Дочки-матери

      Действительно ли мы в ответе за всех, кого приручили? Или это просто моё чувство гиперответственности, как следствие врождённого альтруизма? Или же это его метод манипуляции? Их метод. Способ мужчин, с которыми я навеки связана, — удержать, словно собаку на привязи. Осознанно ли они поступают так со мной? Со всеми нами.       Но что делать, когда ты в ответе за двух ненавидящих друг друга мужчин и не способна отказаться ни от одного из них? Что делать, если, продолжая видеться с одним, ты неизменно предаёшь другого? Низменно. Грязно. Больно, но так приятно.       Как бы мне ни хотелось себя обманывать, убеждая, что есть нечто большее, нечто глубокое в этом банальном, простом, как кнат, «больно-приятно», но увы, ничего особенного. Ничего нового. Просто грех. Необходимая слабость двух несчастных волшебников… Только ли двух? Так много вопросов и ни единого ответа. Для меня, человека, годами находящего разгадки ко всем тайнам мироздания, это словно вызов. Будто бы ноющая боль в отдалённом уголке мозга, которую ни унять, ни успокоить.       Я сильная. Чертовски сильная волшебница, и он говорит, что ощущает, как волнами от меня исходит сдерживаемая магия. ОН. Он чувствует её и наслаждается. Чувствует меня. Как никто знает. За это я люблю и ненавижу его. Своего любовника. Смешное слово. «Любовник» не совсем подходит Драко Малфою. Змей-искуситель. Сволочь. Трус… Хитрый, умный, невыносимо красивый подонок, который с годами, словно по волшебству, становится лишь интереснее, вкуснее, обаятельнее. Или же с годами он просто становится — подумать страшно — роднее? Нет-нет-нет… Не может этого быть, Гермиона. Ты дурочка, но не настолько ведь.       Кто бы узнал, ни за что не поверил, насколько глупой могу быть. Словно любая среднестатистическая увлёкшаяся школьница, Мерлин… Стыдно. И, наверное, забавно. Видел бы кто со стороны. Но, к счастью, никто никогда не увидит. Не узнает. К счастью, да. О том, что стыд меня заводит. И Малфой играет на этом, словно опытный музыкант. Извлекая из меня те звуки, на которые, я думала, уже не способна.       Каждый раз обещаю себе прекратить это. Шёпотом. Про себя. Так тихо, что практически не слышу собственных мысленных импульсов. Страшась озвучить это даже в своей голове. Зная наперёд, что не смогу. Не хочу, вернее. Хотя и желаю этого сильнее всего на свете. Да, сильная, но только не с ним. В этом его дар и моё проклятие.       Собираясь к нему, всегда одеваюсь аки распутная девка. Кто бы мог подумать, что способна на такое? Кто бы поверил, что ему это может нравиться? Всегда скрываюсь по маггловским закоулкам, где никто не узнает. Где многие видят, бросая сальные взгляды, но никто не способен разглядеть под вызывающим макияжем меня. Никто, кроме него. Среди неоновых вывесок и грузных зданий, подобных декорациям немого кино. Где, как ни парадоксально, чувствую себя живой. И ненавижу. Его, себя, собственную жизнь и слово из девяти букв. Вынуждены. Мы вынуждены быть такими и жить с этим. Потому что пока не способны иначе. Пока. Спасительное «пока», в которое я почти перестала верить, но которое никогда не отпущу. Та самая соломинка, без которой я пустила бы Аваду одному из нас в висок, чтоб не мучиться.       И что самое противное — я упиваюсь собственной порочностью в наши сладкие часы совместного времяпровождения. Или правильнее сказать траха? Наслаждаюсь грязной слабостью с той самой минуты, как возбуждённо принимаюсь собираться на встречу с ним, и до последней секунды множественных оргазмов, которые он мне дарит. А потом накатывает раскаяние. Ненависть. Боль. Злость. Немного острого бессилия, от которого я задыхаюсь.       Что самое поганое? Вообще-то практически всё из вышеописанного, но… Самое-самое поганое то, что я настолько полюбила… свыклась с ощущением боли и самобичевания, что и от этого получаю лёгкое, больное удовольствие. Едва различимый кайф от этой моральной асфиксии. И неимоверное чувство облегчения, которое окутывает всё моё естество вместе со слезами.       Кончая с ним, я всегда плачу. Ещё я плачу, когда мастурбирую, но это единственный мой личный секрет. Ан нет, есть ещё один. Практически навзрыд, когда смотрю «Титаник». Так глупо. В Салеме Малфой позволил отвести его в кино. Долгая история о паре враждующих некогда студентов, сбежавших с занятий в малознакомой стране. Не время рассказывать её от самого начала и до конца. Втайне надеюсь, что время это не наступит никогда.       