Дочки-матери

      На выходе из Министерства я внезапно ощутил прилив неимоверного воодушевления. Нечто подобное я переживал после того, как меня оправдал Визенгамот. Кажется, даже солнце выглянуло из-за туч, сделав мрачный Лондон светлее и приветливее. Не счастье, а, скорее, облегчение. Почти беззаботное состояние. Такое забытое — родом из детства.       Её трусики всё ещё у меня в кармане. Большим пальцем время от времени поглаживаю влажную ластовицу — это успокаивает. Больше заводит, конечно, но в то же время и умиротворяет.       Сегодня Гермиона даже пахла иначе. Дикой необузданной энергией, первородным страхом… а эти её глазища, Мерлин. Как будто она не играла, а просто жила. Проживала нашу близость, вкушала собственное волнение, смаковала кульминацию, упивалась истерикой. Я тоже пил эти эмоции, позабыв, что и мне требуется разрядка. Или элементарно забив на это, неважно. Куда важнее, что теперь она моя. Всецело. Вся такая настоящая, такая осязаемая, такая вкусная. Мо-я.       Привычно покупая «виноватый» букет жене, я чуть было не улыбнулся продавщице в цветочной лавке, — настолько высоко подняла мне настроение Гермиона. Выяснение отношений в отеле, естественно, отбросило нас на несколько шагов назад, но зато теперь я знаю, что не всё потеряно. Как же хорошо. Правда, это же возвращает меня к прежним метаниям, но сейчас я не собираюсь в них окунаться. Правду говорят: сделай недовольному жизнью магу ещё хуже, а затем верни как было и вуаля — он несказанно рад.       Пэнси как и обычно сдержана, но мне плевать. Мысли витают где-то далеко. Принимает букет, и я уже собираюсь уходить, как она выдаёт:       — А я надеялась, ты с этим завязал.       — С этим? — умеет моя жена выдернуть из далёких мечт, вынудив ощутить настоящее.       — Полагала, прошлый букет был последним. Ты тогда успокоился. Ходил чернее тучи, правда, но это казалось мне лишь временным неудобством, — супруга напоказ грустно вздыхает, а я никак не могу уловить сути. Бесит, блядь.       — Дорогая, ты что-то пытаешься мне сказать? Ибо я не совсем понимаю, а если точнее, то совсем не понимаю тебя. Не понравились цветы?       — Мне не нравится то, что они предзнаменуют, дорогой.       Ну почему именно сегодня?! Твою ж мать. Вот эта недоссора сейчас мне точно не нужна.       — Пэнс, не выдумывай, ладно? У меня масса дел, и я не намерен выяснять с тобой отношения просто потому, что тебе скучно. Не вынуждай меня жалеть и считать тебя неблагодарной. Ты ведь на самом деле не такая, а?       — Мне не скучно, Драко. Я устала.       — Ты ведь даже не работаешь, дорогая. От чего эта усталость? От безделья?       — Не переводи тему, Малфой, — о, да… она шипит, как разъярённая кошка, и даже назвала меня по фамилии, словно мы снова в школе и спорим, чей отец богаче. Это, право, даже немного интересно. — Я смотрю за поместьем, выступаю долбаным гарантом твоего благополучия. Вызываю зависть у твоих врагов и поддерживаю нужное мнение о нас в свете. Ты прекрасно знаешь, чего это стоит!       — Потому что ты уже давно тоже Малфой, не забыла? И должна быть мне благодар…       — Не смей! — на глаза моей красивой, вечно сдержанной жены наворачиваются слёзы. Ну надо же… я и забыл, что она умеет плакать. — Не смей говорить мне о благодарности, ты…       — Кто? — я подхожу ближе и почти ненавижу себя за саркастичную ухмылку на моих губах. Это работает вне зависимости от моего желания, вне контроля — защитный механизм. — Договаривай, ну же, детка.       Истеричные нотки испарились из голоса Пэнсифоры почти так же быстро, как всего несколько минут назад злость нахлынула на неё.       — Драко. Послушай, я… не хочу ссориться. Но я не дура, понимаешь? Я играю её год за годом, потому что так надо, но сейчас мне кажется, я тебя потеряю, если мы откровенно не поговорим, — впервые за долгое время я смотрю на ту самую Пэнси Паркинсон, которой увлёкся на третьем курсе, и почти не верю в то, что эта стервозная гордячка всё ещё жива внутри моей расчётливой холодной жены. И гиппогриф меня задери, ей не всё равно. Небезразличен наш брак. Небезразличен я?       — Что за бред ты несёшь, Пэнс? Хочешь поговорить? Говори, я весь обратился в слух. Только объясни уже внятно, что не так. Что тебя тревожит? — я смягчаюсь, корча из себя святую невинность. Разыгрывая карту хорошего мужа до конца, а что, блядь, ещё мне остаётся?       Грейнджер сейчас не готова к моему разводу. Она еле-еле вернулась из необходимости... Нуждаясь исключительно в похоти. Любой намёк на серьёзные намерения с моей стороны напугает бравую гриффиндорку до усрачки. К тому же я банально не готов дать жене выиграть и почувствовать себя правой. Мы расстанемся так и тогда, когда я решу. Когда буду готов ко всему, и ни минутой раньше.       