Overcoming

Их отношения стали... Натянутыми. Хотя и это слово не могло полностью описать атмосферу, царившую в квартире. Какая-то неясность, недосказанность, закрытость повисла между ними, и с каждым днем, после возвращения из Виргинии, парни разговаривали все меньше, и, постепенно, единственной романтической вещью между ними осталось то, что они спали вместе. Каждый думал о своем, все больше зацикливаясь на проблемах и накручивая себя сверх меры. Возможно, если бы кто-то из них взорвался и выложил все, что гложет, то все было в порядке, парни бы выговорились друг другу, провели вместе ночь, а на следующий день общение пришло бы в норму. Но оба вели себя как два упрямых барана, строя из себя сильных и независимых, в то время, как болото засасывало все сильнее. Их отношения, которые они строили так долго, крошились, распадаясь в пыль. Как ни странно, но спасла их упавшая тарелка. Судя по всему, разбившаяся посуда действительно приносит счастье. Александр встал на носочки, чтобы достать столовый прибор, и почти достиг своей цели, но коварная тарелка выскользнула из рук и с оглушительным треском раскололась надвое, ударившись об пол. Выругавшись, Гамильтон всплеснул руками, чтобы в следующий момент запустить их в волосы. По телу разливалось отвратительное, едкое чувство, которое оставляло горький, металлический привкус на языке, а мозг заполняло черным, маслянистым туманом. Он почти забыл, какого это. Алексу правда казалось, что он закончил с этим, что справился, но в итоге, все его старания разбились также, как несчастная тарелка. - Криворукий идиот! - В сердцах воскликнул он и почти сорвался на бег, направляясь в ванную. - Воу, куда ты так летишь? - Его плечи перехватили сильные руки, удерживая, несмотря на сопротивление. - Отпусти, Джефферсон. - Прошипел рыжий и тут же пожалел о своем тоне, видя непонимание и обиду в глазах Томаса. На глазах выступили злые слезы, за что он стал ненавидеть себя только больше. - Так, все, это дошло до крайней точки. Пошли. - Не слушая возражений, виргинец утянул его в гостиную и толкнул на белый диван, устраиваясь рядом. - Рассказывай. - Что я, черт возьми, должен рассказывать? - Дрожащим голосом спросил Гамильтон. - Мне кажется, не я из нас двоих в беде. - И будто вопреки его словам, желание увидеть свою кровь на белоснежной коже стало почти невыносимым, и он почти вскочил с места, только кудрявый не пустил, взяв его за руки. - Это тебе только кажется. Хотя резон в твоих словах есть, мы оба хороши. Но поскольку ты сейчас пойдёшь и добавишь пару шрамов на свои прекрасные бедра, то твое состояние сейчас наиболее важно. Давай так, сначала ты все выкладываешь, а потом я. - Что я должен рассказать? - Да что хочешь. - Ничего не хочу. - Он врал, и они оба это знали. Последняя попытка быть похожим на вольфрамовый стержень отбирала слишком много моральных сил. - Ну тогда придется заставить. - Уложив парня на спину, Джефферсон потянулся к его губам, но, так и не преодолев расстояние в пару сантиметров, стал щекотать Алекса, слушая его заливистый смех, который очень ярко контрастировал с мокрыми дорожками на щеках. - Томас... - Захныкал Гамильтон, тут же начиная хохотать. - Хватит. - Согласен на