обойдёмся без всяких сайтов и дрянных рассказов.

***

Парень подходит по нужному адресу, рассматривая чужую местность, запоминая окрестности, чтобы в следующий раз ориентироваться лучше.  — Район-то дорогой, видимо, — выплёвывает Егор, докуривая никотиновую палочку, выкидывает её, наступая носочком на бычок. — И куда же теперь идти? Вопрос остаётся открытым, ведь, кажется, тот заблудился. Придётся звонить инициатору встречи.  — Хоть бы ответил, — проговаривает про себя Ракитин, вздыхая, но ждать его не заставили, биолог быстро взял трубку. — Это ваш «любимый» ученик. Я, возможно, немножко заблудился. Егорка рассказал ему, где и рядом с чем примерно стоял, а Артём Сергеевич в свою очередь ответил, куда дальше идти.  — Понастроили многоэтажек! Хуй поймёшь, какая из них нужная, — ругается про себя Ракитин, находя наконец-то дом учителя, заходя в подъезд. — Хоть бы провалился этот дом, как и блядский препод! В лифте поднимался младший долго, ибо Артём Сергеевич жил на последнем этаже.  — А говорят, что зарплата у учителей маленькая! Я заметил, — с сарказмом говорит Егор, выходя на десятом этаже. Дверь биолога была заметна, ибо она единственная загадочно приоткрыта. Когда младший медленно открыл, то за ней стоял его учитель.  — У вас просто, ахуеть, какой огромный район и подъезд! — удивляется до сих пор Егор, жестикулируя руками, возмущаясь, но позже его взор перешёл на более интересную картину. Его преподаватель был одет в светло фиолетовую, незаправленную рубашку, на которой элегантно выделяется цепочка аметистового цвета. А ещё рубаха была больше его самого в раза три. Чёрные, просторные штаны, которые были немного порваны в коленях, а ещё на голове покоилось птичье гнездо. Видимо, учитель не особо парился в плане внешнего вида, но даже это выглядело по-своему мило и довольно уютно. В руках у того держалась кружка тёмного цвета, по запаху, вероятно, кофе, а в другой книжка, возможно, про биологию.  — Так, желательно в моей квартире не сквернословить! — сделал первое замечание Артём Сергеевич, а позже взглянул на наручные часы. — Ты опоздал на десять минут. Разувайся, скорее. Жду тебя на кухне.  — Ни тебе «здравствуй», ни «привет», — пробурчал Ракитин, изменяясь в лице, но взгляд так и шёл по пятам за его учителем. Разувается быстро, а после берёт рюкзак в руки и идёт в сторону, куда прошёл преподаватель. Его ученик идёт по большим и просторным коридорам, пытаясь понять, зачем такому маленькому, вероятно, одинокому учителю такая огромная квартира. Наконец выйдя на кухню, где и сидел уже Артём, готовясь к дополнительному занятию, тот заметил, что старший очень изменился. Стал более холодным и равнодушным. — Вы — лицемер. В курсе? — непринуждённо спросил Егор, кидая сумку рядом с ножкой стола, усаживаясь на соседний стул с учителем. Артём Сергеевич усмехнулся, смотря с хитрой улыбкой на присевшего. — С чего ты взял, Егор? — невинно спрашивает в ответ биолог, постукивая ручкой по столу. — Вы вели себя совсем иначе вчера, — с долей грусти произнёс Ракитин, поворачиваясь на своего преподавателя. — А ты бы хотел, чтобы я вёл себя так всегда, как вчера? — облизываясь, учитель с интересом смотрел на оппонента. — Нет, что Вы! Я не про это, Артём Сергеевич. Блять, просто таким, как вы были вчера — вам идёт лучше. Двуличность вам не к лицу, — оправдывается изо всех сил Егор, путаясь в своих словах, но видя, как скалится биолог, внезапно замолкает. — Расслабься, Егор. Это было специально. Просто такие связи вне уроков — нежелательны, ибо кто-то может много лишнего подумать о нас. И можно не выражаться в моём присутствии? — объясняясь, тот немного стал серьёзным, прекращая глазеть на своего ученика. — Но мы же ничем запретным не занимаемся, верно? Зачем кому-то верить этим не правдивым слухам, если это ложь? Егор правда не понимал этой херни. Он сейчас понял только одно, что учитель не виноват в том, что у его девушки и друзей язык без костей и мозгов не имеется, чтобы не придумывать дичь, которой на самом деле нет. Ещё младший понял, что преподаватель наоборот хотел этими холодными разговорами и перенесением встреч на дом не давать всем повода для