Пэнсифора утирает засохшие слезинки, дабы придать ситуации драматизма, а потом вновь вздыхает:       — У тебя кто-то есть? — взгляд её колет иголкой, но я слишком толстокожий, к сожалению. Иголка ломается, не успев поранить ничтожные зачатки моей совести.       — Конечно, нет, — я смотрю в ответ не таясь. Какая ирония. Абсолютно открытый. Абсолютно циничный мудак. «Так надо». Всех слизеринцев этому учат. Делай что должно и извлекай максимум выгоды из ситуации. А затем лги, потворствуй и обманывай, дабы извлечь ещё немного.       — Тогда возьми меня. Трахни так, чтобы я поверила, — я слышу явный вызов и с трудом сдерживаюсь, чтобы не захохотать. Эти милые женщины, Салазар! Хрупкие наивные создания, даже несмотря на всю их напускную с-сучность… ой, сущность.       Знала бы ты, моя прелестная, дорогая жёнушка, насколько я в состоянии тебя сейчас трахнуть. Вот только перед глазами у меня окажется не бледное кукольное личико, размалёванное дорогущей косметикой, увы.       Я беру её за волосы и притягиваю к себе. Мы не целуемся, нет. Мы выписываем слово «заебало» языками друг у друга во рту. Но это действительно страстно, сего не отнять. Сгребаю её в охапку и аппарирую в спальню.       — Разденься для меня.       Пэнс отрешённо улыбается, пытаясь изобразить роковую женщину. Она сбрасывает шёлковый халат на пол, демонстрируя точёное тело. Слишком идеальное. Без единой растяжки, без родинок, без веснушек. Не знавшее плебейского загара — удела магглов и полукровок. Моя жена подобна фарфоровому изваянию — хрупкая, бледная, насквозь фальшивая. Красивая — это факт.       — А теперь раздень меня.       Пэнси чуть закусывает щёку изнутри, но подходит ближе. Раньше я никогда столь явно не приказывал. Партнёрские отношения и скучное равноправие в постели — наше всё. И куда чаще именно она сверху — ей так проще и быстрее кончить. А уже потом я в тупую мастурбировал при помощи чужого тела, доводя себя до оргазма. Не сказать, чтобы это неприятно. Простая механика, зато все довольны. Быстрая разрядка, дающая иллюзию счастливой семейной жизни. Нормальной семейной жизни, что немаловажно.       Справившись с моей одеждой, мы вновь яростно обмениваемся слюной. Неистово демонстрируя актёрское мастерство. Симулируя отчаянную похоть, о да… это почти весело.       — Ты хочешь меня? — наивная крошка пошла ва-банк? Становится всё интересней. Как будто она не знает, что в подобных ситуациях задавать столь глупые вопросы попросту неуместно.       Тупо киваю, изображая исступлённое желание. Ласкаю её до стонов, затем умело опрокидываю на кровать. Наваливаюсь сверху и впервые за все годы нашего брака не проверяю готовность. Тупо вхожу и принимаюсь жёстко драть. Как будто это в порядке вещей. Она терпит, постанывает, даже пытается подмахивать… умилительно.       А я как будто вновь чую тот самый запах, которым наслаждался в лифте утром. И это рвёт крышу начисто. Я ускоряюсь, хотя, казалось бы, куда ещё-то? Беру её раз за разом, этого она хотела, так? Об этом просила? Доказать что-то при помощи секса… Признаться, не ожидал подобного. Ну вот правда.       Секунды щекотливого удовольствия сливаются воедино, превращаясь в минуты, и мне уже наплевать на всё. Я вторю собственным движениям, абсолютно не обращая внимания на то, как трепещет подо мной худое тело. Смоль гладких волос рассыпана на белоснежных подушках, я рычу, отпуская себя. Вот-вот кончу.       Да только цепкие коготки моей партнёрши впиваются в руку, приводя меня в чувства. Вынуждая отвлечься от нестерпимого желания получить своё.       Замираю. Трезвею. Прихожу в себя.       Осознаю, что тонкие острые пальчики жены пытаются убрать мою руку с её шеи. Я забылся настолько, что начал её душить? Вот ведь… Грейнджер, к слову, это нравится.       Убираю руку. Плавно, словно в замедленной съёмке.       — Прости. Увлёкся, — голос звучит хрипло, но впервые за сегодня искренне.       Пэнс отталкивает меня, выбираясь из постели.       — Придурок! Решил наказать меня таким образом? Это низко даже для тебя!       — Пэнси…       — Катись к драклам! — она, не подбирая халата, вылетает из спальни, громко хлопнув дверью.       Сажусь на пол. Улыбаюсь себе под нос, представив немую сцену: голая миссис Малфой повергает в небывалый шок домовых эльфов. Вот только моё мрачное веселье граничит с паникой. Что, блядь, со мной не так? Когда я переставал отдавать себе отчёт во время секса?       Достаю из вороха брошенной одежды те самые успокоительные трусики. Пэнси не скоро сюда вернётся, а значит, нечего прятаться. Хотя сильнее испортить отношения с супругой вряд ли сейчас возможно.       Мне надо бы кончить, но как назло больше не стоит.       Впервые замечаю тончайший след магии на мускусном кружеве. Не похоже на мощь Гермионы… Странно.       Достаю палочку и произношу Фините инкантатем. И тупо... молча... охуеваю. Трусики становятся меньше на несколько размеров.       В лифте сегодня была не Гермиона.