. По телу пробежали мурашки, оставляя неприятное ощущение. Тяжесть в груди увеличилась и схватила за горло, словно ей было все мало. Чувство вины. Питер вздохнул, уже задыхаясь, не зная, что сказать. Перед глазами прояснилось. Боль от яркого и неожиданного света пропала. Питер проморгался: перед глазами еще плыло от накопившихся слез. Он ясно ощущал, как Уэйд крепко держал его, а затем притянул ближе, явно еще думая, что тот убежит. Уэйд дрожал от холода, но не подавал виду, что устал. — Ч-что тебе от меня нужно, — проговорил, наконец, Питер. Он давно мог уйти и спокойно себе жить. Уэйд, словно мама-наседка или ревнивец-муж, заботился о благосостоянии сына или жены (нужное подчеркнуть) днем и ночью. — Будь послушным мальчиком. Дай доставить тебя к дяде Старку, и все будет хорошо. Этот глумливый тон заставил Питера негромко застонать от досады, а потом попытаться врезать локтем в бок. Не сильно. Для профилактики. Уэйд не дал руке и замахнуться. — Отстань. Терпение лопнуло внезапно от этого тона, от крепкой хватки, от чужого тепла, от близости, от… Да от всего! Питер ощутил, что с него хватит. Не отпустит? Хорошо! Он просто превратится в большого волка, просто вышвырнет Уэйда подальше и убежит куда глаза глядят! Надоело. В груди разросся пожар, сжигая такую ноющую тяжесть вины. Злость пришла неожиданно. Только вот Уэйд тоже злился. — Пити, в последний раз предупреждаю, хватит… — Нет, не хватит! Отцепись от меня, Уэйд. Что на тебя нашло? Питер заворочался в его руках, начал вырываться. Уэйд держал крепко, но с каждым мигом сил у Питера прибавлялось. От злости. Он едва ли мог сказать, контролировал ли себя. — Не оставляешь меня с тех пор, как подобрал. А после случаев с наги так вообще ведешь себя как наглая скотина. То ты злой, и все такое, то шут гороховый. — Эй, не тебе судить, как я работаю. — Не тебе решать, куда мне пойти! — Нет, мне. — Пошел ты к черту! — Успокойся. — Нет! Питер просто отказался. Да и кто в здравом уме успокоится, когда ему так говорят? Он прекрасно ощущал гнев Уэйда, его недовольство, а те жалкие попытки быть спокойным раскололись о гнев Питера. Он устал потакать чьим-то капризам. Он устал шляться неведомо где. Святая Мать, он просто хотел домой! При очередной попытке вырваться Питер брыкался слишком сильно, ударив ладонью по лицу наотмашь сверху вниз. Черная ткань, что обычно скрывала лицо Уэйда, резко сползла. А ведь Уэйд был при всей своей экипировке, мог легко взяться за нож или меч, но вместо этого он поймал руки Питера. Дерг. Вырвать с первой попытки не получилось, хоть Уэйду и с большим трудом удалось удержать запястья в своих руках. Он прекрасно видел, что контроль у Питера потерян. — А придется. Уэйд, используя последние силы, потянул за руки, вторгся в личное пространство и поцеловал. Уэйд вцепился в его губы, укусил плотно сжатую линию. Совершенно нелогичное действие, не подходящее под такую ситуацию. Карие глаза, округлившиеся от удивления, смотрели в голубые, которые стали почти черными от гнева и накатившего возбуждения. Так было всегда. Гнев накрыла горячая волна. Ровно по тому же месту: сзади у основания шеи. Только сейчас это тепло разлилось по всему телу. Питер сопротивлялся, пытался закрыться от этих эмоций. Укус. Чужие губы не давали. Питер сощурился, промычал что-то и смог, наконец, оттолкнуть от себя Уэйда. Поздно. Гнев сошел на нет, оставляя после себя волну смущения, возбуждения и негодования. — Ты… Ты… Ты… — Пошли. — Что? Нет. — Ты хочешь, чтобы я опять тебя поцеловал? Ох, Пити. — Нет! Словно ему не оставили выбора, Питер рванул обратно. Он был слишком ошеломлен этим. Ни разу на своей шкуре он не ощущал такие сомнительные эмоции, как страсть, вожделение и чувство обладания. Лишь на миг, но он погрузился во все это марево. Такой опыт вызывал противоречивые чувства уже у самого Питера. — Зачем ты это сделал? Когда они приблизились к лагерю, и Уэйд показался более-менее успокоившимся, Питер спросил это. Неуверенно, задумчиво, но спросил. Все же, не поговорив с виновником — не узнаешь. — Просто захотел. — Что? Подобное делают, если человек тебе нравится! Питер посмотрел на Уэда возмущенно, а тот, как ни в чем не бывало, поднял с земли огнива и сел разжигать костер. — А ты мне нравишься, — Уэйд черканул и поднял взгляд. Внутри живота что-то похолодело, а потом рухнуло. Питер мотнул головой. — Ты меня не знаешь, как я могу… И я мужчина. — Ну да, не женщина — а то иначе должна была быть грудь. Не важно, кто ты, — Уэйд тем временем зажег костер, начал его раздувать, прерывая свой монолог. — Если мне хорошо с человеком, то так уж ли важно, кто он, откуда пришел, и какое прошлое за плечами. Пока я могу дотянуться до этого человека — все хорошо. Питер открыл было рот, но потом беспомощно его закрыл. Конечно, Уэйд говорил разумные вещи, только вот не сильно правдоподобные. Слова, которые чуть не вырвались, были одним простым вопросом: «А если не человек?» — Питер не рискнул его задать. Он молча сел рядом и пнул Уэйда. — Не смей больше так делать. Уэйд промолчал. Он снова нацепил маску, развел костер и пошел рыться в сумке. Питер не сразу понял, продолжая пялиться на огонь. Уэйд достал что-то, открыл и показал. Груши в меду. Небольшая глиняная банка, в которой были засахаренные груши в сладком, вязком нектаре. Уэйд предложил, но Питер отказался. Пальцы Уэйда ловко выловили кусочек, не постеснялись вновь открыть лицо, чтобы насладиться лакомством. — Мм… сладко. — А ты что… — Смотря, как Уэйд поедает лакомство, и имея возможность видеть только нижнюю часть лица, Питер запнулся. — Не важно... — Дольки груш мягкие, размякли в меду. Неплохой десерт, м? Вкусный. Простой. Природный. — Что ты на меня так смотришь? Я сказал уже, не хочу. — Зря, вкусно же! Не любишь мед? Жидкая субстанция тебе не по нутру? — Ты можешь есть молча? — Мне нравится. — Ох, Мать… Питер закрыл глаза руками, а Уэйд тем временем, облизав грушу, съел ее. — Но мне и правда нравится.