обсуждения их занятий. И это ни в коем случае не является двуличностью или лицемерием, а лишь осторожностью и заботливостью. Неловко и стыдно стало на душе. — Если ты ещё не понял, Ракитин, то мы живём в таком обществе, где у нас не будут что-то выяснять и уточнять. Все просто начнут распускать гадкие сплетни, которые испортят нам обоим репутацию. Всем главное, как всё выглядит со стороны. Так что, да, мы ничем похабным и неприемлемым не занимаемся, но эти беспросветные дурни посчитают иначе. И, пожалуй, хватит на сегодня спрашивать у меня что-то, никак не связанное с биологией, хорошо? — кажется, учителя напрягает и раздражает беседа, либо тот попросту устал от такой тематики, поэтому даже разговор уже не хочет вести с Егором. — Прошу прощения. Я не должен был спрашивать лишнее, — извиняется вежливо Егорка, отворачиваясь немного от препода, ища место, куда можно было бы посмотреть, чтобы только не встретиться взором с голубыми, дьявольскими глазёнками. — И, извиняюсь, что считал вас лицемером. Я не такого о вас мнения. — Ты что, расстроился? Ну, золотце, не стоит воспринимать мои слова так близко к сердцу, — увидев, как помутнел Ракитин, то Артём Сергеевич даже расщедрился на какое-то ласкательное прозвище, слегка касаясь плеча Егора. Младший, сам не зная точной причины, начинает потихоньку, медленно осознавать, что его сейчас нежно позвали, но поворачиваться он не спешил, ибо по щекам с небольшим румянцем стекали горячие слезинки. У него на душе так вязко было, что все его мысли вляпывались в эту пучину и не мог тот ответить нормально на поставленный вопрос. Егорку разочаровал сегодня Артём, когда так грубо начал общаться с ним, буквально не замечая того в упор, а потом его лучший друг начал упрекать в том, что тот якобы частенько стал задерживаться у биолога. Плюсом наговорил уже бывшей девушке Ракитина, что младший как-то резко стал геем, из-за чего те расстались. День просто в пизду. Как тут не проронить ни одной слезинки? Всё-таки Егор ещё слишком молодой, чтобы уметь одному справляться со всем этим. Так что такое несдержанное действие с его стороны — вполне адекватно, хоть и странно. — Я не злюсь на тебя, если ты за это дуешься. Егор, это постанова, мы можем нормально общаться, но вне школы, окей? Егор? — уже не зная, как успокоить этого печального парнишку, продолжает пытаться завести беседу учитель, но заметив, что его ученик тихо всхлипывает и дёргается, то он сразу понял. — Ракитин, ты плачешь? Вставая резко со стула, препод подходит с другой стороны, чтобы увидеть хотя бы личико младшенького, но биолог не ошибся с подозрениями, ведь мордашка у того была заплаканная. — Не плачь, чего ты? К чему эти слёзы? — не понимая, что сделать, говорит преподаватель, но Егор всё так же сидел с тусклыми глазами. — Хотя бы скажи, из-за чего слёзки роняем? — Артём Сергеевич, мне стыдно, что из-за моей наглости и отношения к учёбе, мы вляпались в это дерьмо. Если бы я учил этот предмет изначально нормально, а не поливал вас говном на уроках, то сейчас бы не было такой ситуации, и вы бы не пострадали. Я расстался с девушкой, ибо она и мой лучший друг думают, что я гей, а они все жуткие гомофобы, да дело даже не в этом, а в том, что я всё просрал сам, но после произошедшего ещё и вас умудрился возненавидеть, думая, что во всём виноваты вы, — как провинившийся щенок, извиняется Ракитин, быстро выпаливая всё разом, не смотря на учителя. — Но это моя вина. — Что сделано, то сделано, я ни о чём не жалею. Если бы ты хорошо учил мой предмет, то мы бы не познакомились так близко, как сейчас, верно? — размеренно произнёс биолог, переваривая всё. — А почему друзья и девушка посчитали, что ты гей? — Потому что я много времени провожу с вами и это нездоровая хуйня. Они думают, что я тут сосу за оценки, — ничуть не стесняясь слов, но стыдясь сути, процеживает Егорка. — Во-первых, если они говорят о тебе за спиной, то это никакие не друзья тебе. Во-вторых, ты опять выражаешься неприличными словами. В-третьих, не хнычь, это не конец света, ты всегда можешь прийти ко мне и мы поговорим об этом, если хочешь. — расставляя свои аргументы и поддержку, загибал пальцы Артём