мое предложение? - Не прекращая пытку, спросил кудрявый. - Да, только перестань! - Виргинец действительно отступил, вновь садясь ровно. - Я запутался, Томас. - Улыбка слетела с лица Алекса, как очередная маска. - Я действительно думал, что справился со всем: с ненавистью к себе, с отвращением, с порезами, но на самом деле... Я не знаю, как это объяснить. Да, я и раньше осознавал, что предъявляю себе слишком высокие требования, загоняю в рамки, но такого, как сегодня, не случалось уже давно. А теперь эта блядская тарелка просто выскользнула из рук, и я чуть не задохнулся от этой нездоровой ненависти. Хрен с ним, если бы я не любил кого-то другого, но это невыносимо, когда тебе отвратителен ты сам. Все думают, что я совершенен и все у меня выходит без особых усилий, но только я один вижу, какой я слабый. Я пытаюсь доказать себе, что это не так, и большую часть времени мне даже удается, но случаются рецидивы и с каждым разом они все хуже. - Александр сбивался, тяжело дышал и делал длинные паузы там, где не следовало, но Джефферсон продолжал внимательно слушать, не перебивая. - Я какой-то неправильный. То есть нет, это не так, со мной все в порядке. - Парень снова остановился, осмысливая сказанное. - Вот, о чем я говорю. Я запутался. Я потерялся. Я больше не могу справляться с этим один. - Знаешь что, любимый? - Виргинец улыбнулся и заключил его лицо в свои ладони. - Признаться в том, что чувствуешь и что не можешь справляться с этим в одиночку - одно из самых смелых твоих решений. Ты всегда поражал меня, Александр. Я не стану говорить, что ты не имеешь недостатков, потому-что это было бы наглой ложью. Но напомню тебе об одном моменте. Помнишь, когда мы поехали на консультацию с Грином, и потом у тебя была истерика? - Дождавшись кивка, Джефферсон продолжил. - Ты был сломан тогда, тебе было больно, плохо и отвратительно, на лице расцветал синяк, а тело трясло, как в припадке. Но, несмотря на все это, ты сам принял решение ехать в участок и наказать Адамса. Легко принимать правильные решения, когда ты спокоен, но в тысячу раз сложнее продолжать путь, когда ты рассыпаешься на куски. А ты это сделал, причем не один раз. Насчет же твоего тела... - Томас позволил себе собственническую усмешку, а потом, несколькими верными движениями, усадил рыжего на свои бедра. - Я не считаю, что существуют некрасивые люди, но, если не веришь в мою чистую, непорочную душу, то доверься реакциям тела. - Склонившись к самому уху возлюбленного, кудрявый прошептал. - Так не реагируют на того, кого считают уродом. - Не отстранившись ни на сантиметр, парень продолжил. - Тебе не надо справляться со всем одному, никогда не надо было. Уж кто-кто, а я никогда в жизни не посчитаю тебя слабым или недостойным. - Теперь твоя очередь. - Хриплым голосом отозвался Гамильтон. - Думаю, в этом случае ты поймешь меня, как никто другой. Я любил свою сестру больше чего-либо в этой жизни, больше себя. Словами не передать, как я чувствовал себя после известия о ее смерти. Постоянные эмоциональные горки от удушающей скорби до радости выматывали до состояния овоща, думаю, я выжил только благодаря тебе и родителям. А та сцена, которую устроила мама, когда мы уезжали...

