Дочки-матери

      …все вокруг всегда виноваты в твоих проблемах.       …душная, неуверенная в себе маленькая девочка… больше не хочется оберегать.       …мы с Алом поспорили.       …надеюсь, хотя бы тебе было приятно.       …мне уже всё равно.       …никто из нас друг другу ничего отныне не должен.       Я не люблю тебя.       Никогда не любил, просто убивал время.       Из-за нахлынувших слёз буквы перед глазами расплываются. Я многого не понимаю из письма Скорпиуса, но главный его посыл лежит на поверхности. Холодный, ядовитый и злой, заключающий в себе элементарный смысл. Истину, которую я сознательно игнорировала столько времени.       Дышать нечем. Буквально. При этом мне не хватило сил и терпения закрыть окно после того, как сова улетела, получив заработанный кнат. Воздух словно мёртвый, я пытаюсь вдохнуть поглубже, но лёгкие лишь отвечают новым спазмом. Унять всхлипы становится сложнее, потому тело просто медленно сползает по стене на пол.       Это всё было не по-настоящему. Он врал, чтобы выиграть спор. Чтобы самоутвердиться… А я…       Мерлин, почему это настолько больно?! Каких-то полчаса назад я была уверена, что хуже быть не может. Каких там… Никогда ещё такого не чувствовала. Как же болит голова…       Успокоительная настойка сдалась уже в тот момент, когда почтовая сова забилась в моё окно. Я знала, что это от Скорпиуса. Он всегда педантично складывает пергамент, а не сворачивает, как остальные. Он привык отличаться, быть лучшим и получать самое лучшее. Дочитав письмо, я поняла, что он привык получать всё. Чего бы ни пожелал.       В голове просто не укладывается… Я тужусь, чтобы осознать всё, принять реальность, но никак… Мозг отказывается, будто частей головоломки попросту не хватает, чтобы её собрать.       Мне казалось, что мы всё это время играли с ним на равных. Сейчас я понимаю, что была обычной пешкой на шахматной доске в руках гроссмейстера. Разменной фигурой.       Я думала, что знаю и понимаю его, но… на самом деле это он понимал. Видимо, гораздо больше из того, что я пыталась показать.       Ловлю себя на том, что уже несколько минут бьюсь о стену затылком. Этого недостаточно, нужно сильнее. Зубы не находят живого места между ран на том, что когда-то было моей нижней губой. Поэтому я прикусываю щёку.       Если то, что было у нас, с лепестками роз, свечами и его взглядом, — не правда, то что тогда вообще правда? Зачем тогда всё?       Нет, он не мог. Не мог же он врать в Америке. Засыпать со мной в обнимку, носить меня на руках, целовать перед сном, а утром приносить мой любимый кофе…       Или ему просто было удобно со мной? Сначала в школе, а потом при поступлении. Что, если мы действительно не более чем привычка друг для друга. Если это так, то я в полнейшей зависимости.       Пергамент в моих руках помялся. Я уже не понимаю, буквы плывут из-за моих слёз или это чернила поплыли от них. Смысл некоторых фраз всё ещё не доходит до замутнённого сознания, но какая в принципе разница.       Неудобная, но правда. Так он сказал. И я ведь действительно знала, что наша с ним история просто не может закончиться хорошо. Я ведь на самом деле никогда не верила в нас. В искренность его любви…       Заставляю себя встать, чтобы ещё раз посмотреть в ненавистное зеркало. Оно висит на внутренней стороне дверцы шкафа, потому что пока я жила с родителями, я смотрелась в них, лишь когда одевалась. Из вынужденной необходимости.       И я была права. Эти щёки, губы, веснушки… Ненавистные жёсткие рыжие лохмы. Как такая может действительно нравиться? Как такую вообще можно полюбить? Вот именно… Я всегда знала ответы на эти вопросы.       Беру в руки палочку, чтобы обкорнать чёртовы волосы, но в последнюю минуту останавливаюсь. Мне ведь не станет легче… Это вряд ли уймёт ту непонятную боль в груди, которая словно дементор сидит у меня внутри.       Мне хочется сделать что-то действительно эффективное. Что-то, что могло бы заглушить рой мыслей и вопросов о Скорпиусе. Заглушить это сковывающее чувство тревоги и непонимания. Чувство беспомощности… ощущение, что тебя предали.       Я не виню его, нет. Он наконец перестал притворяться, что даже похвально. Кто действительно во всём виновата, так это я сама.       Самообман, глупость, наивность… слабость… Ты уродлива не только снаружи, Роза, но и внутри. И с этим нужно что-то делать.       Я, кажется, наконец понимаю, что именно. Только магией можно себе помочь. Это заклинание взрослые столько раз обсуждали, пока я была ребёнком, что кажется, у меня точно получится его применить. Человек, создавший его, умел мстить. Умел причинять боль врагам. Иронично, когда главный твой враг — это ты сама.       Мне просто необходимо выплеснуть наружу всё то, что сжирает меня изнутри. Кусать и царапать себя больше не помогает. Настойка давно не действует, и мне кажется, что, если я не сумею перевести внутреннюю душевную боль в физическую, я просто умру.       Поднимаю правую руку, взирая на себя в зеркало с искренней ненавистью. Дядя Гарри часто упоминал, что в тот момент он действительно жаждал причинить Драко Малфою боль. Желал нанести вред… И как же я, чёрт подери, его сейчас понимаю.       — Сектумсемпра!