Сергеевич, сидя перед расклеенным Ракитиным, но в голове всё только о том, как же хочется коснуться младшего. — В-четвёртых, почему они делают тебе плохо из того, чего даже не было? Золотко, давай-ка добавим им тем для разговоров? После этих слов биолог притянул к себе лицо своего ученика, двумя руками нежно хватая за скулы, касаясь сладких и влажных губ своими мягкими устами. Одной рукой придерживая щёчку Егорки, а другой держась за затылок, успокаивающе поглаживая сзади. Сказать, что Егор ахуел, так это ничего не надо говорить. Это было настолько неожиданно, но в самой глубинной клетке своего мозга, под самой коркой. Ракитин желал испробовать такое, столь неизведанное и приятное. Поцелуй не был страстным. Никак нет. Он был просто тёплым и нежным. В этой квартире был запах Артёма. Просто везде, но до этого такого ощущения не имелось, а сейчас, кажется, что именно аромат его учителя такой вкусный. Слияние без языка, но у младшего чувства были на максимуме. Запретный плод, о котором они будут помнить ещё долго. Очень долго не отрываясь от действа, Артём Сергеевич привстал, приподнимая в поцелуе своего ученика, подтягивая его за собой, держа при этом за шею. Совсем растаявший от этого Егор сел на кровать биолога, смотря снизу вверх на сверкающие глаза оппонента. Внезапно стало так жарко, словно воздух в этой квартире был истрачен и накалён. Учитель долго смотрел на парня, ждущего и жаждущий чего-то большего. Такой расслабленный и соблазнительный Ракитин, что в горле пересохло. — Малыш, ну что, будешь отрабатывать пятёрки? Или так и будешь тупить? — вопрос застыл в голове младшего на секунд пятнадцать, а после он понял, на что намекает его преподаватель. — Учить что-то ты всё равно не будешь. Недолго думая, Егорка резко схватился правой рукой за бугорок ниже пояса, нарастающий с каждой секундой всё больше, чем заставляя томно выдохнуть учителя. — Ловко, — выдохнул немного Артём. — Продолжай. Глаза Егора горят яркими звёздами и искрами, которые завораживают всю атмосферу ещё больше. Сердце выскакивает и не может биться ещё чаще. Неопытные пальчики нащупали ширинку, спуская вниз застёжку со звонким звуком. Неловко приспуская джинсы до колен, видя перед собой белые боксеры с надписью известного бренда, но ещё более интересное зрелище, так это выпирающий орган, который всё твёрже. Выше трусов виднеется что-то чёрное. Кажется, какой-то рисунок. Рисунки. Боже. — Это что, татуировки? — в ступоре спрашивает Ракитин, сглатывая слюну, видя различные тату, а когда приподнял рубашку, то увидел ещё больше их, удивляясь, что у учителя они вообще есть. — Да. А это член, который ждёт тебя, золотце, — серьёзно проговаривает Шатохин, указывая глазами на свой прибор. Рука тянется к члену учителя, но не касается, ибо страшно. До этого была какая-то мнимая уверенность, но сейчас это всё развеялось, будто перед ним вновь тот же строгий и холодный преподаватель, с которым у него ничего нет и не должно быть. Старший видит, как волнуется и слегка трясётся его ученик. — Золотко, давай, я помогу, — говорит биолог, тянет свою руку к чужой, хватаясь нежно, взяв ручку Егора, он сам трогает ею своё достоинство. — Продолжай сам, а-то так и на тройку не наработаешь. Свою Артём Сергеевич убирает и бледная рука Ракитина остаётся на половом органе препода. Егорка робко начинает брать бугорок через ткань нижнего белья, а после прикрывает глаза и заменяет руку, прикладываясь языком к тёплому месту, облизывая сверху донизу твёрдый орган биолога, стимулируя рукой. — Умница, Егор. Его учитель тихо выдыхает, получая максимально большое удовольствия даже через тонкую ткань боксеров. Ракитин продолжал посасывать член, слюнявя трусы. Целуя в последний раз возбуждённое место, ученик стягивает боксеры к джинсам, а после он уже ничего не помнит. Всё, словно в тумане, а вспоминается расплывчато и смазано. Всплывает только хитрая и довольная улыбка преподавателя, а ещё стоны и вздохи в комнате. А после самый громкий стон Артёма, после чего тот ощущал наслаждение, чувство откровенности и эйфории в одном флаконе. А ещё то, что Шатохин привстал на колени, чтобы сделать такое же удовольствие