***

Месяц назад Александр и Томас стояли в коридоре, уже попрощавшись с четой Джефферсонов, и собирались покинуть дом, как вдруг женщина рванулась вперед и вцепилась в одежду сына, повторяю картину, которую они наблюдали по приезду. - Томми, сынок, я молю тебя, не уезжай, останься. - Прорыдала она. - Я уже потеряла одного ребенка, ты уедешь и тоже умрешь. - Дальше шла неразборчивая речь, в которой членораздельными были лишь слова "смерть" и "не уезжай". Тут отмер Питер и подскочил к жене, отрывая ее от младшего Джефферсона. - Джейн, любимая, идем. - И отвел ее в сторону. - Нет! Нет! НЕТ! Мать продолжала кричать все время, пока тяжелая входная дверь не отрезала от них все звуки. Сердце Томаса рвалось обратно, чтобы утешить, каким-то волшебным образом исцелить, но он знал, что если не уедет сейчас, то этого не случится никогда. Весь перелет он тихо всхлипывал, но рядом был Алекс, который, в своей обычной манере, шутил, говорил и просто был рядом.

***

- Я больше никогда ее не увижу. Никогда. И это нельзя изменить. Выхода нет только из гроба, и теперь я окончательно осознал эту фразу. - Александр стер, а точнее сильнее размазал, скатившуюся по щеке виргинца слезу. - Я могу отдать все сокровища мира, все свои деньги и недвижимость, свои внутренние органы, могу плакать днями и ночами, могу совершать какие угодно безумные жертвы, но ничего из этого ее не вернет. Никакие богатства этого мира не смогут увещевать смерть. Все, что я могу - это смириться и пытаться жить дальше, каждый день находя причину открывать глаза. Вот только когда я осознаю, что все вокруг смертны, и умереть может кто угодно из моих близких, все мои старания идут прахом. - Я не буду тебя обнадеживать, Томас. Боль не исчезнет. Никогда не исчезнет. Она притупится, отойдет на второй, на третий план, будет маячить на краю сознания, но не испарится в один прекрасный день по щелчку пальцев. Ты проснешься через пять, десять, пятнадцать лет со слезами на глазах, потому-что тебе снилась Анна. Через восемь лет, сидя на работе, ты внезапно осознаешь, что по щекам бегут слезы, а старые раны вновь кровоточат. Тебе придется научиться жить с этой скорбью. Всем приходится. Кому-то раньше, кому-то позже, но эта участь настигает всех. И в то же время - ты не можешь провести эту жизнь в страхе, что завтра потеряешь кого-то еще. Человек смертен, но что самое ужасное - он еще и внезапно смертен. Поэтому пошли и сломаем твою жутко дорогую кровать, пока еще можем? - Лукаво подмигнул Гамильтон, с облегчением отмечая, что из глаз Джефферсона пропала затравленность и безнадежность. Ему понадобится время, но виргинец будет в порядке. Они оба будут.

***

Алекс присел на корточки перед Томасом, с самым сосредоточенным видом зашнуровывая парню коньки. Как ни странно, у рыжего это получалось отлично, в отличие от самого катания, так что он не стал упускать возможности поухаживать за возлюбленным. С момент их памятного разговора прошло полгода. Безоблачным это время не назовешь, были и ссоры, и истерики, и падения, но они были рядом друг для друга и при разногласиях не кричали до потери пульса и сорванного голоса, а спокойно разговаривали, находя компромисс и решения проблем. Время слепой влюбленности прошло, и теперь отношения требовали работы над собой, но парни в свою очередь делали все, чтобы их сохранить. Они любили друг друга, в чем Александр, кстати, все таки признался.