Мы несколько часов смотрели нечто чуждое ему. Всё ждала, что он не вытерпит и уйдёт посреди сеанса. Не поймёт. Но он, на удивление, проникся. Наверное в тот самый день я и пропала. Потерялась раз и навсегда. Он открылся, рассказав о своих страхах и переживаниях за будущее Паркинсон. Я убедила его сделать ей предложение. Стать спасителем девичьей репутации. И он послушался. Думаю, в то время ему это было необходимо. Поступок, за который он смог бы себя уважать.       Драко не догадывался, что в тот момент сама я находилась на распутье. И что не находила сил на подобный поступок тоже. Это и толкнуло меня на сближение с кем-то настолько неуместным. Настолько неправильным, но таким подходящим… Как оказалось.       Рональд позвал замуж, а у меня не ёкнуло. Совсем. Ничего, кроме скрытого сожаления. Ни радости, ни счастья… Пустота и неуверенность. Сказав, что подумаю (к счастью, Рон счёл это жестом приличия), я улетела сдавать сессию. И начала общаться с Малфоем, благодаря которому и смогла ответить «да» в нужный момент. И он тоже смог. Мы с Драко сыграли летние свадьбы. Каждый с другом детства. Иногда он пошлит, говоря, что хороший «левак» укрепляет брак. Моя измена тогда действительно спасла наши хилые школьные отношения с теперь уже мужем. Чувство вины взрастило прочную идиллию, подарив наконец уверенность в собственном выборе. Но лучше бы я не поддалась. Строить нечто настолько прекрасное на фундаменте из лжи и обмана — неправильно. Но иначе у меня просто бы не вышло. Жизнь сложилась, как сложилась, и на долгие годы я забыла о платиновых волосах и искусительной саркастичной ухмылке моей слабости. Да, мне её не хватало, но когда появились дети, всё притупилось. Будто кто подарил мне чистый лист пергамента, с которого я начала новую жизнь. Жизнь семейную.       Годы шли, я совершенствовала навыки. Магические, да и общечеловеческие тоже. Борясь за права волшебных существ и воспитывая Роуз с Хьюго, не заметила, как постарела. В кого превратилась. Насколько поменялась внутренне.       А потом он снова ворвался в мою жизнь совершенно без спроса. Словно снег на голову, первые сединки на которой совсем недавно так меня шокировали. Может, у нас с ним кризис среднего возраста? Как ещё объяснить повторный нырок в ту же самую реку? Точнее в омут. Из которого по-хорошему убраться бы, но мы лишь глубже утопаем с каждой встречей. Слишком уж по душе нам черти друг друга.       И вот в очередной раз я обещаю себе, что разорву этот порочный круг. Поддамся искушению, но в конце абсолютно точно покончу со всем. Навсегда. Порву с Драко Малфоем и доживу до глубокой старости вместе с мужем, пусть и всё ещё на девичьей фамилии. Мне кажется, заморочься я со сменой документов и смени фамилию на Уизли, Малфой не рискнул бы снова начать этот недороман. В конце концов, именно он подбросил мне идею остаться со старой фамилией. А я слишком поздно его раскусила.       Нет, я определённо закончу всё именно сегодня. Совсем скоро приедет Роуз, и я буду нужна ей. Сильной, уверенной, понимающей. Хотя бы отчасти честной. Подающей пример. Рональд сказал, Ал Поттер покупал всякие романтичные штучки во «Всевозможных вредилках», а ведь они с нашей дочерью ровесники. Сложно угадать, парни или девушки быстрее взрослеют в этом плане, говоря о Роуз с Альбусом. Она такая серьёзная, но что творится в её душе и сердце — всегда оставалось для меня загадкой. Нужно быть готовой к тому, что рано или поздно она влюбится и попросит у меня совета. И я должна быть максимально собранной. Должна снова начать жить ради неё, откинув свои пороки и слабости. Ради неё, ради Рона, ради младшего сынишки. Ведь они заслуживают лучшей жены и матери. Заслуживают преданности. Счастья. Честности. Годрик, дай мне сил и мужества покончить со всем сегодня.       Я смогу, обещаю. Окунусь в эту грязь ещё раз и обязательно прекращу.       На работе по-прежнему пусто. Я всегда ухожу самой последней. Это и позволяет мне облачаться столь вызывающе, при этом не будучи замеченной. Каминная сеть. Метро. И прикушенная почти до крови губа под слоем алой матовой помады.       Я увижу его. Позволю сделать своей на несколько часов. А потом отпущу. Обещаю.