Внутриутробно

2080, спустя три месяца Ее звали Викторией, хотя она всегда предпочитала Тори — по-хулигански и совсем не величественно. Волосы Тори отрезала спустя месяц нахождения в клинике. Тогда же уломала медсестру проколоть ей крыло носа и губу. Как будто вылетевшая из клетки птичка. Лу был не строг и позволял Тори все, в пределах, конечно, разумного. А также настойчиво рекомендовал изучать экономику и политику страны, состояние атмосферы и основы технического прогресса. Девушка охотно заедала бутерброды с авокадо энциклопедиями, часами сидела в разбитом у клиники саду, смотря познавательные передачи, да и смотрела на Лу, как на бога. Лу смотрел на себя в зеркало почти так же. Получилось. Получается. *** Миновал первый триместр, и, по прогнозам, наступило то самое время  — время установления связи с ребенком. Тори ерзала в кресле, пока Лу осторожно крепил к ее голове провода и датчики. Машину сконструировать было проще, чем создать сыворотку. Больше сказать, машина была готова еще на первом этапе разработки проекта. Пылилась в кладовой и, наверное, успела тысячу раз потерять надежду на успех. Этой машине следовалось считывать мысли еще не рожденного ребенка и преобразовать их в бегущий по экрану текст. Ни у кого не было уверенности, что ребенок вообще будет говорить. Надеялись уловить какое-либо колебание, хоть призрак реакции. *** Тори нахмурилась, вспоминая наставления исследовательской группы. Она начала с приветствия и объяснения ситуации. Что-то вроде «привет, малыш, ты еще не родился. Я твоя мама, давай я расскажу тебе о жизни». Машина молчала. Тори чувствовала легкое головокружение и жар. Сыворотка неведомыми ей путями доносила мысли до мозга ребенка. Процесс неприятный. Но то, что эти симптомы есть, означало еще и то, что сыворотка работает. — Попробуй еще раз. Сконцентрируйся. Хочешь, все выйдут? — Лу посмотрел на девушку и дотронулся до ее лба. Температура постепенно повышалась; надо было заканчивать. Однако ученому до жути не хотелось делать шаг назад. И ждать. Еще ждать. Спустя два часа Тори оставили в покое. Она сняла с губы сережку и задумчиво погладила живот. На секунду мир (а вместе с ним и клиника) потерял свои краски. Голова еще кружилась, и все оставили ее в покое — приходить в себя и готовиться к новой процедуре. Тори чувствовала себя разбитой и немного глупой — надо было лучше изучить договор, внимательнее слушать Лу, когда он говорил о сыворотке. Больше понимать, что тут творится. Риск риском — она должна была умереть еще в самом начале, — но именно в эту секунду до ужаса не хотелось потерять ребенка и жизнь. Жаль, на свободе шансов выжить почти нет. Лу бесшумно приоткрыл дверь и замер, прислушиваясь к тихим всхлипываниям. Ученый мог только догадываться о причинах, но все же попросил группу усилить охрану и приготовить самый вкусный торт. Чтобы Тори думала только о хорошем. *** Она посылала ребенку мысленные сообщения каждый день. Строго после еды, чтобы не сильно голова кружилась. Короткими, емкими предложениями. Она говорила о себе, о мире, о том, как живут люди. Рассказывала, что его ждет. Лу видел, что девушка нашла в этих разговорах отдушину. Они оставили ее на несколько недель. Следили за состоянием, но не более. У Луиса чесались руки, но он не мог повлиять на протекание беременности. В своем кабинете ученый сотню раз переписывал победную формулу и мечтал о том, как изменится их мир. И скромно черкал эскиз своего памятника. Надеясь, что тот будет поставлен не посмертно. *** Шел четвертый месяц беременности. Тори в уже знакомом кресле, среди уже знакомых датчиков и ставших почти родными членов команды. Машина, ответственная за передачу мыслей ребенка — в коллективе ее прозвали Сенсой; у этого не было причины, но кличка прижилась настолько, чтобы была выгравирована на стальном боку, — занимала большую часть тесной комнатки и задумчиво молчала. Молчали и люди. Тори вновь хмурилась, занимаясь только ей понятными вещами. Она попросила малыша поздороваться. Спустя минуту на экране высветилось: «привет». Сердце Луиса пропустило удар и тут же забилось с невероятной скоростью. В этом «привет» было начало новой эпохи. *** Все покатилось, как снежный ком. Тори говорила с ребенком, ребенок говорил с учеными, ученые судорожно записывали все данные, скрупулезно изучали состояние плода, состояние матери. Просчитали уровень развития ребенка. К восьмому месяцу беременности малышка — УЗИ показало, что это девочка — думала, как семилетний ребенок. Тори не всегда говорила с ней про себя. Однажды Луи, решив самостоятельно доставить девушке ужин, застал ее монолог. Он хотел было уйти, смущенный интимностью момента, но насторожился: — Малышка, знаешь, думаю, тебе не стоит рождаться. Я не знаю, слышишь ли ты меня, симптомов работы сыворотки нет, но, возможно, я скажу тебе это чуть позже. Ты как подопытный кролик. От подопытной крольчихи. Я не хочу тебе такой жизни. Знаешь, для чего это все делается? Чтобы ты могла решить. Ты и такие как ты. Рождаться… или нет. И мне кажется, тебе лучше не родиться. Луис не находил себе места уже третьи сутки. Плохо спал, ничего не ел и ходил на работу, словно на каторгу. Он не мог допустить, чтобы первый ребенок не родился, но понимал, что слово этого самого ребенка и будет решающим. Было столько пропусков в конечном уравнении. Родится ли малышка с сознанием семилетнего? Или растеряет все, что знает, как только покинет утробу? Будет ли она развиваться быстрее с помощью информации, полученной от матери? Или это будет просто младенец, не помнящий даже своего жизненно важного решения? Луис честно пробовал поговорить с Тори. Тори честно пробовала объяснить Луису, почему не может допустить, чтобы этот ребенок родился. Они ни к чему не пришли, оба оставшись недовольными; нервы каждого на пределе, срок родов приближался. Тори, осознавая это, на последнем сеансе с Сенсой задала-таки малышке самый главный вопрос. На экране засветилось: «я не хочу рождаться». Ошалевшие практиканты документировали запись. Лу позже приказал уничтожить все доказательства. Последний сеанс был стерт, Тори, как казалось, ничего не подозревала. *** Как казалось. Потому что за день до предполагаемых родов Лу зашел в ее комнату и увидел много-много крови. И бледную девушку, руки которой, представляя собой кровавое месиво, бережно покоились на животе. Тори не дышала.