***

- Томас. - Протяжно позвал Гамильтон, приподнимаясь на локте, чтобы установить зрительный контакт с виргинцем. - Мм? - Тот вопросительно изогнул бровь. Кудрявому почти удалось заснуть, когда Гамильтон внезапно окликнул его. - Я тебя люблю. - Выпалил Алекс, с нервным смехом наблюдая за сменой эмоций на лице партнера. Сонливость, удивление, осознание, принятие, а потом отражение его собственных эмоций и широкая улыбка. - А я знаю. - Самодовольно изрек Джефферсон. - Но ты непозволительно долго молчал, не думаешь? Серьезный проступок. - Прошептал Томас, внезапно оказавшись сверху и медленно целуя. По настоящему медленно, растягивая каждое движение и не прикасаясь ни к чему, кроме губ. А прикосновений хотелось. Недавно утихнувший пожар, пылавший в них обоих, разгорался с новой силой. Штаны рыжего улетели на пол к футболке, которая валялась там уже давно, а кудрявый спустился ниже, проводя влажную дорожку из поцелуев. Добравшись до слегка выпирающих тазобедренных косточек, он коснулся губами их, а потом вернулся к соскам, заставляя Гамильтона неприкрыто стонать. Он потянулся к Джефферсону, надеясь прикоснуться, но его запястья перехватили и завели над головой, удерживая. - Нельзя. - Отрезал Томас. - Связывать я тебя не буду, но если опустишь руки - пожалеешь. - После короткой паузы парень добавил. - Или не пожалеешь. Но проверять я бы не советовал. - Хитро улыбнулся виргинец, внезапно вставая с кровати. - Какого... - Попытался возмутиться Александр, но Джефферсон поднял ладонь, призывая молчать. - Подожди чуть-чуть и помни о руках. - Вернулся кудрявый с чем-то за спиной, а в следующее мгновение на глаза Алекса опустилась непроницаемая черная повязка. Сердце заколотилось быстрее, хотя казалось куда уж, и он повертел головой, проверяя, действительно ли ничего не видно. - Ты мне доверяешь, Александр? - Д-да. - Удивительно, но Гамильтон даже не задумывался над ответом. К тому же, ему нравилось то, что творит Томас, а даже если в какой-то момент тот перейдет черту, рыжий всегда может сказать нет, и Джефферсон не станет настаивать. - Ну вот и отлично. - Он не видел, но чувствовал улыбку кудрявого. Виргинец устроился на бедрах парня, игнорируя жалобный полувсхлип, когда коснулся возбужденной плоти и легко, подушечками пальцев провел по выступающим ребрам Алекса, заставляя того выгибаться и мелко дрожать от смеха. Ввиду того, что зрение ему было недоступно, все остальные органы чувств обострились, и ощущения стали ярче, из-за чего он даже не пытался сдержать нетерпеливые стоны, а когда пытка стала совсем невыносимой, начал двигать бедрами, надеясь получить разрядку или хотя бы облегчить сладкие мучения, но в данный момент всем заправлял Томас. - Лежи спокойно. - Аккуратный, но все же ощутимый удар по бедру заставил рыжего поперхнуться воздухом. И хотя Джефферсон давно убрал руку, переместив ее на член, Александр до сих пор чувствовал длинные пальцы на месте шлепка. Удерживать руки над головой, когда так хотелось притронуться к телу кудрявого и пытать его также долго, как он, становилось все сложнее, а еще и учитывая приказ не двигаться... Если отбросить чувство стыда, копошившееся где-то глубоко внутри, ему нравилось то, что делал виргинец. Мышцы напряглись до предела, каждое касание разливалось по телу тянущей истомой, а возбуждение стало почти болезненным, поэтому он стонал во весь голос, ни капли не сдерживаясь, а Джефферсону крышу сносило, когда Алекс шептал, а иногда и выкрикивал его имя. - Томас, я не могу больше. - Прорычал он, прерывисто дыша, будто пробежав марафон. Член стоял колом уже давно, налившись кровью и требуя логического завершения действия, а тело ломило от сумасшедшего желания. Господи, что этот кудрявый демон с ним делает? - Если честно, я тоже. - Прохрипел Джефферсон и резко вошел, параллельно начиная приносить удовольствие рыжему рукой. Вообще-то он планировал мучить его гораздо дольше, да и программа побогаче была, но не мог он отказать молчаливой мольбе в глазах Гамильтона, да и со своим телом поспорить не получилось. Они оба упали на кровать, в конец обессиленные, и даже не одеваясь. Томас уже почти на автомате притянул к себе коротышку и поцеловал в висок, а тот в свою очередь устроился на его груди. - Я тоже люблю тебя, Александр.

