Дочки-матери

      Вылетаю из отцовского кабинета и изо всех сих хлопаю дверью. Хотелось бы вложить в удар ещё больше негодования, но не вышло. Едва ли отступившая ярость вновь вернулась и буквально закипает в крови.       Когда одна дверь закрывается — распахивается следующая. Буквально. От удара дрогнула ручка соседней комнаты, дав мне небольшой обзор на родительскую спальню.       Я застываю. Долго стою на месте, уставившись в до боли знакомый клочок кружева, виднеющийся сквозь узкий проём. Эти же трусики я стаскивал с задницы Роуз в наш первый раз. И вот они на полу, в комнате моего отца. Прекрасно. Просто прекрасно.       Первое желание — пойти и вынести моей… я даже не знаю… бывшей?.. девушке мозг. Не уверен в фигуральности своего выражения. Мне хочется рвать, мать его, и метать. Орать и зверствовать, возможно снова физически. Даже по-маггловски.       Кое-как беру себя в руки. Заставляю себя отойти.       Поговорить с матерью, вот что мне действительно нужно. Она всегда умела успокоить и утешить. Хотя после сегодняшнего утешение может понадобиться ей самой.       Неловко стучусь и, не дождавшись ответа, вхожу. Мама, стоит отдать ей должное, выглядит великолепно. Ничто в ней не говорит о произошедшем всего час назад скандале с рукоприкладством.       — Дорогой, — робко улыбается она, подняв глаза из-под идеально уложенной чёлки. — Я так рада тебя видеть.       Она сидит за туалетным столиком. В руках какая-то мазь, которую мама поспешно откладывает.       — Я тоже. Жаль обстоятельства не очень. Ты в порядке?       — О, конечно же, я в порядке, — отмахивается мама, словно ничего страшного не произошло.       — Только не говори мне, что он прав, а?       — О чём ты, доро…       — Не говори, что спустишь это на тормозах, мам. Ему нет прощенья за столь мерзкий поступок. Ты не можешь просто проигнорировать это… это…       — Скорпиус, — она тяжело вздыхает, и я впервые вижу усталость в её глазах. Непривычно… и так тоскливо смотреть на это.       — Уходи от него. Он не любит никого, кроме себя.       — Ты не понимаешь, сынок, ты не знаешь…       — Я знаю слишком много! Я знаю, как и с кем он изменял тебе. Мы сможем его шантажировать. Я поставлю ему ультиматум, только скажи, что готова уйти.       — У нас подписан брачный договор, Скорпиус. Он вечно твердил, что никогда меня не отпустит. Не то чтобы я стремилась уходить, ты не подумай.       — Даже если это так, я не тот, кто осудит.       — По контракту я теряю права на всю собственность Малфоев. На деньги, имущество и… на тебя.       — Ну я-то не щенок какой-нибудь, не диван! Как это ты теряешь право на меня?       — После совершеннолетия ты волен общаться со мной, если пожелаешь, но до этого, если бы мы с отцом развелись, я вряд ли могла бы даже видеться с тобой.       — То есть ты хочешь сказать, что это животное…       — О нет! Послушай, твой отец вовсе не животное. Я и не думала о разводе, когда выходила замуж. Меня вполне устраивали условия брачного договора. Они, как бы это сказать, довольно стандартны для чистокровных. Я лишь хочу обьяснить, почему была столь слабохарактерной в последние годы.       — Ты всё знала, да? О его похождениях?       — Отчасти. Сперва безумно истерила и закатывала скандалы, пока ты был на учёбе. Тогда-то Драко и напомнил мне о бумагах. Пойми, я ни дня не работала за всю свою жизнь.       — Быть матерью и хозяйкой поместья — тоже работа.       Мама впервые тепло улыбается мне, чуть кивая.       — Возможно, он прав. Твой отец. Не знаю, смогу ли я в корне изменить привычный образ жизни, с которым буквально срослась за последние двадцать с небольшим лет. Я, наверное, кажусь тебе слабачкой.       — Слабость для женщины не порок. Это скорее хрупкость. Как бы то ни было, я помогу тебе, слышишь? Помогу уйти от него и сохранить при этом состояние. Ты только успокойся и не… плачь, прошу тебя.       Мама украдкой смахивает подступившие слёзы и протягивает тонкие руки для объятий. Как же мне их не хватало. Сжимаю её тонкий стан в ответ, пытаясь забыться.       — Ты правда пойдёшь против отца ради меня? — от неё пахнет фрезиями и мускусом. Нежность маминой кожи успокаивает и придаёт уверенности.       — Конечно.

***

      Долго топчусь на пороге, не зная, что дальше делать. В отеле я обнаружил записку от Роуз о том, что мать вынудила её вернуться в отчий дом. Но она вроде как и сама не против. И ни слова о том, что действительно произошло. Как будто главная сейчас проблема заключается в том, как отреагируют наши отцы на наши с ней отношения. Невероятно, как легко ей удаётся притворяться, или, может, это так кажется на пергаменте?       Я практически дошёл от отеля до Гриммо, но затем аппарировал сюда. К дому мистера и миссис Уизли. К дому больше-не-Рози-а-Роуз.       До последнего тяну с посланием патронуса. Серебряное марево словно застывает у её окна на втором этаже, всё же проникая в итоге внутрь.       Рыжая макушка мелькает в полумраке за стеклом. Окно чуть приоткрывается вверх, а затем уже изящная, небольшого размера лиса высовывает мордочку и тянет носом вечерний воздух. Я запоздало замечаю небольшой витой куст, тянущий зелёные лапы по стене дома от живой изгороди. Она по этому собралась спускаться? Ну что за тупейшая идея!       Ругнувшись про себя, впопыхах достаю волшебную палочку.       — Вингардиум Левиоса!       Невидимый поток воздуха и магии сперва подхватывает лисичку, которую я затем бережно левитирую на траву неподалёку.       — А нормально выйти никак? Через дверь, скажем?       Роза начинает принимать человеческий облик и, вот неожиданность, оказывается предо мной совершенно голой. Мы подобным образом флиртовали, дразня друг друга наготой ещё во время учёбы в Хогвартсе. Сейчас это кажется мне несусветной глупостью, нисколечки не забавной. К счастью, её окна выходят на задний двор, защищённый от соседей высоким зеленящимся забором. Она чуть прикрывает бледное тело, вытаскивая палочку из мешочка на запястье. Я стараюсь смотреть лишь на веснущатые плечи.       Чувствую себя идиотом, пока она быстро наколдовывает тёмную накидку-мантию. Набросив её, Роуз бросается мне в объятья.       — Я знала, что ты придёшь! Так соскучилась по тебе.       Пытаюсь отойти хоть на шаг. Рассмотреть её лицо, глаза. Скомканно отстраняюсь, почти отталкивая её. С виду — ни единого признака сожаления или тревоги. Даже нет того виноватого выражения, присущего ей с недавних пор.       Она не сразу понимает, что что-то не так. А я всё выискиваю отголоски того, что она от меня скрывала. Что врала мне, притворялась, будто бы всё в порядке. Что полезла буквально этим утром к моему отцу! Что оставила ему своё блядское нижнее бельё на память.       — Скорп… Что-то случилось? Ты был у родителей?       — Да, — я будто бы слышу свой голос со стороны. Словно это не я шевелю собственными губами. Не я отвечаю на её вопросы совершенно спокойно. Без агрессии, без ненависти.       Девчонка возомнила себя самой умной и хочет поиграть? Что ж… Любой каприз, крошка Роуз, любой каприз.