Егору. Стягивая с того джинсы, сразу берёт в рот набухший орган своего любимого ученика. Доводя того до разрядки, проглотил всё до последней капли. Как же всё это пошло и извращённо, но мечты Тёмы были исполнены. Так что, он точно не будет жалеть о чём-то. Вопрос в том, будет ли жалеть Ракитин. Егор не помнил, как после всего действа учитель притянул его к себе и продолжительно целовал, сминая сладостные уста оппонента. Так мокро и яро, что даже останавливаться не хотелось. Но, когда Артём устал, то просто прилёг с Ракитиным на кровать, не отрываясь друг от друга, продолжая изучать чужие полости рта. И, боже упаси, как же было хорошо и приятно ощущать себя в руках Артёма. Никакие женские руки не заменили бы ему Шатохина. Младший вымотался и был, словно сонный котёнок, из-за чего уснул раньше, располагаясь на плече старшего. Однако тот не мог уснуть, поэтому привстал аккуратно, чтобы не разбудить спящего парнишку, беря телефон того из кармана, ибо если его мама будет волноваться и тревожиться, то это плохо кончится. Разблокировав телефон отпечатком пальца Егора, он нашёл мать. В переписке писала только она, а ученик, видимо, не удосужился даже отвечать, но это уже не его дело, поэтому написав что-то вроде того, что он у друга, тот отложил гаджет обратно. Накрыв своего мальчика одеялом, Артём Сергеевич легонько чмокнул того в лоб, прошептав: — Молодец, ты заработал свою первую пятёрку по биологии. Спи, золотце, — произнёс препод, уходя на кухню, чтобы покурить. По дороге на балкон, берёт свой предмет связи и набирает Фёдору. Закрываясь, закуривает и ждёт, пока тот ответит. И наконец-то на другом конце ответ: — Как ты, дружище? Как Егорка? Уже ушёл, наверное? — говорил навеселе Приходов, расспрашивая Тёму. — Да, ушёл. Ушёл на мою кровать, — лаконично говорит Артём, выдыхая белые клубы дыма. — Я не сдержался. Это прозвучало так, будто ему было стыдно и он каялся. — Чёрт, Тёма. Тебя нельзя оставлять дома с кем-то, кто тебе нравится. Как ты вообще смог что-то сделать с тем, кто, вроде как, отпетый натурал? Удивляюсь тебе. Но всё же, что там такого произошло, что дошло до секса? — просто ахуевая от слов своего кореша, спрашивал Федя. — Видимо, не отпетый. Егор пришёл какой-то взвинченный, а потом оказалось, что он перессорился со всеми, включая девушку. Ну и на моих глазах расплакался, я его пытался успокоить. Честно пытался! Ну, а потом, я не сдержал себя и поцеловал. Я не виноват, это всё его мордашка милая! — говорит Артём Сергеевич, докуривая до середины, продолжая рассказ. — Ах, да, у нас не дошло до секса. Ну, как тебе сказать... У нас было, но это не половой акт. — Боже, я всё же не вкуриваю тот момент, когда вы стали настолько близкими, что он начал плакать при тебе и рассказывать о своих проблемах. — ответил Фёдор, рассуждая. — Вау, даже до этого не дошло? Пиздец, Тём, только в этот раз не проебись с этим. Чтобы потом не жалел ни о чём. — Он рассказал мне обо всём из-за того, что всё это связанно со мной немножко. Короче говоря, его друзья и девушка считают, что он тут занимается непотребствами со мной за оценки. А я, вероятно, только подтвердил своими действиями их догадки. Блять, — начиная бояться за дальнейшее, произнёс биолог, выкидывая бычок. — Не паникуй. Тёмыч, сейчас главное установить правила с Егором, если вы хотите и дальше так... Общаться. Просто не давайте всем повода для обсуждений и всё. — успокаивает Фёдор своего друга, пытаясь донести до того суть. — Либо можете всё прекратить на корню. Имеется ввиду, можете продолжать общаться, словно между вами ничего не было. Ладно, поговорим завтра об этом. — Хорошо, до завтра. Спасибо, Федяй. — сказал учитель, прощаясь, сбрасывая звонок. — Словно между нами ничего не было. В пустоту повторил Артём, а после выходя с балкона. Заходя к себе в комнату, то в глаза сразу бросается беззащитное тело ученика. Так сладко спит. Не хочет Тёма, чтобы этого парнишки больше не было в его жизни. — Артём Сергеевич, вы мне, возможно, нравитесь, — еле-еле слышно прошептал Ракитин, но преподавателю всё прекрасно слышно. — Правда? — спросил в тон младшему Артём, косясь на то, как неподвижно лежит Егор. — Да.