***

Воспоминания о той ночи до сих пор вызывали лёгкий румяный на щеках, благо, зимой это можно было списать на холод. Поднявшись на ноги, Гамильтон почувствовал, что заваливается назад и замахал руками, стараясь удержать равновесие, из-за чего ударил Джефферсона по лицу и тот сначала выругался, потом рассмеялся и наконец положил руки на плечи Алекса, удерживая. Сам виргинец чувствовал себя на коньках вполне уверенно. Когда они вышли на лед, рыжий буквально вцепился в партнера, боясь навернуться и упасть, но этого не произошло. Томас ехал задом, почти на буксире таща за собой рыжего и счастливо улыбаясь. - Может, сам попробуешь? - Кудрявый чуть ослабил хватку, но Гамильтон не пустил, сжимая руки еще крепче. - Алекс, тебе именно страх и мешает. Ты боишься упасть, а этого делать не стоит. Даже если упадешь - это не больно. - Я боюсь вовсе не этого. Я боюсь, что у меня не получится. - Буркнул рыжий, смотря в сторону. - Конечно не получится, особенно если не попробуешь. - Томас все же отцепил пальцы возлюбленного, который тут же развел руки в стороны, заваливаясь вперед. - Тише. - Руки в темно-серых перчатках опустились на его талию, страхуя. Убедившись, что Александр стоит, Джефферсон проехал чуть вперед и остановился в двух метрах впереди, протянув вроде одну руку. - Едь ко мне. - А что мне за это будет? - Протянул Алекс, складывая руки на груди и хитро поглядывая на парня. - Мне ведь нужна мотивация, стимул. - Гамильтон, серьезно? - Со смешком спросил кудрявый. - Ты сам требовал, чтобы мы пошли на каток, а теперь еще и мотивацию хочешь? - Рыжий невинно захлопал ресницами. - Впрочем ладно, будет тебе стимул. Как насчет поцелуя? - Банально. - Фыркнул Александр. - Впрочем, сойдет. - Он начал аккуратно продвигаться вперед, стараясь не просто переступать с ноги на ногу, а отталкиваться и скользить, как учил Томас. Ну а тот, с хитрой ухмылкой на лице, начал отъезжать назад, периодически оглядываясь. - Эй, так не честно! - Я не говорил, что не буду двигаться. Так что работай. Спустя полчаса Гамильтон окончательно выдохся и поднял руки, признавая свое поражение в этом раунде. Хотя силы доехать до бортика все таки нашлись, и он тяжело привалился к нему, улыбаясь во весь рот. Да, у него получалось не очень, зато парень ни разу не упал, в конце даже сносно скользил, ну или, по крайней мере, лучше, чем сначала. Джефферсон же затормозил рядом и с нежностью оглядел рыжего. - Ну, думаю, свою награду ты все же заслужил. - И уже наклонился для поцелуя, как вдруг почувствовал перчатку на своих губах. - Какого... - Я еще не проиграл. Мне просто нужна передышка. - Ловлю на слове. Томас уехал, развивая скорость, а Александр стал наблюдать за остальными. Людей было достаточно, причем самых разных. Семьи с маленькими детьми, влюбленные парочки, которые целовались больше, чем катались, отец с дочкой, которую он кружил на руках вокруг себя, две подруги, которые бегали на перегонки, даже мужчина и женщина лет за пятьдесят. Были и те, кто катались одни, но все выглядели так счастливо. В душе появилось теплое, приятное чувство, заставившее его улыбнуться совершенно искренней улыбкой, не омраченной ничем. Оттолкнувшись руками от бортика, он заприметил свое киви и взял курс на середину катка. Удача сопуствовала ему, поэтому Александр подкрался к Джефферсону незаметно, закрыв глаза своими руками. - Догнал! - Весело воскликнул он, а Томас в свою очередь развернулся, чтобы что-то сказать, но внезапно в них чуть не врезался один парень, ведущий на полной скорости. Гамильтон дернулся в сторону, толкнув виргинца, который тоже потерял равновесие и приземлился на бок, утягивая рыжего за собой. - Простите, ребят! - Крикнул незнакомец, а парни рассмеялись по прежнему лежа на льду. Джефферсон был прав, падать совсем не больно, а иногда даже весело. - Кстати, я стоял на месте, так что сложно сказать, что ты меня "догнал". - Кудрявый сел, протягивая руку возлюбленному. - Ну я же догнал. Твоя вина, что ты медлительный. Я увидел возможность и воспользовался ей. - С совершенно серьезным лицом сказал Гамильтон, садясь рядом. - Медлительный?! - С притворным возмущением воскликнул Томас. - Это я медлительный? - Ой, замолчи. - Закатил глаза Александр и сократил расстояние между ними, касаясь чужих, но таких родных губ своими. У поцелуя был вкус любви, какао и счастья, которое ощущалось как греющее, но не палящее солнце. Они прошли долгий путь от врагов до любимых, жизнь не раз кидала их из огня да в полымя, ломала, гнобила. Но они собирали друг друга заново. - Мир не идеален, но это не так уж плохо. Если мы есть друг у друга, то большего и не надо. Я буду твоим и буду держать тебя за руку просто знай, что я здесь для тебя. Мир не добрый, не совершенный, но мы есть друг у друга, а значит оба будем в порядке. Я буду здесь для тебя. - Прошептал Алекс, как великую тайну и снял перчатки, повторяя жест Джефферсона и беря того за руку. - Я буду здесь для тебя. - Ответил Томас, глядя в его глаза и улыбаясь так, будто маленькое солнце вновь зажглость внутри него.