Лабиринты из янтаря

Я стану твоей титановой сердцевиной, твоим стержнем — Я тебя вконец успокою. (Кровосток)

      Легкое пёрышко послушно огибало ореол соска, вызывая россыпь мурашек. Правила просты: сначала чуть заметным касанием заставить извиваться и сладострастно подавать бёдра вперёд, затем накрыть растревоженное место жадным, сминающим поцелуем. Утихомирить, унять.       Первое время Гробыня смотрела на Таню с удивлением, не узнавая подругу: казалось, та рождена для того, что быть с женщиной, и только яркий калейдоскоп подаренных ласк заставил девушку закрыть глаза и с громким стоном забыться. Тогда, утоляя всё самое неугомонное в волшебнице, перо скользнуло ниже, к пупку, остановившись там, где легкий загар сменялся белой линией трусов. Склепова нечеловечески выгибалась: так, чтобы лёгкая материя дотронулась до разгоряченного клитора, но грубые руки тут же притягивали её к себе, вжимая туда, где сквозь лёгкую ткань панталон Гробыня чувствовала возбужденный член и влажные пятна смазки. Девушке нравилось, как эти резкие толчки сминают её промежность — такое наказание заставляло с удвоенной страстью отдаваться перу, лишь бы подхлестнуть животную ревность Поклёпа.       Заметив это, Таня, желающая во всём обогнать завуча, спустилась ниже и начала покрывать лобок подруги настойчивыми, вбирающими в себя поцелуями. Горошина клитора жарко перекатывалась по влажному языку. Теперь уже женские, нежные руки бродили по гладким бёдрам, растирая выступившие от возбуждения белые капли. Чем сильнее Склепова текла, тем чаще Таня растягивала пальцами её узкую вагину, подготавливая девушку к тому, чтобы принять сразу несколько пальцев. — Ты забываешься, — прохрипел Поклёп, — её целка не для тебя.       Но звериный скулёж Гробыни, ненасытность, с которой она притягивала подругу к себе, беспорядочное трение ягодиц о его член смягчили завуча: — Если хочешь — лижи.       Гроттер не требовалось просить, но команда, отданная властным голосом, только усилила её рвение. Язык заскользил быстрее, не разбирая, где заканчивается светлая кожа, покрытая лёгким пушком, и начинается такой желанный, пульсирующий от наслаждения вход — ласки доставались каждому миллиметру тела подруги.       Таня сама уже чувствовала, как предательская волна подступает к её животу, нагоняя тепло, а сомкнутые ноги всё сильнее трясутся, заставляя тереться друг о друга раскрасневшиеся половинки губ. — Давай же, кончи со мной, — Таня беспорядочно шептала просьбы прямо в разгоряченную вагину партнёрши, обдавая её своим дыханием, тогда как Гробыня совсем осатанела и беспорядочно царапала танины плечи длинными чёрными ногтями. Поклёп прерывисто хрипел, уткнувшись в шею Склеповой.       Не в силах больше ждать, Таня отдалась оргазму — с Ванькой она не испытывала ничего подобного, его ловкий язык и маленький, но проворный член не шли ни в какое сравнение с беспомощной, но такой похотливой подругой. Гроттер чувствовала, как липкая жидкость пропитывает её трусики, а пульсация внутри становится всё тише, но это был не конец: каждый стон Гробыни распалял её желание снова, продлевая долгожданное удовольствие.       Всё могло повториться с нарастающей силой, как вдруг блаженство сменилось острой болью, дошедшей до Тани еще раньше, чем яростный рык Поклёпа: — Искрис фронтис!       Сверкающая вспышка ослепила застигнутую врасплох волшебницу. Она ещё какую-то долю секунды удерживала в себе чувство невесомости, вызванное на этот раз настоящим полётом, но всё прервалось и стало мукой, когда хрупкое тело с шумом врезалось в книжный шкаф.       Кажется, никто не заметил происшествия. — Моя, только моя, — на грани помешательства стонал Поклёп, судорожно стягивая с себя панталоны и целуя девушку куда придётся, до тёмных кровоподтёков, восхищённо повторяя, — такая юная.       Маленькие глазки завуча бегали по телу красавицы, с удовольствием отмечая оставленные им метки: мелкими неровными засосами пестрела шея, ключицы, а ярче всего — нежная кожа бёдер на подступах к самому сокровенному. Поклёп, только что полный решимости, застыл, пристраиваясь между детских ножек королевы тёмного отделения, но – эта картина ударила Таню пощёчиной ревности — запыхавшаяся девушка томно провела ладонью по застёжкам старинного сюртука, ухватилась за ворот и с силой притянула завуча к себе, выдыхая: «Ваша».       Её сочащаяся промежность упёрлась в возбужденный член, который, по мере того, как эти двое кусали, облизывали, щипали и царапали друг друга, дразняще скользил, придавливая клитор.       Увлекаемый садистскими ласками, Поклёп всё сильнее налегал на девушку, пока, в одночасье, его не приняла её податливая узость. За обманчиво раскрывшимся входом следовала тугая череда мышц — Поклёп даже вздрогнул от нахлынувших ощущений, но Гробыня, в кои-то веки наполненная до предела, не дала ему остановиться. Девушка хныкала от боли, стыда и того сладкого, чем отдавалось в ней и то и другое одновременно. С пересохших губ срывались неразборчивые слова: — Ещё, — Поклёп благодарно сцеловывал каждую просьбу любовницы, — отымей меня прямо при Гроттерше.       Из своего угла Таня видела, как Гробыня разметалась по креслу: её кудри почти касались пола, совсем по-кукольному запрокинутая голова, как и груди, тряслась в такт резким движениям завуча, который даже не удосужился раздеться.       Беспощадная схватка двух тел продолжалась от силы пару минут, но для оставленной подруги это время показалось вечностью. Таня предпочла отвернуться, когда Поклёп с рыком прижал шею Гробыни к подлокотнику для последнего, самого грубого рывка, а та беспомощно расслабила трясущиеся ноги.       Закончив, Поклёп откинул со лба слипшиеся пряди и, не будучи склонным к нежности и ласкам, быстро придал своей одежде первоначальный вид – старомодно, но хотя бы опрятно. — Думаю, вы обе, — завуч многозначительно взглянул на Таню, — понимаете, что не сможете учиться со своими сокурсниками после вынужденного зомбирования, но также я не вижу нужды отправлять вас к лопухоидам. Ваши вещи будут перенесены в жилое крыло преподавателей, мадмуазель Склепова узнает мою дверь по инициалам, вы же, Гроттер, можете рассчитывать на пристройку. И запомните: ни одна живая душа, если вас, конечно, волнует качество её жизни, не должна знать, где вы находитесь и что с вами случилось. Всё понятно?       И, не дожидаясь ответа, завуч развернулся на каблуках, демонстративно звякнув связкой ключей — каждый ученик школы знал, что они изготавливаются в единственном экземпляре.